Я смотрю на Агнес и вижу, что она улыбается. Судья стучит по столу молоточком и объявляет перерыв до 10.00.
Мистер Таска проводит исследования образцов крови в государственной криминалистической лаборатории штата Флорида уже тридцать один год. Ни одна из сторон не выражает сомнений в его компетентности. Кармен — потому, что он государственный эксперт. Мы — потому, что нам нужны его показания. Кармен отказывается допросить Таска, заявив, что на слушаниях речь идет о нашем ходатайстве, а не ее.
— Нет проблем, — отвечает Билл Кэннон и начинает задавать свидетелю вопросы.
Все заканчивается буквально в течение нескольких минут.
— Мистер Таска, вы исследовали кровь, взятую с рубашки, и образец с линзы фонарика, верно? — спрашивает Билл.
— Да.
— Вы прочитали заключение, подготовленное доктором Кайлом Бендершмидтом?
— Да.
— Вы знаете, кто такой доктор Бендершмидт?
— Он хорошо известен в наших кругах.
— Вы согласны с его заключением, что кровь на рубашке — человеческая, а кровь на линзе фонарика принадлежит какому-то животному?
— Да, в этом нет никаких сомнений.
Тут Кэннон делает нечто такое, чего, на моей памяти, никогда не делал в зале суда. Он начинает смеяться. Ведь теперь продолжать приглашать свидетелей и выслушивать их показания — абсурд. Билл смеется над никчемностью улик и свидетельств против нашего клиента, над представителями обвинения, действующими от имени штата Флорида, и их жалкими попытками оставить в силе ошибочное судебное решение. Разводя руками, он спрашивает, обращаясь к судье:
— Что мы здесь делаем, ваша честь? Единственное вещественное доказательство, связывающее нашего клиента с местом преступления, — это фонарик. Теперь мы знаем, что на месте преступления фонарика не было, и изъяли его не оттуда. Моему клиенту он не принадлежал.
— У вас есть еще свидетели, мистер Кэннон? — интересуется судья.
Усмехаясь, Билл качает головой и спускается с подиума.
— Мисс Идальго, а у вас свидетели есть?
Кармен, представляющая обвинение, молча машет рукой, и вид у нее такой, словно она была бы рада бегом броситься к ближайшему выходу из зала суда.
— Заключительное слово со стороны защиты?
Билл останавливается у стола, за которым сидим мы, и произносит:
— Нет, ваша честь. Мы считаем, что сказано уже достаточно, и настаиваем на том, чтобы суд принял решение как можно быстрее. Врачи выписали Куинси Миллера из больницы, и завтра его должны перевезти обратно в тюрьму. Это просто какой-то балаган. Ему нечего делать в тюрьме сейчас, и нечего было там делать двадцать лет назад. Штат Флорида осудил Миллера ошибочно, и он должен быть освобожден. Тянуть с восстановлением справедливости в отношении нашего клиента — значит, отказывать ему в ней.
Сколько раз я слышал эти слова? Долгое ожидание — одна из неприятностей, с которыми приходится сталкиваться в нашей работе. Десятки раз я становился свидетелем того, как суды «мариновали» наши дела, связанные с освобождением заключенных, ставших жертвами судебной ошибки, словно время ничего не означает. Я сотни раз жалел, что какого-нибудь чванливого судью нельзя заставить посидеть в тюрьме хотя бы в течение выходных. Наверняка проведенные в камере три ночи чудесным образом изменили бы его отношение к своей работе в лучшую сторону.
— Объявляю перерыв до часу дня, — с улыбкой говорит судья Кумар.
Кэннон прыгает в лимузин и стремительно уезжает в аэропорт. Там его ждет личный самолет, на нем он должен лететь в Хьюстон на переговоры о досудебном урегулировании некоего гражданского иска. На них Билл и его коллеги будут рвать на части фармацевтическую компанию, которую поймали на необоснованном сокращении фазы клинических испытаний новых препаратов. От радостного предвкушения Билл находится в состоянии, близком к эйфории.
Мы, то есть остальные члены нашей команды, сидим в кафе в недрах здания суда. Лютер Ходжес присоединяется к нам, чтобы выпить вместе со всеми первую чашку кофе. Большие часы, висящие на стене, показывают 10.20, но их секундная стрелка, похоже, остановилась. К нам подсаживается какая-то женщина-репортер и интересуется, сможет ли Куинси Миллер ответить на несколько вопросов. Я отвечаю отрицательно, затем мы выходим в коридор и разговариваем.
Когда всем приносят по второй чашке кофе, Мэйзи спрашивает:
— Что может пойти не так?
Множество вещей. Мы убеждены в том, что судья Кумар вот-вот аннулирует решение суда, признавшего Куинси Миллера виновным, и вынесенный нашему клиенту приговор. У него нет иных причин для продолжения слушаний с часу дня. Если бы он собирался принять решение не в пользу Куинси, то просто выждал бы несколько дней, а затем сообщил нам обо всем по почте. Состоявшиеся слушания прошли так, как мы хотели. Доказательная база тоже свидетельствует о нашей правоте. Судья настроен по отношению к нам дружественно, во всяком случае был до сих пор. Обвинение от штата Флорида в ходе слушаний практически сдалось. Помимо всего прочего, я подозреваю, что судье Кумару хочется получить свою толику славы.
