[18] По его словам, так именовался корабль какого-то знаменитого пирата, и в переводе на русский язык это означало «Черная борода». Сталкеры, мало знакомые с историей мирового пиратства, быстренько переименовали заведение в «Барби», что сильно расстраивало старого Боцмана. Но название прижилось, местные, да и залетные сталкеры так и говорили — «пойдем-ка, оттянемся у Барби», что старого моремана расстраивало еще больше, потому что такая фраза содержала в себе, по его мнению, некий неприличный намек. Впрочем, обижался он напрасно, потому что бар обретался при ресторане, а в ресторане были настоящие официантки. Женщины! Конечно, внешне они очень мало походили на куколок Барби, что верно, то верно, но были достаточно молоды и, на непритязательный сталкерский вкус, очень даже привлекательны. Как они угодили в Зону, как выжили и добрались до Затона, знал, наверное, только старый Боцман, следивший за нравственностью на вверенной ему посудине с истинно боцманским остервенением. А кулак у него был тяжелый, охрана решительная, да и девочки умели постоять за себя при случае. Так что вести себя в доме отдыха следовало прилично.
Звонарь намеревался выяснить здесь, куда направился Рыбарь, а заодно поспрашивать насчет Ведьмака. На помощь Ведьмака в деле получения «ведьминого сердца» он сильно рассчитывал.
Сталкер миновал тяжелые ржавые туши сухогрузов, словно вдавленные в топкую почву Затона, пересек по мосткам несколько радиоактивных низин и наконец добрался до катамарана. Катамаран на фоне общего ржавого убожества выглядел как джентльмен, которого случайно занесло на сборище портовых грузчиков. Судя по всему, его время от времени подкрашивали, хотя и не очень часто, потому что только низ понтонов, наполовину ушедших в вязкую почву Затона, был ржавым, надстройки же сияли белизной, а в широких окнах ярко горел электрический свет. Он был не из этой жизни, этот кораблик, он был оттуда. Из прошлого. Из Лешкиного далекого детства, которое прошло в доме над рекой.
— Ой, Звонарик! — взвизгнула одна из девушек, когда заляпанный грязью Лешка возник в ресторанном проеме. — Давненько же тебя у нас не было! Ты, по слухам, женился! А почему не на мне? Ладно, прощаю. Сделать тебе «Медузу»? Или лучше чистого? У нас немного есть, тут в трюме одной баржи ребята обнаружили целый винный склад. Баржа по мостик ушла в «зыбь», да так там и оставалась с самого начала Зоны. А тут, после выброса, «зыбь» вспучилась, да и выкинула эту баржу. Ребята два дня ящики с коньяком да ромом к нам на «Отдых» таскали. Боцман все у них купил, оптом. Ты что будешь, ром или коньяк? А может, виски? У нас даже виски есть!
Местные девушки Звонаря любили за легкий нрав и умение виртуозно играть на гитаре. Прежнего Звонаря.
— Воду, — решительно сказал Лешка, осторожно, так, чтобы не обидеть, выпутываясь из объятий. — Воду, Полюшка-Поля. И еще что-нибудь поесть.
— Изменился ты, Звонарик, — внезапно пригорюнилась Полина. — Вон и седой стал, и голос какой-то тусклый, не то что раньше, и глаза тоже седые… Ладно, сейчас принесу.
— Подожди, Полина, а сам Боцман где? — остановил ее Звонарь. — Мне с ним потолковать требуется.
— Боцман в трюме, как ему и полагается, — отозвалась Полина. — Но ты сначала поешь, а потом и поговорить можно. И зачем тебе Боцман? Ты лучше со мной поговори, миленький. Нет такой новости или тайны на Затоне, которая была бы неизвестна официантке, особенно если нас, девушек, все-то три на весь Затон. Я тебе все, что знаю, расскажу, а ты мне за это споёшь. Лады?
