здились разноцветные груды самой разнообразной обуви: на каблучках и танкетках, с завязочками а-ля греческие котурны, с открытыми носочками и закрытыми пятками и наоборот…
Я вертелась перед двумя высокими зеркалами во весь рост, то снимая с себя юбку и комбинируя топ с принесенными брюками, то выхватывая из рук продавщицы еще не примеренный хлопчатобумажный свитерок…
Женщины! Вы меня понимаете!
Когда я через два часа покинула секцию, меня сопровождали благодарственные молитвы всего персонала. Девочки выстроились на выходе и провожали меня воздушными поцелуями и маханием носовых платочков. Из чего следовал дедуктивный вывод, что они получали процент от продажи.
Старое мешковатое платье, в котором я пришла в магазин, мы торжественно выбросили в идеально чистую мусорную корзину возле кассы. Старшая продавщица даже сплюнула через плечо и проговорила нечто вроде заклинания:
— Чтоб все неприятности с ним вместе остались…
Я тоже сплюнула.
Сейчас на мне была изумительно легкая пестренькая юбочка, кокетливо разлетавшаяся при движении. Но модельер при этом сделал так, что разлеталась она до определенного момента, так сказать, в пределах цензуры, и мне совершенно не приходилось придерживать полы руками.
Тем более, что руки у меня были заняты.
Я шла, как Джулия Робертс в фильме «Красотка», навьюченная элегантными коробками и сумочками. Поверх юбочки на мне был надет чудный топик, кокетливо завязанный сзади и оставлявший половину спины открытой. На ногах были новые босоножки с прозрачной планкой поперек пальцев ног. А планка разрисована яркими небольшими цветочками, по оттенку совпадавшими с пестрыми точками на юбке. Девочки предложили мне в дополнение к ансамблю симпатичную шляпку, но мне так нравилась моя прическа, что шляпку я отклонила. Но все равно ее купила.
Почти на самом выходе из магазина я увидела отдел парфюмерии и косметики. Нужно ли говорить, что я туда завернула?!
Через час меня буквально под руки вели по направлению к проезжей части восторженные продавщицы. Позади нас трусила пара секьюрити с моими многочисленными сумками. Для меня остановили машину, меня загрузили внутрь, меня осыпали благословениями, а когда машина отъехала, проводили меня радостным маханием рук.
«Это просто праздник какой-то!» — подумала я, вспомнив фильм моего детства.
Откинулась на спинку сиденья и обвела удовлетворенным взглядом большие и маленькие упаковки и упаковочки, которыми был перегружен автомобильный салон.
— Как же вы все это донесете? — спросил пожилой водитель. Уже несколько минут он рассматривал мое отражение в зеркальце, и делал это с явным удовольствием.
— Не знаю, — беспечно ответила я. — Попрошу кого-нибудь во дворе… Помогут…
— Если знакомых не увидите, то я вам сам помогу, — пообещал дяденька.
Я чуть заметно улыбнулась и закрыла глаза.
Господи, как приятно быть хорошенькой женщиной! И хорошо одетой!
Еще через двадцать минут я стояла посреди своей гостиной и озиралась вокруг. На полу были раскиданы новые босоножки, шляпки, юбки и брючки самых разных цветов и фасонов, флаконы с хорошими духами и туалетной водой, дезодоранты, качественная косметика…
И посреди всего этого заманчивого великолепия стояла я в новом платье, с которого еще не успела срезать бирку. И в упоении разглядывала себя в большом зеркале, которое специально притащила из кладовки, где оно много лет пылилось за ненадобностью.
Этого не может быть! Этого просто не может быть! Такое возможно только в сказках!
Я присела на край дивана и обвела глазами разноцветный веселый хаос.
Из тысячи долларов, с которой я начала сегодняшний день, у меня оставалось чуть больше трехсот. Но какое это имело значение, по сравнению с той огромной радостью, которая готова была меня задушить?!
Плевать на деньги. До конца месяца я протяну и на меньшую сумму. Тем более, что скоро должны подоспеть гонорары американских благодетелей за три предыдущих исследования. В сумме там получается двести пятьдесят долларов… Да плюс оставшиеся триста с хвостиком…
Я упала на спинку дивана и обняла себя за плечи.
Я богачка!
Мало этого. Я еще и красавица!
Тут меня заточило смутное беспокойство. Что-то я должна была сделать еще… Вещи собрать?
Ах, да! Теперь это за меня будет делать домработница! А я должна была дать объявление о найме!
Я вскочила с дивана. Любой повод выйти на улицу для меня сейчас был синонимом праздника.
Я еще раз покрутилась перед зеркалом.
Кукла. Просто кукла. В чем пойти? Господи, какая же я хорошенькая! Какая же умница эта девочка Лара!
Тут мои мысли споткнулись. В голове заскрежетало, как скрежещет днище деревянного корабля, напоровшегося на риф.
И я медленно пошла ко дну.
Да… Хорошая девочка Лара… Та самая, за которой ты теперь будешь шпионить. А все твои тряпки куплены на тридцать серебряников, выданных в качестве гонорара за предательство.
Ноги подкосились, и я снова упала на край дивана.
— Господи, что же мне делать? — спросила я в отчаянии.
