Кармен Идальго пытается нажать на меня, определить источник слухов по поводу Кенни Тафта. Я объясняю, что это информация, не подлежащая разглашению. Разумеется, мне известно больше, чем говорю, но я юрист и хорошо понимаю, что такое конфиденциальность. Кармен Идальго просит судью, чтобы он потребовал от меня отвечать на ее вопросы. Кэннон протестует и читает присутствующим мини-лекцию о том, что в работе юриста есть тайны, подобные тайне исповеди, они не подлежат раскрытию ни при каких обстоятельствах. Судья Кумар отказывает Кармен Идальго в ее просьбе, и я возвращаюсь в зал, на свое место позади Куинси.
Доктору Бендершмидту, находящемуся в зале суда, не терпится покинуть его. Билл Кэннон вызывает его в качестве нашего следующего свидетеля, и начинается утомительная процедура установления квалификации Бендершмидта как эксперта. Через несколько минут судья Кумар, взглянув на Кармен Идальго, интересуется:
— Вы действительно хотите поставить под сомнение компетентность данного свидетеля?
— Нет, ваша честь. Штат готов принять документы, удостоверяющие его профессионализм.
— Спасибо.
Судья Кумар вовсе не пытается никого подгонять. Он полностью контролирует ход слушаний и, похоже, получает от этого удовольствие. На должности судьи Кумар всего три года, однако производит впечатление человека, абсолютно уверенного в себе и в своих действиях.
Кэннон опускает обсуждение ложных выводов, сделанных Полом Норвудом, выступавшим на процессе по делу Куинси Миллера в качестве свидетеля — об этом весьма подробно говорится в резюме по делу, подготовленном Мэйзи, — и сосредоточивается на уликах и доказательствах, предложенных нами. Теперь, когда мы имеем в распоряжении фонарик и оставшиеся на нем капли, у нас больше нет необходимости выдвигать какие-либо предположения и строить догадки. На большом экране Бендершмидт демонстрирует фото, сделанные недавно им самим, и сравнивает их с теми снимками, которые были представлены в качестве доказательства на судебном процессе двадцатитрехлетней давности. Капли на фонарике выцвели, хотя его линза явно была защищена от солнечного света. Профессор указывает на три самых больших по размеру пятнышка, а затем демонстрирует собравшимся полученные образцы. На экране появляются все новые снимки, в речи Бендершмидта чаще звучат жаргонные термины, распространенные среди криминалистов. Выступление профессора все сильнее напоминает скучную научную лекцию. Возможно, мне так кажется по той причине, что я с детства не в ладах с математикой, а также с точными и естественными науками. Но никого не волнует, скучно мне или нет. Судья жадно впитывает все, что говорит Бендершмидт.
Он начинает с элементарных вещей. Объясняет, что клетки крови человека отличаются от клеток крови животных. На экране появляются два снимка, и Бендершмидт окончательно превращается в лектора. На фото слева — сильно увеличенный эритроцит, взятый из пятнышка на линзе фонарика. На фото справа — выглядящий точно так же эритроцит мелкого млекопитающего — кролика. Человек тоже млекопитающее, и его эритроциты похожи на их аналоги животного происхождения, в том смысле, что у них также нет ядер. У рептилий и птиц эритроциты имеют ядра, у млекопитающих, в том числе людей, — нет. Профессор нажимает кнопку на клавиатуре своего портативного компьютера, и на экране появляются новые снимки. Вскоре у всех начинает рябить в глазах от постоянно сменяющих друг друга увеличенных фотографий клеток крови. Ядро клетки круглое и имеет очень маленький размер. Оно является своеобразным командным центром и управляет ростом и размножением клетки. Ядро защищено мембраной. И так далее и тому подобное.
К нашему ходатайству было приложено полное заключение Бендершмидта, в том числе насколько страниц сложнейшего для понимания текста о клетках крови. Должен признаться, я так и не прочитал его от начала до конца, но интуиция мне подсказывает, что судья Кумар это сделал.
В завершающей части заключения говорится, что эритроциты животных имеют явные отличия. Бендершмидт пишет, что он почти уверен в том, что кровь на линзе фонарика, обнаруженного в машине Куинси Миллера Фицнером, принадлежала какому-то мелкому млекопитающему. Особо подчеркивается уверенность профессора в том, что это не человеческая кровь.
Мы не стали проводить ДНК-исследование двух имеющихся образцов, потому что для этого не было никаких оснований. Нам удалось доподлинно выяснить, что кровь на рубашке убитого, Кита Руссо, — это его кровь, а на фонарике — нет.
Наблюдать за тем, как дуэт Кэннона и Бендершмидта образцово проводит процедуру допроса свидетеля, — это все равно что смотреть тщательно поставленный опытным хореографом балет. И это при том, что впервые они встретились только вчера. Слушая их, я невольно думаю, что, если бы я был на месте Департамента исполнения наказаний и мне грозил иск на 50 миллионов долларов, поданный Кэнноном, я бы уже сейчас начал договариваться о досудебном соглашении.