— Лады, — улыбнулся Лешка. — Только, боюсь, не понравится тебе, как я теперь пою.
— Понравится, — весело ответила Полина. И убежала куда-то в служебные помещения, стуча каблучками.
Лешка посмотрел ей вслед, вспомнил Кордон, и ему стало тоскливо.
«А напьюсь-ка я сегодня, да и останусь у Полины, — подумал он, — глядишь, и отпустит».
И впрямь немного отпустило. Полина была умной девушкой, чувствовала, о чем можно спрашивать, а о чем нет, а еще она умела слушать. И Лешка впервые за долгое время смог выговориться, сбросить свою боль, и она, эта боль, не легла на душу другого человека, а словно по ветру развеялась.
Ах, Полюшка-Поля! Спасибо тебе за легкую твою душу.
12
«Зыбь» булькала и хрипела, как будто все загубленные ею когда-то сталкеры пытались выбраться наружу, но у них никак не получалось, только сожженные радиацией рты выдыхали воздушные пузыри из мертвых легких, а воздух все не кончался и не кончался.
Звонарь обошел всю огромную аномалию по периметру, но Рыбаря нигде не нашел, хотя следы кострищ на берегу «зыби» отыскались, да только мало ли кто здесь ходил.
«Ночь переночевал, а позавчера утром ушел. Вы с ним чуть-чуть разминулись. А сейчас либо в «зыби» рыбарить отправился, либо в «разломе», — так сказала Поля-Полюшка утром, когда Лешка прощался с ней. Правда, существовал еще и третий вариант — Рыбаря затянуло в «зыбь», бывает ведь, спиннингисты заходят в реку по пояс, чтобы подальше забросить блесну, вот Рыбарь и зашел. Только «зыбь» — это вам не река. «Зыбь» — это «зыбь», из нее не выплывают. Но Рыбарь был слишком опытным сталкером, чтобы сгинуть в аномалии, так что оставалось идти к «разлому». Кстати, по дороге неплохо бы завернуть к Отшельнику, у которого, по словам той же Полины, уже давненько гостевал Ведьмак. Может быть, к Отшельнику следовало завернуть с самого начала, но Лешке вдруг невыносимо захотелось хоть ненадолго оказаться среди праздных людей, на территории перемирия, гам, где чисто и светло, вот он и отправился в «Barba Negra». В общем-то правильно сделал, что зашел. Легче стало.
Звонарь не знал, сколько у него осталось времени, долго ли продержатся сталкеры в этой чертовой аномалии, но решил, что заморачиваться этим все равно бесполезно, быстрее дело все равно не сделается. Зона не терпит торопливых, но она не терпит и медлительных. Единственный способ сделать что-то в Зоне — это поймать ее ритм, быть с ней в резонансе, и только тогда у тебя появляется шанс на успех.
Отшельник жил в старом речном буксире, построенном, наверное, еще в начале прошлого века. По бокам покрытого ржавчиной клепаного стального корпуса выступали мощные, прикрытые фигурными кожухами гребные колеса с плицами из тикового дерева, и сколько лет прошло, а дереву этому ничего не сделалось. Над машинным отделением торчала высоченная, проржавевшая до состояния сита труба, укрепленная проволочными растяжками — чтобы не упала. Внутри сохранились монументальные остатки двухцилиндровой паровой машины с впечатляющих размеров цилиндрами, шатунами и кривошипами. Древний буксир на вид был еще довольно крепок. В те времена, когда он вышел в свое первое плавание, все делалось на совесть — никакой пластмассы, только железо, медь, бронза и дерево, так что сокрушить старика не смогла даже Зона. Умели же когда-то строить! Свое жилище Отшельник любил и холил, надпись «Сарматъ» выложенную латунными буквами на уцелевшем кожухе гребного колеса, регулярно драил, как и корабельную рынду. Даже флаг поднимал на единственной куцей мачте. Правда, что это был за флаг, ведал только сам хозяин, а спрашивать побаивались — в состоянии огорчения Отшельник бывал особенно буен. Над буксиром Отшельника нависали гигантские стальные клювы растопырившихся на насыпи портальных кранов — раньше здесь были причалы грузовой пристани. Проходя по насыпи, по верху которой тянулись рельсовые пути с широченной колеей, Звонарь услышал частую беспорядочную стрельбу и понял — жилище Отшельника штурмуют, и штурмуют всерьез.
