Вскоре вода становится розовой и стекает с линзы в чашку Петри. Бендершмидт и Макс обмениваются взглядами и кивают друг другу. Полученный образец их полностью устраивает. Они снимают хирургические перчатки, и один из лаборантов уносит их.
— Мы также возьмем небольшой образец крови с рубашки и сравним с уже полученным, — говорит Кайл, обращаясь ко мне. — Затем тщательно исследуем образцы. Это займет время. Нам придется поработать ночью.
Что я могу на это сказать? Конечно, мне бы хотелось получить результаты, причем именно те, которые мне нужны, немедленно. Но я благодарю Бендершмидта и Макса. Покинув здание, мы с Фрэнки ездим по центру Ричмонда в поисках какого-нибудь уютного кафе. Найдя подходящее, заказываем чай со льдом и сэндвичи и, сидя за столиком, стараемся говорить о вещах, которые не имеют никакого отношения к крови и тестам, но это невозможно. Если образец с линзы фонарика совпадет с образцами, взятыми с рубашки, истина по-прежнему будет невыясненной, и многие вопросы останутся без ответов.
Однако, если образцы крови не совпадут, Куинси Миллер выйдет на свободу — если только он в итоге сумеет это сделать чисто физически.
А что же отпечаток большого пальца? Он не сможет автоматически вывести следствие на того, кто нажал на спусковой крючок, если только не удастся доказать, что фонарик находился на месте преступления. Но, если образцы крови не совпадут, значит, фонарика там не было, и Фицнер просто подбросил его в багажник машины Куинси Миллера. Во всяком случае, мы так думаем.
По дороге из Саванны в Ричмонд мы с Фрэнки обсуждали вопрос о том, следует ли нам сообщить Тафтам, что в одном из стенных шкафов принадлежащего им дома обнаружен человеческий скелет. Когда мы рассказали о своей находке шерифу Каслу, он не проявил к этой новости большого интереса. С другой стороны, возможно, у Тафтов имелся родственник, который пропал много лет назад, и это могло бы стать разгадкой тайны. Но они испытывали такой ужас перед заброшенным строением, что вряд ли их обрадовало бы сообщение еще об одной загадочной, мистической смерти.
За кофе мы решаем, что эта история все же слишком яркая и колоритная, чтобы просто забыть о ней. Фрэнки отыскивает номер мобильного телефона Райли Тафта и звонит ему. Тот как раз закончил работу в школе и очень удивлен тем, что мы находимся уже так далеко, вместе с обнаруженными нами уликами. Фрэнки объясняет, что улики в основном теперь лежат у шерифа, а мы взяли с собой лишь то, что нужно нам. Он также интересуется, не пропадал ли кто-нибудь из семейства Тафт, например, за последние лет десять.
Райли желает знать, чем вызван вопрос.
С усмешкой на губах и веселой искоркой в глазах Фрэнки рассказывает, что́ мы обнаружили в доме вчера утром, кроме того, что искали. Он говорит, что в стенном шкафу в спальне, расположенной в восточном крыле дома, находится совершенно целый человеческий скелет, и в вертикальном положении его удерживает пластиковый шнур, обвязанный вокруг груди, точнее, того, что от нее осталось. Фрэнки добавляет, что это, вероятнее всего, было не самоубийство — скорее убийство, но не путем повешения, хотя наверняка ничего сказать нельзя.
По реакции Райли ясно, что рассказ Фрэнки вызывает у него шок. Фрэнки ухмыляется и только что не хихикает. Разговор затягивается. Райли обвиняет Фрэнки в том, что тот пытается разыгрывать его. Фрэнки все больше входит во вкус и заявляет, что выяснить правду легко — нужно проникнуть в дом и заглянуть в стенной шкаф. Он даже убеждает Райли, что ему и Уэнделлу следует отправиться в заброшенное строение как можно скорее, забрать оттуда скелет и устроить ему достойные похороны.
После этих слов Райли, взвыв, начинает сыпать ругательствами. Когда он наконец успокаивается, Фрэнки извиняется за то, что сообщил ему плохую новость, мол, он-то думал, что Райли и Уэнделлу надо об этом знать. И добавляет, что, возможно, с ними свяжется шериф и захочет осмотреть заброшенный дом. Выслушав ответ, Фрэнки усмехается:
— Нет, нет, Райли, я бы не стал его сжигать.
Райли Тафт снова изрыгает поток брани. Фрэнки отнимает телефон от уха и перестает его слушать. Лишь время от времени он, приблизив к губам микрофон, вставляет в льющуюся из телефона лавину ругательств:
— Нет, Райли, послушайте, не надо его жечь.
Когда разговор наконец заканчивается, Фрэнки почти не сомневается, что в ближайшем будущем владельцы дома с привидениями превратят его в угольки.
Глава 45
В одиннадцать часов доктор Бендершмидт, закончив лекции, должен вернуться в свой кабинет. Именно там мы с Фрэнки, напившись кофе, его и ждем. Он входит с широкой улыбкой на лице и восклицает:
— Вы победили!
После этого падает в свое кресло и, теребя галстук-бабочку, с радостью сообщает нам чудесные новости.
