Да… Современная химия творит чудеса. Но вот у девки определённо не все дома. Немудрено, что я не разглядел её в толпе!
— Ну, как? — спросила она, поворачиваясь в профиль. — Нравится?
— Ты что, совсем с ума сошла? — поинтересовался я. — Это называется «сменила приметы», да?
— Не кипятись: они ищут тебя и блондинку. Кстати, у них есть твоя фотка?
— Есть, как не быть! Я же работал там, фотокарточка осталась. Достаточно поднять личное дело.
— Какое дело? Постой… где ты работал? В ментуре?! Вот это новость… — Девушка казалась ошарашенной, однако быстро взяла себя в руки. — Ну, всё равно. Это было давно, а тебя сейчас родная мама не узнает после вчерашнего.
— Да по синякам опознают, если захотят, — отмахнулся я. — Ты не могла выбрать что-нибудь менее броское?
— «Хочешь остаться на тёмной улице незамеченным — встань под фонарём», — наставительно процитировала Танука. — Вот увидишь, никто и не посмотрит мне в лицо. И уж если ты меня не узнал… Об остальном я позабочусь. Дай мне пять минут, я всё замажу. Ты всё купил?
— Вроде всё…
Танука посмотрела на мои кроссовки, на пакет, где лежала куртка, и на второй — с провизией, и тронула меня за футболку:
— Майку сними, да.
— Зачем? — не понял я. Танука поморщилась:
— Грязная же!
— А другой нету, — огрызнулся я. — Что мне, голым ходить? Я б купил, да уже денег не оставалось.
Танука скинула с плеча рюкзачок и вытащила из него какую-то тряпку:
— На мою.
Я развернул. Это оказалась футболка, белая, хлопковая, без рукавов, моего размера. На груди красовался рисунок — море, пляж, песок. И солнце в синем небе.
И над всем этим великолепием надпись: «SUN OF THE BEACH».
— Ну, блин… У тебя хоть одна нормальная футболка в гардеробе есть?
— Бери, бери. А то и этого не будет…
Мы отошли за угол, Танука извлекла коробочку с тенями, и через пять минут, как она и обещала, синяк и ссадина скрылись под тяжёлым макияжем. Я посмотрелся в зеркальце. М-да, видок что надо: хоть сейчас в семейку Адамс…
Напоследок она сняла и повесила мне на шею свой увесистый дырчатый крест на цепочке.
— Смотри не потеряй, — пригрозила она. — Он серебряный.
— Что это за штука вообще?
— Анкх. Египетский крест. Символ вечной жизни.
— И что, все готы его носят?
— Ага. Это, наверно, из-за фильма «Голод». Смотрел? Там его вампиры носили, с ножичком внутри.
— Этот тоже с ножичком?
— Дурак, да?
Пока мы возились, объявили посадку. Наступал вечер пятницы, пароду было много, свободные кресла в салоне отсутствовали. Мы сели на свои места (Танука у окна, я возле прохода), автобус тронулся и начал пробираться по запруженным улицам к выезду из города. Был час пик. Огромная тётка впереди нас мгновенно заснула и принялась храпеть. Я молчал. В предшествующие часы я собирался задать Тануке сто вопросов, а как только выдалась такая возможность, растерялся. Мысли разбегались. Я подумал так и этак и решил подождать, когда девчонка сама пойдёт на контакт. В конце концов, она обещала, а главный вопрос — что происходит, я ей уже задал.
— Сколько нам ехать? — спросил я вместо этого.
— Три с половиной часа.
Три с половиной, прикинул я. Ага. Что ж, вполне можно соснуть, а то я зверски устал — за последние несколько дней у меня совершенно не было возможности отдохнуть. Я откинул спинку кресла и постарался расслабиться. Однако сон не шёл. Автобус миновал Комсомольскую площадь, дамбу, Мотовилиху, улицу 1905 года, выехал на Соликамский тракт и резво покатил к Чусовской переправе, а я всё не спал, наоборот: стоило закрыть глаза — и мною сразу начинала овладевать неясная тревога.
Куда мы едем? Зачем? Что мы забыли в этих Березниках? Из неясных намёков, обмолвок и недоговорок девчонки я понял, что Березники — временная остановка. Если ехать туда три часа (почти четыре, строго говоря), мы прибудем около семи. И вряд ли собираемся там ночевать. Куда в такое время можно ехать, на чём? Вряд ли куда-то далеко. Я стал припоминать, какие поблизости есть города, посёлки, городки, но толку было мало: названия вспоминались, а вот местоположение их я представлял довольно смутно и вскоре окончательно запутался.
— Ты обещала рассказать, — напомнил я, когда мост остался позади и автобус начал одолевать подъём.
— Не мешай. Я думаю, — сосредоточенно глядя в окно, ответила Танука.
— Тоже мне удав Каа… О чём?
— С чего начать. — Она повернулась ко мне. Я всё никак не мог привыкнуть к её малиновым волосам. — Не хочу играть в одни ворота. Расскажи сперва ты.
— Я? А я-то что должен тебе рассказывать?
— Ты ведь что-то пережил в последние дни. Необычное, странное что-то… Я права?
— Ну… — неопределённо протянул я. — Я вообще-то не обязан тебе докладывать. И вообще, мало ли что мне померещилось!
— А ты всё равно расскажи. Даже если померещилось.
Я провёл ладонью по лицу.