Лешка пустился рысью к ближайшему крану и вскарабкался по железной лесенке на рабочую площадку. Пригибаясь, чтобы его не заметили снизу, он добрался до края решетчатой платформы, стащил с плеча «винторез», положил рядом с собой запасную обойму и приготовился. Обстановку он оценил практически сразу. Штук пятнадцать-двадцать маленьких фигурок далеко внизу, перебегая и прячась за кучами металлического хлама, брали жилище Отшельника в полукольцо. Сначала Лешка решил, что это всего-навсего недобитые бандюки, решившие сдуру грабануть Отшельника. Слухи о редких артефактах, хранившихся в трюме древнего буксира, давно не давали покоя остаткам бандитских группировок Затона. Хотя Отшельник, выступающий время от времени третейским судьей в спорах между сталкерскими группировками, и обладал экстерриториальностью, но какие бы правила и законы в человеческом обществе ни существовали — всегда найдутся отщепенцы или идиоты, готовые их нарушить.
Если это были только бандюки, то беспокоиться действительно не о чем. С уголовной публикой Отшельник справлялся, как говорится, «на раз», для таких случаев у него на обложенной мешками с песком палубе буксира имелось настоящее пулеметное гнездо. Станковый пулемет тоже имелся, и стрелять из него Отшельник умел. Причем отлично управлялся без второго номера.
К удивлению сталкера, кроме бандюков, в нападении на Отшельника участвовали люди в синих бронекостюмах наемников и чего уж совсем не могло быть — «монолитовцы»! Фанатики вопреки своему обычаю переть напролом и стрелять во все, что дышит и шевелится, осмотрительно держались в последних рядах атакующих.
Лешка поудобнее устроился в позиции «лежа с упора» и стал искать подходящую цель. Раньше времени обнаруживать себя не стоило, так что вступить в бой следовало вовремя и с максимальной эффективностью.
Буксир пока держался. Клепаные бока покрылись мелкой блестящей оспой от автоматных очередей, но потом, когда из-за ржавого корпуса какого-то катера загрохотал тяжелый станковый ДШК и корпус застонал под ударами 12,7-миллиметровых пуль, Звонарь понял — пора.
Пулеметная позиция с Лешкиного насеста просматривалась просто замечательно. Сталкер навел слабо светящееся перекрестие на голову первого номера пулеметного расчета и плавно потянул спусковой крючок. «Винторез» негромко кашлянул, и наемник, а это был именно наемник, дернулся, затих и стал медленно сползать в неглубокую яму, продолжая нажимать гашетку. Пулеметный ствол повело вверх и вбок, длинная очередь прошла вкось по борту буксира, срезала угол трухлявой деревянной надстройки и прошлась по основанию ржавой дымовой трубы, кроша ее, словно ножку изъеденного червями гриба. Второй номер на секунду замешкался, поднял голову, обозначив расчерченное темными полосами лицо, в которое сталкер сразу же всадил вторую пулю, и улегся рядом с первым. Лешка вытер вспотевший лоб и шустро переполз на другую сторону площадки, потому что, оторвавшись от прицела, боковым зрением засек блеск оптики снайперской винтовки. И почти сразу же сбоку, но уже не в цель, ударила тяжелая пуля СВДм-2. Это было уже серьезно. Лешка, волоча за собой «винторез», пополз под защиту мощной крановой фермы, туда, где вражеский снайпер не мог его достать. Потом, оставив чехол с гитарой и бесполезный в этом