Тем не менее он вполне может отправить Куинси обратно в тюрьму до нового возбуждения дела, если таковое все же последует. Или отослать его дело обратно в округ Руис на доследование и издать распоряжение о том, чтобы Куинси Миллера держали в камере там, пока местные правоохранительные и судебные власти снова не заведут его в тупик. Судья Кумар может также отправить Куинси в тюрьму в Орландо до особых распоряжений на его счет со стороны властей штата. В общем, я не жду, что мы с моим подопечным торжественно выйдем из парадных дверей здания суда перед объективами камер.
Минуты тянутся, и я стараюсь пореже смотреть на часы. В полдень мы перекусываем сэндвичами, чтобы скоротать время. В 12.45 возвращаемся в зал суда и, расположившись там, ждем.
В 13.15 судья Кумар занимает свое место и просит всех соблюдать тишину и порядок. Затем он кивает в сторону судебной стенографистки и спрашивает:
— У сторон есть что добавить?
Сьюзен Эшли качает головой. Кармен Идальго делает то же самое. Тогда судья начинает громко читать вслух, глядя в лежащие перед ним бумаги:
— Мы собрались здесь для рассмотрения ходатайства об отмене приговора и освобождении, которое подала в соответствии с нормой 3850 сторона защиты от имени Куинси Миллера. В ходатайстве содержится просьба к суду аннулировать обвинительный приговор, вынесенный Куинси Миллеру много лет назад в Двадцать втором судебном округе. В законодательстве штата Флорида ясно сказано, что отмена приговора и освобождение допускаются только в том случае, если в деле открылись новые обстоятельства, а суду представлены новые факты, которые не могли быть получены надлежащим образом в ходе имевшего место в прошлом расследования и судопроизводства. При этом мало просто представить новые факты, надо еще и доказать, что они, если бы о них стало известно раньше, изменили бы исход судебного процесса. Такими фактами могут быть отказ свидетелей, выступавших на процессе, от своих показаний; убедительные доказательства невиновности осужденного или появление новых свидетелей, о ком ничего не было известно во время суда.
В деле, о котором идет речь, отказ от своих первоначальных показаний трех свидетелей — Зеке Хаффи, Кэрри Холланд-Прюитт и Джун Уокер — является очевидным доказательством того, что их показания на процессе были ложными или неточными. Суд считает их новые показания убедительными и заслуживающими доверия. Единственной физической уликой, которая якобы связывала Куинси Миллера с местом убийства, был фонарик, но он не был предъявлен в ходе судебного разбирательства. Это кажется невероятным, однако защита Куинси Миллера нашла его. Анализ следов крови на фонарике, проведенный экспертами обеих сторон, показал, что на месте преступления фонарика не было и его, скорее всего, подбросили в багажник машины Куинси Миллера. Фонарик представляет собой доказательство невиновности высшего порядка.
Таким образом, приговор, вынесенный в отношении Куинси Миллера, обвиненного в убийстве, отменяется, и это решение суда вступает в силу немедленно. Полагаю, нельзя исключать, что в округе Руис против мистера Миллера вновь могут быть выдвинуты обвинения, а его самого опять подвергнут суду. Но я сомневаюсь, что это произойдет. Мистер Миллер, вы не могли бы встать? И ваши адвокаты тоже.
Куинси забывает о своей тросточке и вскакивает. Я хватаю его за левый локоть, Сьюзен Эшли — за правый. Судья продолжает:
— Мистер Миллер, сегодня в этом зале нет людей, ответственных за безосновательное вынесение вам обвинительного приговора более двадцати лет назад. Мне сообщили, что некоторые из них уже умерли, других к этому времени жизнь разбросала по разным местам. Я сомневаюсь, что кого-нибудь из них удастся привлечь к ответственности за совершенную судебную ошибку. У меня нет для этого полномочий. Прежде чем вы уйдете, я обязан хотя бы признать, что наша судебная система обошлась с вами очень жестоко и несправедливо. И, являясь ее частью, хочу принести вам извинения за то, что с вами произошло. Всеми доступными мне способами я помогу вам в официальном оформлении бумаг, связанных с отменой приговора и вашим освобождением, в том числе в вопросе о выплате компенсации. Желаю вам удачи, сэр. Вы свободны.
Куинси кивает и тихо произносит:
— Спасибо.
У него дрожат ноги. Он садится и закрывает лицо ладонями. Мы собираемся вокруг него — Сьюзен Эшли, Марвис, Мэйзи, Вики, Фрэнки. Какое-то время мы молчим и плачем. Кроме Фрэнки, который, даже когда выходил из ворот тюрьмы после четырнадцати лет заключения, не проронил ни слезинки.
Потом к нам приближается уже успевший снять мантию судья Кумар, и мы горячо благодарим его. Он мог бы тянуть с рассмотрением нашего ходатайства месяц, полгода или даже пару лет, затем принять решение не в пользу Куинси и заставить нас подавать апелляции; а тот, кто вынужден этим заниматься, ни в чем не может быть уверен и никогда не знает, сколько ему придется убить времени. Вряд ли судье еще когда-нибудь доведется освобождать из тюрьмы заключенного, беспричинно просидевшего за решеткой два десятилетия, и он наслаждается моментом. Куинси встает, чтобы обнять судью. И, поскольку его пример оказывается заразительным, обниматься начинаем мы все.