[30]. Одна из наименее серьезных научных задач космической миссии заключалась в следующем: “Вояджерам” отводилась роль чудесной бутылки, подгоняемой межзвездными ветрами и хранящей в себе коллекцию сувениров – на тот случай, если обнаружившее ее некое живое существо проявит интерес к создателям аппаратов. Некоторые земляне возражали против послания, которое в схематическом виде сообщает потенциальным агрессорам информацию о местонахождении нашей планеты. Впрочем, для начала инопланетяне должны будут вообще заметить “Вояджер” – этот крохотный кусок металла в необъятном межзвездном пространстве. Потребуются десятки тысяч лет, прежде чем космический аппарат достигнет границ соседней звездной системы. Обнаружить планету Земля обычными методами галактической разведки (какими бы эти методы ни были) наверняка гораздо проще, чем обнаружить “Вояджер” и только затем, расшифровав его послание, отыскать нас.
С назначением на пост ректора Калтеха Фогт передал другим руководство этим научным проектом. Это случилось еще до того, как “Вояджер” покинул зону влияния магнитного поля Солнца, представлявшего собой помеху для измерения спектра космических лучей. Согласившись уже стать ректором, он размышлял о том (зачем вообще было рассматривать такую возможность?), удастся ли ему вернуться к экспериментам с космическими лучами, если его вдруг уволят с этого поста. В одном из своих ранних интервью Фогт рассуждал: “Если я вернусь, это создаст определенные трудности, так как я долгое время не занимался проектом. Это было бы несправедливо по отношению к моим коллегам. Очевидно, что в таком случае мне стоило бы начать работу в совершенно новой области”. Мервин Гольдбергер, бывший в то время президентом Калтеха, действительно через несколько лет уволил Фогта. Если бы Мервин мог, то есть если бы это было полностью в его власти, он, скорее всего, уволил бы Фогта значительно раньше. Но увольнение ректора требует согласования с Попечительским советом. И хотя Фогт считался неплохим администратором и пользовался уважением членов Попечительского совета, его нередко характеризовали как параноика с трудным характером, что, возможно, было недалеко от истины. Обиды и взаимные упреки омрачали отношения между руководителями учебного заведения, и их сотрудничество прекратилось. Все эти подробности, возможно, не заслуживали бы внимания, если бы не новая должность Фогта, о которой и пойдет речь ниже.
Тогдашнее положение Фогта было незавидным – фактически безработный (хотя и не лишившийся жалования), не имеющий возможности вернуться к своей прежней научной деятельности (“.это было бы несправедливо по отношению к моим коллегам”), оказавшийся в жалком кабинете напротив мужского туалета в подвале физического факультета (без лаборатории и без своей команды), разочарованный (почему коллеги не протестовали в знак солидарности с ним, когда его увольняли?), готовый “начать работу в совершенно новой области”. Но на другой равновеликой чаше весов находились его профессионализм, проницательность и решительность – как раз то, что требовалось для преодоления последствий сознательного развала “Тройки” (к слову сказать, после увольнения Фогта его кабинет оказался этажом ниже кабинета Кипа). И Робби сразу взялся за дело.
Он никогда не хотел эту работу. С поста директора LIGO он также будет уволен. “Вот уже двадцать пять лет я не имею никакого отношения к проекту LIGO”, – сразу говорит мне Фогт, словно предупреждая, что из нашей беседы ничего не получится. Однако же он приглашает меня в свой обширный угловой кабинет в здании, являющемся штаб-квартирой LIGO; кабинет расположен в конце коридора, где трудятся его коллеги, с которыми он не общался вот уже четверть века. Нынешние ученые из коллектива LIGO видели экс-директора лишь издалека и никогда с ним не встречались, поэтому они не скрывают своего недоумения и даже откровенного беспокойства из-за того, что я шествую в знаменитый угловой офис в компании печально известного, важного и грозного Робби Фогта; по-моему, им кажется, что вокруг этого человека клубится тьма, как в детских страшилках про запертые каморки.
В тот день, когда Фогт был смещен с должности ректора, в его кабинет заглянул декан физического, математического и астрономического факультета Калтеха. Фогт сказал ему: “Забери свои бумаги!”, подразумевая документы, касавшиеся факультета и ожидавшие его подписи. “Все кончено. Я смещен с должности”. Декан, Эд Стоун, воскликнул: “Господи, но это же ужасно!”. Тогда Фогт пояснил, что ему предложили стать директором проекта LIGO. Задачей Стоуна было улучить момент, когда у Фогта будет хорошее настроение, и в выгодном свете обрисовать ему будущую работу. Но с учетом увольнения с поста ректора такое предложение уже выглядело чем-то вроде утешительного приза. Фогт ответил: “Эд, ты сошел с ума. Я за это не возьмусь”.