Когда Бендершмидт заканчивает отвечать на невразумительные и во многом повторяющие друг друга вопросы Кармен Идальго, уже почти час дня. Судя по тонкой, как тростинка, фигуре судьи Кумара, его вряд ли беспокоит перспектива пропустить ланч, но все остальные, включая меня, сильно проголодались. В слушаниях объявляется полуторачасовой перерыв. Мы с Фрэнки отвозим Кайла Бендершмидта в аэропорт и по пути заскакиваем в бургерную, где можно купить еду, не выходя из автомобиля. Бендершмидт желает знать, каким будет решение по поводу нашего ходатайства, как только оно будет принято. Он любит свою работу, ему нравится дело, которым мы занимаемся, и он очень хочет, чтобы нам удалось добиться освобождения Куинси Миллера. Нашего подзащитного осудили из-за плохого эксперта, и Кайл мечтает восстановить справедливость.
Последние семь месяцев Зеке Хаффи получал такое удовольствие от пребывания на свободе, что ему удалось избежать нового ареста. Он находится на испытательном сроке, живет в Арканзасе и не имеет права покидать штат без разрешения инспектора по надзору. Зеке утверждает, что с момента освобождения ни разу не употреблял ни наркотиков, ни алкоголя, и собирается воздерживаться от того и другого в дальнейшем. Одна некоммерческая организация дала Зеке взаймы тысячу долларов, чтобы ему было на что жить в первое время, и теперь он работает неполный день сразу в трех местах — на автомойке, в бургерной и в компании по уходу за газонами. На жизнь хватает, и Зеке уже выплатил почти половину полученной ссуды. Фонд «Блюститель» купил ему авиабилет. Оказавшись на свидетельской трибуне, Зеке выглядит загорелым и намного более здоровым, чем прежде.
Его участие в процессе над Куинси Миллером, который проходил под председательством судьи Планка, было типичным для него. Теперь Зеке признался в том, что тогда дал ложные свидетельские показания. Правда, он обвинил во всем Фицнера и несовершенную правоохранительную и судебную систему, но все же заявил, что понимал, что делает. Зеке рассказал, что в свое время его завербовали и стали использовать в качестве доносчика, и не отрицал, что беспрекословно и успешно выполнял задания тюремной администрации. Но сейчас, подчеркнул Зеке, он глубоко раскаивается в содеянном. Кульминационным в его выступлении становится момент, когда Зеке, глядя на нашего подзащитного, произносит:
— Да, я сделал это, Куинси. Я сделал это, чтобы спасти собственную шкуру, и теперь сожалею об этом. Солгал, чтобы спасти себя, и тем самым отправил тебя за решетку. Мне очень жаль, Куинси. Я не прошу тебя о прощении, потому что на твоем месте я бы за такое не простил. Просто хочу сказать, что мне очень жаль, что я так поступил.
Куинси молча кивает. Позднее он призна́ется мне, что ему хотелось что-нибудь ответить, дать понять, что прощает Зеке, но он этого не сделал, поскольку боялся заговорить в зале суда без разрешения.
Кармен Идальго подвергает Зеке Хаффи жесткому допросу и буквально распинает его, напоминая, сколько раз он давал ложные показания в суде. Она язвительно интересуется, когда именно Зеке прекратил этим заниматься. Да и прекратил ли? Как можно быть уверенным, что он не лжет и сейчас? И так далее. Однако Зеке Хаффи выдерживает этот натиск. Он несколько раз повторяет:
— Да, мэм, я признаю́, что в прошлом лгал в суде, но сейчас этого не делаю. Клянусь.
Наш следующий свидетель — Кэрри Холланд-Прюитт. Потребовались кое-какие усилия, чтобы убедить Кэрри и Бака проделать долгий путь на машине до Орландо, но, когда фонд «Блюститель» щедро одарил семейство билетами в парк «Дисней уорлд», сделка была заключена. Должен заметить, что вообще-то фонд не может позволить себе такие подарки, однако Вики, как всегда, каким-то образом нашла необходимые деньги.
Под бдительным контролем Билла Кэннона Кэрри рассказывает печальную историю о своей роли на суде над Куинси Миллером. Она не видела чернокожего мужчину, убегающего с места преступления с каким-то предметом в руках, показавшимся ей похожим на палку. На самом деле она вообще ничего и никого не видела. Ее вынудили солгать на суде шериф Фицнер и Форрест Бэркхед, который тогда был прокурором. Она выступила с ложными показаниями, и на следующий день Фицнер выдал ей тысячу долларов наличными и велел сесть в автобус и уехать куда-нибудь подальше. И еще пригрозил посадить Кэрри в тюрьму за лжесвидетельство, если она когда-нибудь вернется в штат Флорида.
Как только Кэрри, давая показания, произносит буквально две вступительные фразы, ее глаза наполняются слезами. Затем у нее начинает дрожать голос. Еще немного, и она, признаваясь во лжи, уже вовсю плачет и повторяет, что ей очень жаль. Кэрри объясняет, что тогда, двадцать три года назад, она была просто запутавшейся девчонкой, которая баловалась наркотиками, встречалась с плохим парнем, полицейским, и что ей нужны были деньги. Теперь она вот уже пятнадцать лет не употребляет ни наркотики, ни алкоголь и не пропустила за это время ни одного рабочего дня. Кэрри говорит, что много раз думала о Куинси Миллере. Она не в силах сдержать рыданий, и всем приходится ждать, пока Кэрри сможет взять себя в руки и успокоиться. Бак сидит в первом ряду и тоже утирает слезы.