Надо же, зять президента! Плохо, что Даунвуд меня опознал. Заложит. Придется забыть об Эшфорде примерно на год, пока все не утихнет".
Проще всего, да и приятнее, было бы пристрелить их обоих, и Даунвуда, и Штерна. Но Степан все-таки надеялся, что их будут судить и они будут все валить на своего босса, Рейнольдса. А вот тогда уже самому Рейнольдсу будет некогда сводить счеты с каким-то профессором геологии. И Мелисса наконец окажется в безопасности.
Все эти глубокомысленные расчеты промелькнули в голове Степана за то время, которое нужно человеку, чтобы уложить в сумку два револьвера и прокрутить на всякий случай их барабаны. Двенадцать щелчков.
Все. Вперед.
Он прошел через тамбур к пассажирскому вагону. Сжимая шершавую рукоятку кольта в сумке, левой рукой открыл дверь.
Пассажирский вагон третьего класса напоминал салон пригородной электрички — такие же скамейки, расставленные спинка к спинке, такой же проход. Прекрасное место для перестрелки, если ты стреляешь первым.
— Кто тут, это самое, профессор Фарбер? — спросил Степан с порога. — Зовут его. Пусть, это самое, зайдет в багажный вагон.
Он говорил медленно, немного коверкая слова. Глаза быстро нашли мишени — двое играют в карты на передней скамейке, еще три головы в широкополых шляпах виднеются над спинками сидений в дальнем конце вагона. Вот Мелисса, в середине вагона, она сидит между матерью и Роситой. Фарбер стоит в проходе. Перед ним — низкорослый толстячок. "Судья Томсон, — вспомнил Степан. — Только бы не задеть судью". Рядом с ними, спиной к Степану, стоял высокий худой ковбой в кожаном жилете. Он повернулся, и Гончар увидел на его груди латунную шерифскую звезду.
— Шеф зовет профессора? Сейчас придем.
— Одну минуту, — сказал судья. — У нас с доктором Фарбером небольшая дискуссия. Предварительно нам необходимо определить сложившуюся ситуацию.
— Это самое, — сказал Степан, поворачиваясь боком. — Мне про ситуацию не сказано. Мне сказано — профессора, это самое, привести.
— Я никуда не пойду! — вдруг закричал Фарбер. — Судья! Вы отдаете себе отчет? Что вы мне предлагаете?
— Зачем же горячиться, профессор? — увещевал его Томсон. — Мистера Рочестера рекомендовал сам губернатор. Весьма достойный гражданин. Уверен, что он не стал бы подвергать сомнению результаты вашей экспедиции, если бы не обладал более обширными данными. Ведь вы обследовали только один маленький участок. А россыпь занимает весьма обширную территорию. Кроме того, ведь вы даже на этом участке нашли алмазы, не так ли?
— Судья, сколько можно повторять? Все это подстроено! Мы нашли не алмазы, а алмазные осколки. Это отходы какой-нибудь ювелирной мастерской.
— Ваше обвинение слишком серьезно, — сказал судья. — Что же, думаю, Арчибальд согласится, что надо провести еще одно обследование. Я устрою вам встречу с губернатором. Надо обсудить с ним…
— Хватит! — резко сказал шериф и наставил кольт на судью. — Идите в багажный вагон!
— Как? Что? Что вы себе позволяете, шериф Юдл?
"Юдл? Еще один братец, — подумал Степан. — Да когда ж они кончатся!" Шериф Юдл поднес ствол к носу судьи:
— Я-то себе все могу позволить! Я тут и судья, и губернатор, и президент. Понял? Чего придумал! Еще одно обследование! А какого черта мы потратили все лето, я тебя спрашиваю? Надоела мне ваша болтовня. И компания ваша надоела. Мы свое дела сделали. Хватит с вами носиться. Пошел в багажный!
Судья побледнел и пошел к выходу, оглядываясь и натыкаясь на скамейки.
Юдл схватил профессора за локоть и грубо потащил за собой.
— Вам… вам придется расстаться со своим постом, — дрожащим голосом произнес судья.
— Как бы тебе не пришлось кое с чем расстаться! А ну, пошел!
Степан посторонился, пропуская судью.
Как только Томсон оказался в тамбуре, Гончар выстрелил, не вынимая револьвер из сумки.
Он стрелял в тех двоих, что сидели рядом. Одного отбросило к стенке, а второй выгнулся всем телом и свалился в проход.
— Док! На пол! — закричал Степан, вытянув руку с кольтом, и опустился на колено.
Целясь снизу вверх, чтобы не задеть Фарбера, он выстрелил в Юдла. Тот согнулся пополам и упал на колени.
Профессор нырнул за спинку сиденья. В конце вагона вскочил бандит, выхватывая револьвер. Степан выстрелил одновременно с противником. В лицо ударили острые щепки от соседнего сиденья. За густым дымом не было видно ничего, и Степан бросился в угол и выстрелил оттуда по темному силуэту.
Из дальнего конца вагона по нему били сразу три ствола. Пули кромсали дощатую обшивку вагона и прошивали спинки скамеек.
Гончар нырнул на пол и стрелял, прикрывшись телом убитого. Он бил по вспышкам. Бандиты укрылись за сиденьями, но Степан знал, что это не защита от пуль сорок пятого калибра.
Он отбросил второй револьвер и выхватил кольт из-под мышки. Осталось шесть патронов.
Сизый дым слоями кружился в вагоне. Кто-то хрипел, захлебываясь. Бешено грохотали колеса, их шум влетал в разбитые окна.