Но мне никто не ответил.
Скажу честно. Будь Лара противной угрюмой бабой, совесть меня бы не мучила. Не мучила она бы меня и в том случае, если бы Лара оказалась высокомерной надменной красоткой, глядящей на окружающий мир с брезгливой неприязнью.
Но Лара оказалась такой, какой оказалась. Милой симпатичной девочкой, лучившейся доброжелательностью и обаянием.
Девочкой с прекрасным вкусом и хорошим профессиональным уровнем.
Девочкой, которая впервые в жизни позволила мне почувствовать себя привлекательной женщиной.
Я стукнула кулаками по коленкам и выругалась. Восхитительный день обернулся своей неприглядной изнанкой, и настроение стремительно катилось к показателю «хуже не бывает».
В прихожей зазвонил телефон. Я поднялась и волоча ноги отправилась к нему.
— Да…
— Илона?
Ненавистный высокий мужской голос ударил в ухо.
— Что тебе нужно?
— Ты ездила на Октябрьскую?
— Ездила, — ответила я угрюмо.
— Никуда не выходи! — велел наниматель. — Через десять минут буду у тебя.
И мне в ухо полетели короткие гудки.
Наниматель не обманул. Ровно через десять минут раздался звонок в дверь. «Что значит деловой человек», — подумала я вяло и открыла замки.
Наниматель, увидев меня, снова странно дернулся. Но уже не с тем выражением ужаса, которое я с наслаждением наблюдала на его лице утром. На этот раз выражение лица было скорее ошарашенное.
— Илона? — переспросил он неуверенно.
Я молча повернулась и пошла в комнату.
Наниматель шагнул в коридор и прикрыл за собой дверь.
— Ты? — продолжал спрашивать он, следуя за мной. — Неужели ты? Не может быть!
Вошел в комнату, оглядел устроенный мной кавардак и ехидно прищурился:
— Я смотрю, ты начинаешь привыкать к красивой жизни…
Я молчала. На душе было так гадко, что и передать невозможно.
Наниматель осторожно обошел разбросанное барахло, которое перестало меня радовать, уселся на стул и велел:
— Рассказывай.
— Слушай, что тебе от нее нужно? — спросила я угрюмо.
— Я тебе деньги плачу! — напомнил наниматель внушительно. — Помнишь? Я тебе, а не ты мне. Поэтому не я буду отвечать на твои вопросы, а ты на мои.
— Нечего мне тебе рассказывать, — ответила я все так же угрюмо. Каждым сказанным словом я предавала девочку по имени Лара, которая мне ужасно нравилась.
Глаза нанимателя сощурились.
— Слушай, я ведь долго тебя упрашивать не стану, — сказал он с неприкрытой угрозой в голосе. — Отправишься изучать социальную справедливость в российских тюрьмах, только моргнуть успеешь! А я другую бабу найду… Вон вас сколько по улице бегало перед библиотекой…
Я проглотила слюну.
— Она мне понравилась, — неохотно начала я свою деятельность в роли Иуды. — По-моему, она отличный профессионал…
— Я даже не подозревал насколько, — прервал он, дерзко разглядывая мое новое лицо. — В жизни бы не подумал, что из тебя можно вылепить такую конфетку…
— Я очень тебя прошу, оставь ее, — попросила я. — Она отличная девчонка.
— О чем вы говорили? — спросил он, не слушая меня.
И я добросовестно пересказала весь наш малосодержательный разговор. Услышав финальную часть, наниматель оживился:
— Ага, ага! Значит, договорились, что ты ей расскажешь о реакции окружающих? Очень хорошо.
— Мне снова туда идти? — спросила я покорно.
Наниматель удивленно поднял брови:
— Милая моя! А ты как думала? Решила, что уже отработала тысячу баксов? Конечно, пойдешь! Только не сразу. Не надо выглядеть навязчиво.
Он ненадолго задумался:
— Пойдешь через две недели. Да, так будет в самый раз.
— А что я до этого делать буду? — с тоской спросила я.
— Гулять! Конфеты жрать! Телек смотреть! Задницу отъедать!
— Вот спасибо!
Да уж, перспектива!
— А почему мне нельзя работать?
— Не хочу, чтоб ты своим длинным бабьим языком все выболтала, — ответил он со злостью.
— Да не скажу я никому…
— Нет!
Я заткнулась и с тоской уставилась в окно.
— И вообще, держись подальше от подружек.
— Нет у меня подружек!
— И прекрасно.
Наниматель поднялся со стула и пошел на выход. Я побрела следом.
У самой двери суперсамец затормозил, поколебался и насмешливо сказал:
— Черт с тобой, объясню, а то ты еще подумаешь, что я убийца… Просто год назад я имел глупость переписать на Лару все имущество.
— И? — спросила я, настораживаясь.
— И остался с голым задом, — со сдержанной яростью ответил наниматель. — Не хочет назад ничего отдавать!
— Ну и будь мужиком, — нерешительно посоветовала я. — Отдай, если женщина просит. А ты себе еще заработаешь…
— Ладно, — покладисто согласился он. — Вот ты на меня свою квартиру переведешь — и, считай, договорились.
— С какой стати? — начала спорить я.
— А мне с какой стати ей отдавать то, что я заработал?