Кип предполагает, что хотя декан Стоун тогда и сделал попытку убедить Робби в том, что он всерьез рассматривается как кандидат на должность директора проекта, в действительности эту работу Робби предложили лишь спустя несколько недель после его ухода с поста ректора.
Во время нашего разговора в его кабинете Робби сказал мне, что его вынудили стать директором LIGO. “Я отказался, но мой отказ не был принят”. Это нежелание объяснялось неоднозначным отношением Фогта и к самой истории Вебера, и к полученным им с помощью резонансной антенны спорным результатам. “Вебер, между прочим, фигура трагическая. Хороший ученый, он был настолько одержим идеей регистрации гравитационных волн, что грубо исказил данные”.
В конце концов Фогт уступил административному давлению. (Он утверждает, что ему даже угрожали.) “Но в тот момент, когда я согласился на эту работу, это уже был мой проект, и я полностью ему отдался. Целеустремленность мне необходима”.
В 1987 году Фогт стал директором проекта LIGO – занялся новой для него областью исследований. Члены “Тройки” – Рон Древер, Рай Вайсс и Кип Торн – внезапно получили возможность действовать автономно. Робби расхваливает Кипа: “Это тот, кто заслуживает Нобелевской премии”. Он также хвалит Рая Вайсса: “Хороший ученый и хороший человек”. Он высоко оценивает даже Рона Древера: “Я знаю, что Древер был гениальнейшим ученым. Вот только абсолютно безумным”. (Кстати, изначально планировалось, что группа “Тройка” нацелена на Нобелевскую премию.) Робби привнес в проект как все свои положительные качества, так и все свои недостатки. Мне говорили – я это слышала в пересказе и потому автора слов не называю, – что “не было более проницательного и более творческого руководителя, чем Робби. Никто лучше него не мог решать текущие проблемы. И не было никого, кто с большим успехом мог создавать новые сложности”.
В 1989 году Рохус Фогт в качестве руководителя проекта представил в Национальный научный фонд результат совместных усилий команд Калтеха и МТИ – глубоко продуманное, детально проработанное 229-тистраничное предложение эксперимента под названием “Строительство, эксплуатация и проведение научных исследований с помощью лазерной интерферометрической гравитационно-волновой обсерватории”.
Предложение начиналось с цитаты:
А надо знать, что нет дела,
коего устройство было бы труднее, ведение опаснее,
а успех сомнительнее,
нежели замена старых порядков новыми.
Рай назвал этот документ шедевром. Все силы участников проекта были брошены на его подготовку, и в итоге возникла тщательно продуманная, обоснованная и убедительная концепция эксперимента LIGO: две четырехкилометровые обсерватории, работающие синхронно на разных побережьях США. “Хайку” Рая в конечном счете сводилось к тому, что за 193 918 509 долларов будет открыт новый портал во Вселенную. Предполагалось, что его построят за четыре года, начиная с 1990-го. В заключительном разделе документа перед экспериментом LIGO ставились две задачи: “(1) Проверка общей теории относительности, и (2) открытие новых возможностей для наблюдения Вселенной, которые принципиально отличаются от основанных на регистрации электромагнитных волн или космических лучей”. Этот документ является основным вкладом Фогта в развитие проекта: свое предназначение как директора LIGO он выполнил. Национальный научный фонд одобрил выделение требуемых средств.
Но двести миллионов долларов не сразу попали на банковский счет Калтеха. Да, сумма кажется очень значительной, однако в сравнении с бюджетом экспериментов в области физики элементарных частиц, достигающим миллиардов долларов, эти затраты не выглядят фантастически высокими. И все же LIGO был крупнейшим проектом, когда-либо получавшим финансирование из Национального научного фонда, и для выделения таких денег требовалось специальное одобрение Конгресса. Хотя главное препятствие было уже преодолено, следовало готовиться к тому, что на пути проекта встретится много других препон. Рекомендации ННФ лишь положили начало длительной борьбе за проект в Конгрессе. Нашлись конгрессмены, которые, по словам Робби, считали проект LIGO (а, возможно, и науку в целом) пустой тратой денег. Конгресс приостановил выделение средств и тем самым заморозил работы по строительству установки. В течение двух лет Робби то и дело ездил в Вашингтон, добиваясь от Конгресса одобрения финансирования проекта. Со временем он стал довольно известной фигурой как среди капитолийских чиновников, так и среди членов комитетов по ассигнованиям.
Робби убедил руководство Калтеха в необходимости нанять на работу специального человека – лоббиста. (Этот ход и по сей день вызывает неприятие некоторых ученых.) Ему удалось найти настоящего профессионала, и они вдвоем, во всеоружии, отправились в Вашингтон, настроенные устранить любое препятствие. Однако Робби, прекрасно подготовленного к слушаниям в Комитете по науке, космосу и технологиям Палаты представителей, назначенным на 13 марта 1991 года, буквально ошеломили представленные на заседании контраргументы. Выступивший там авторитетный астроном Тони Тайсон дал проекту убийств