— Милли! — крикнул Степан, поднимаясь над трупами.
— Все нормально! — ответила девушка.
— Бегом отсюда! В багажный! Живо!
Он вскочил на скамейку, держа под прицелом дальний конец вагона. Мимо него прошмыгнула Мелисса, за ней Росита и жена профессора. Милли задержалась у выхода, поднимая с пола два винчестера. Фарбер все еще лежал между сиденьями, и Степан уже мысленно попрощался с ним. Но профессор, постанывая, все же поднялся на ноги.
— Куда бежать? — спросил он, размазывая кровь по лицу.
— Сюда, сюда! — Степан толкал его к выходу и сам пятился, не опуская кольт. — Позовите ко мне кочегара! А сами держите на мушке Штерна! Живее!
Под ногой оказался еще один труп, и Гончар присел, подбирая чужой револьвер. Двенадцать выстрелов в запасе.
В дальнем конце вагона распахнулась дверь, и в светлом прямоугольнике показался силуэт. Степан выстрелил, и силуэт словно сдуло, и дверь захлопнулась за ним.
— Энди, Энди! — Гончар звал кочегара, боясь отвернуться.
— Здесь я!
— Отцепляй вагон!
— Шкворень застрял! Не могу выдернуть!
Сквозь грохот колес Степан различил какой-то шум на крыше. Обходят сверху!
Он выстрелил в потолок, еще раз, и еще. Попасть он и не надеялся, хоть бы остановить.
Снова вспышка в дальнем конце, и тяжелый удар в плечо развернул Степана. Он повалился в тамбур и увидел, что кочегар лежит поперек буферной площадки.
— Готово! — крикнул кочегар, поднимаясь. — Давай сюда!
Гончар повернулся на бок и поднял револьвер, стреляя в набегающего бандита. После второго выстрела курок щелкнул по пустому барабану.
Он вскочил на ноги и перешагнул через растущий просвет между вагонами. Левая рука плохо слушалась, но он смог закинуть ее через ограждение площадки и согнуть в локте. Теперь его не свалят.
Отбросив револьвер, вытащил из сумки второй. И тут же увидел над собой чью-то тень. Выстрелил вверх от бедра. Словно тяжелое бревно ударило в бок, но согнутая рука удержала Степана на площадке, а на сцепку к его ногам свалился убитый бандит.
Зеленая стенка в грязных разводах медленно отдалялась. Блестящие цепи свисали с буферов и, звеня, волочились по шпалам.
Степану казалось, что его тело становится легким, как перышко, вот-вот ноги оторвутся от площадки и взмоют выше головы. И он изо всех сил сгибал онемевшую руку, предплечьем зажимая поручень.
Снова что-то показалось на крыше отстающего вагона, и снова он выстрелил по неясной тени. Все плыло перед глазами. Но он с ликованием заметил, что отцепленный состав удаляется все быстрее.
Черные кольца медленно кружили в воздухе, мешая целиться. Потом вдруг они превратились в оранжевые волны, которые плескались перед Степаном. Они были горячими и солеными, и он чуть не захлебнулся в них. Рука вдруг распрямилась сама собой, и Гончар понял, что сейчас свалится на рельсы. Последним усилием он развернулся и оттолкнулся от площадки. И увидел, как стремительно набегает на него щебенка насыпи…
44. НА ПОРОГЕ УЩЕЛЬЯ ТУМАНОВ
Он не потерял сознание. Он ненадолго перестал ощущать свое тело и ничего не видел. Но при этом отчетливо понимал. Правда, только отрывками. Вот сейчас он скатывается с насыпи. Это больно. А сейчас лежит на чем-то жестком и колючем. Это еще больнее.
Пульсирующая боль под ребрами понемногу утихла, но плечо все еще ныло. Временами Степану казалось, что все его тело покрыто слоем грязи, которая начинает засыхать и твердеть, превращаясь в непробиваемую корку.
Сквозь туман показались мелкие острые листья. Они дрожат перед глазами, а за ними — небо, и одинокое плоское облачко, и черная птица кружит как раз под ним, словно прячется от беспощадного солнца в его тени.
"Пора, — подумал Степан Гончар и закрыл глаза. — Пора и мне туда, под это облачко. Пора уходить в туман".
"Можете не торопиться, — ответил ему женский голос. — У нас еще много времени".
"Десять минут назад его было мало, — услышал Степан свой голос, хотя он ничего не говорил. — Что-то изменилось?" "Разве вы не заметили?" "Не идите так быстро", — попросил он.
"Мы найдем друг друга", — ответила женщина.
"Я подстрелил шерифа, — пропел кто-то, — но не трогал я помощника… " — Пошли глюки, — сказал Степан и чуть не подавился песком, который набился в рот.
Если тебя достают глюки, значит, ты еще как бы живой.
А если ты живой, то нечего тебе валяться под солнцем возле насыпи.
Его лицо закрыла тень, и песок захрустел под тяжелыми шагами.
Степан открыл глаза и увидел Тучку. Лошадь наклонила к нему голову и коснулась щеки холодным черным носом.
— Да живой я, живой, — сказал ей Степан.
Он с трудом повернул голову. То, что казалось ему насыпью, на самом деле было склоном горы. Гончар медленно перевернулся на бок, а потом, схватившись за свисающие поводья, осторожно приподнялся. Каждое движение причиняло боль, однако Степан все же смог встать на колени. Тучка мотнула головой, как бы торопя его, но Гончар не шевелился.