— Танука, я не знаю. До встречи с тобой, до этого случая с Игнатом я жил спокойно. Может, скучновато, но спокойно. Не задумывался ни о чём таком. Ага. И уж тем более не бегал от ментов и меня не преследовали глюки. А сейчас мне всё время мерещится всякая чушь. Первый раз это случилось в кинотеатре — помнишь, я отрубился? Я списал всё на усталость, отравление, но те следы… Да и после эта хрень накатывала, раз за разом. И что-то странное было, когда ты подговорила меня выйти с «Кабинетами». А вчера, когда я был в ментовке… Знаешь, я просто не могу объяснить, не понимаю, как я очутился под землёй, в тех переходах. Но ведь объяснять ничего не надо, верно? Ты же заранее знала, что я там, даже знала, где я вылезу, и ждала меня. И ещё… — Я помедлил, собираясь с мыслями. — Да, ещё. Дурь, конечно, ты только не смейся: мне всё время чудится какая-то собака. Ага. Чёрная. Чуть только начнётся заварушка, она тут как тут. Я, правда, ни разу не смог её разглядеть. Скажи, это с тобой как-то связано?
— Как-то связано, — подтвердила девушка, по-прежнему глядя в окно.
Я ожидал подобного ответа, но всё равно похолодел.
— Танука, — тихо спросил я, — кто ты?
— Давай пока не будем об этом, — ушла от ответа она. — Во-первых, долго объяснять. Во-вторых… ну, ты пока не готов.
— К чему не готов? Ты оборотень?
Танука поморщилась.
— Оборотней не бывает. Ты читал Кастанеду?
— А при чём тут Кастанеда?
— Не увиливай. Читал или нет?
— Ну, читал, — неохотно признался я. — Не помню сколько. Первые тома. И, если честно, думал, что это бредятина.
— И сейчас так думаешь? — Я промолчал, и Танука продолжила: — Так вот, если ты помнишь, там сказано, что человек своей волей может изменять реальность вокруг себя, переходить в другие миры, меняться сам и всё такое.
— Сказано-то сказано, — согласился я, — только они там полкниги были укуренные в дрова и кактусы жрали. А по обкурке чего не примерещится! Написать можно всякое. У меня двое друзей на этой книжке съехали потом. Набрали дури, заперлись в подвале и неделю там сидели, кумарили. Расширяли, блин, сознание. Один в итоге в дурку загремел, другой в тюрягу — вёз пакован травы из Самары, его и сцапали. Пять лет получил. Вот тебе и Кастанеда. А ты говоришь…
Девчонка на это только хмыкнула.
— Вот сразу и видно, что ты читал только первую книгу. А даже там, между прочим, сказано, что трава, кактусы и всякое такое — это только первая ступень. Инициация. И без наставника этим нельзя заниматься. А тот старый индеец, дон Хуан, просто хотел «пробудить» ученика побыстрее. Вот и дал ему пинка, устроил встряску.
— Зачем?
— Затем что старый был уже, боялся, что не успеет обучить его всему, что нужно! А в других книгах Кастанеда пишет, что психоделики на самом деле вовсе не нужны, что это лишнее и даже опасное, а главное — в медитации, в особых упражнениях. И вообще, учение дона Хуана — практика духовная. И путешествовать по другим мирам можно без всяких там кактусов. Между прочим, там написано, как он в ворону превращался. Только фишка в том, что дальше третьей книжки его обычно никто не читает, и все наши придурочные наркоты прутся от Кастанеды, типа он за наркоту, а главного не понимают. И Кастанеда тоже многого не понимал.
— Постой, постой… Так ты хочешь сказать, что галлюцинаций вообще не бывает?
— Почему не бывает? Бывают. Просто есть вещи, которые реальны, а их всё равно принимают за галлюцинации. Главное — это уметь их различать.
— А ты различаешь?
— Иногда, — призналась девушка. — Но мне нужно, чтобы ты их научился различать.
— Тебе нужно?
Танука заглянула мне в глаза.
— Да, мне, — твёрдо сказала она. — Извини, но у меня не было другого выхода. Потому что только ты сейчас можешь мне помочь.
Тут в голове у меня что-то щёлкнуло, и до меня медленно стало доходить.
— Ты что-то дала мне, — ошеломленно произнёс я. — Тогда, в кинотеатре. Бог мой, как я сразу не догадался… Подсыпала в попкорн. Или в пепси. Какую-то дрянь — псилоцибин или ещё чего-нибудь. Так?
— А в фотик Михалыча я что подсыпала?
Я не нашёл, что на это ответить. Танука тоже умолкла. Автобус ехал с прежней скоростью. Тётка впереди храпела, маленький ребёнок позади нас непрерывно повторял «пука-кака» и после этого хохотал, будто его щекотали, да ещё водитель запустил кино по видео, и пассажиры вперились в экран. На нас никто не обращал внимания, мы говорили тихо, и всё равно в этот миг мне казалось, будто все к нам прислушиваются. М-да. Думаю, самый правильный диагноз относительно меня — это паранойя. Плохая новость. Но с другой стороны, есть и хорошая: у меня паранойя, потому что меня преследуют!
Я с силой потёр лоб. Соображай, голова, соображай…
— Ну, ладно. Допустим, я не в обиде, что ты решила поскорей «инициировать» меня, допустим. Но на фига тебе это? Ради чего?
Танука долго кусала губу, я уже решил, что на этот вопрос ответа не будет, как вдруг он последовал.
— Я хочу найти Игната, — объявила она. — И вернуть его.