— Образцы не совпадают. На фонарике вообще не человеческая кровь. Да, на рубашке Руссо человеческой крови много, она первой группы, как у пятидесяти процентов из нас, но это все, что мы можем сказать. Как я уже говорил, здесь у нас не лаборатория для проведения ДНК-тестов, а вам они и не нужны. Кровь на фонарике принадлежит какому-то животному, вероятно, кролику или другому небольшому млекопитающему. В своем докладе я все изложу как ученый, используя научные термины, но не сейчас. А теперь я тороплюсь, потому что не спал целую ночь, занимаясь исследованием образцов. Мне нужно успеть на двухчасовой рейс. Вы, похоже, не удивлены, Пост.
— Не удивлен. Я просто испытываю облегчение, потому что узнал правду.
— Миллер выйдет на свободу, верно?
— Все не так просто. Вы ведь знаете наши порядки. Чтобы добиться его освобождения из тюрьмы, нам придется выдержать несколько месяцев жестоких и кровопролитных схваток в суде. Но мы победим — благодаря вам.
— Самую тяжелую и неблагодарную работу проделали вы, Пост. Я всего лишь ученый.
— А что с отпечатком большого пальца?
— Хорошая новость заключается в том, что он принадлежит не Куинси Миллеру. Плохая — в том, что и не Фицнеру тоже. Кому — пока неизвестно, но криминалистическая лаборатория штата Флорида все еще продолжает копать. Вчера вечером они пробили отпечаток по своим базам, однако результата не получили. Это означает, что пальчиков человека, который брал батарейку в руки, в архивах нет. Им мог быть кто угодно — жена Фицнера, его домработница, кто-либо из сотрудников. В общем, тот, о ком вы никогда не слышали и кого не найдете.
— Но это ведь не важно, верно? — вмешивается в разговор Фрэнки. — Если фонарика на месте преступления не было, значит, настоящий убийца им не пользовался.
— Да, — кивает Бендершмидт. — Итак, что же произошло? Я подозреваю, что Фицнер убил кролика, взял у него какое-то количество крови и побрызгал ею на фонарик. Я бы на его месте купил в аптеке большой шприц и из него полил бы кровью линзу фонарика с расстояния в пять футов. Брызги прекрасно распределились бы. Фицнер дал крови высохнуть, потом взял фонарик рукой в перчатке, сунул его в карман, получил ордер на обыск машины Куинси Миллера и подбросил фонарик в багажник. Он слышал про Пола Норвуда, знал, что он за эксперт, и потому проследил, чтобы прокурор привлек к процессу именно его. За гонорар Норвуд был готов сказать все, что угодно. Он приехал в город, имея объемное резюме и внушительный послужной список, и убедил, скажем так, простодушных присяжных — в основном, насколько я помню, белых, — что убийство совершил ваш нынешний клиент.
— В составе жюри было одиннадцать белых и один чернокожий, — уточняю я.
— Сенсационное убийство, жажда справедливости, исключительно удобный подозреваемый с мотивом — вашего клиента подставили изобретательно и виртуозно. Куинси Миллер чудом избежал смертного приговора и получил пожизненный срок. Двадцать три года спустя вы, Пост, докопались до правды. Вы заслуживаете медали!
— Спасибо, но мы работаем не ради медалей. Для нас награда — это когда наш клиент выходит на свободу.
— Мне было по-настоящему приятно сотрудничать с вами. Дело просто фантастическое. Если я вам еще понадоблюсь, всегда буду рад помочь.
Уезжая из Ричмонда, я звоню своей любимой медсестре, и она передает трубку Куинси. Стараясь говорить просто и понятно, я объясняю ему, что теперь у нас есть весомые улики, благодаря которым он в один прекрасный день выйдет на свободу. При этом стараюсь сделать так, чтобы у моего клиента не возникло надежд на быстрое решение вопроса, и предупреждаю, что в ближайшие несколько месяцев, чтобы добиться его освобождения, придется совершить много разных юридических маневров. Куинси рад, благодарен мне, однако реагирует на мои слова вяло.
Нападение на него было совершено тринадцать недель назад, и его состояние улучшается с каждым днем. Куинси все больше понимает из того, что ему говорят, быстрее вспоминает нужные слова, а его лексикон становится богаче. Серьезная проблема заключается в том, что реабилитация должна проходить как можно более медленно. Ведь для Куинси восстановление здоровья и выписка означают возвращение в тюрьму. Много раз я пытался донести до медиков, что исключительно важно, чтобы они не торопились. Но пациенту хочется, чтобы процесс выздоровления шел как можно скорее, он устал от больницы, от бесконечных операций, игл и трубок. Ему хочется побыстрее встать на ноги и бежать от всего этого.
Пока Фрэнки гонит машину на юг, я подолгу разговариваю по телефону с Мэйзи, Сьюзен Эшли и Биллом Кэнноном. Идей у всех накопилось так много, что Мэйзи организует часовую телефонную конференцию, во время которой вся наша команда предпринимает мозговой штурм. Именно Мэйзи высказывает самое блестящее на данный момент предложение — использовать трюк, над которым она последнее время размышляла. Согласно законам штата Флорида ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении должны подаваться в том округе, где находится тюрьма, в которой содержится заключенный. По этой причине старый судья Планк буквально тонет в бумагах — ведь Коррекционный институт Гарвина расположен совсем рядом с его офисом, в захолустном округе Пойнтсетт. Он слишком загружен рутинной работой, чтобы испытывать к кому-либо сочувствие, и не заметит новых улик, даже если они будут очевидными.