— Да, я американец. — Он сделал паузу, затем добавил со свойственной ему официальной вежливостью: — Моя фамилия Онгар, сэр.
— А я — Том Хебблсуэйт.
— Очень рад с вами познакомиться, мистер Хебблсуэйт, — улыбнувшись, сказал мистер Онгар. Затем, вспомнив, что он лицо чрезвычайно важное и влиятельное, — а в нем было что-то, наводившее на такую мысль, — он нахмурился, вынул из кармана записную книжку и, нахмурившись еще больше, стал ее перелистывать. Пока он этим занимался, мистер Хебблсуэйт набил трубку, раскурил ее и удовлетворенно запыхтел. Некоторое время оба молчали, а затем мистер Онгар, не отрываясь от своих деловых записей, стал что-то тихонько насвистывать.
Мистер Хебблсуэйт дал своему спутнику посвистеть с минуту, после чего прервал его.
— А теперь я вам скажу, что вы сейчас насвистывали, — добродушно объявил он.
Мистер Онгар поднял глаза от записной книжки.
— А разве я что-то насвистывал?
— Конечно, насвистывал, и я сейчас скажу вам, что именно, — и можете быть уверены, здесь вам никто другой этого не скажет.
— Так что же я насвистывал?
— Арию из генделевского «Иуды Маккавея», — торжествующе произнес мистер Хебблсуэйт.
Действительно, мистер Онгар насвистывал, сам того не сознавая, но мелодия, должно быть, все еще звучала у него в голове, потому что он просвистел несколько следующих тактов. Внезапно его широкое бледное лицо просияло.
— Вы правы, мистер… э-э… Хебблсуэйт, — вскричал он в восторге, — это ария из «Иуды Маккавея». Но если бы мне сказали, что здесь, в лондонском Сити, эту мелодию так быстро узнают, я бы не поверил. Так вы знакомы с музыкой Генделя? Это замечательно! Гендель, по моему мнению, величайший из музыкантов всех времен. Да, сэр, величайший. А вы знаете его о-ра-тории?
— Еще бы мне их не знать! — воскликнул мистер Хебблсуэйт. — Если бы вы состояли в Ладденстальском хоровом обществе столько лет, сколько я, вы бы тоже знали Генделя. Я пел эти оратории, можно сказать, до посинения. Да мы, черт возьми, мы их даже задом наперед знаем.
— Прекрасно! — И мистер Онгар снова лучезарно улыбнулся.
— Только я хочу сказать вам одну вещь, — продолжал мистер Хебблсуэйт дружелюбно, но настойчиво, — Вы эту мелодию насвистывали не совсем точно. Потому-то я и заговорил о ней.
Мистер Онгар был потрясен.
— Вот что: если я могу хоть чем-то горди-иться, — сказал он очень медленно, взвешивая каждое слово, — так это хорошим слухом, чутким к музыке вообще, а к музыке Генделя в особенности. И если я насвистывал эту мелодию, сэр, то вы можете дать голову на отсечение, что она должна звучать именно так, как я ее просвистел.
— Я не дал бы и двух пенсов, не то что голову, — воскликнул йоркширец. — Нет, вы свистели неправильно. И сейчас я вам покажу, где вы ошиблись. Слушайте!
И без лишних слов он довольно приятным баритоном спел свою версию этой мелодии, отбивая такт рукой.
Американец покачал головой.
— Нет. Я ничего не имею против этой мелодии. Я рад, что услышал ее. Но это не-е ария из «Иуды Маккавея» Генделя. Не знаю, что я насвистывал раньше, потому что я думал о другом, но я просвищу ее теперь, и вы сразу услышите, где вы допустили ошибку.
И мистер Онгар с серьезным видом вытянул свои пухлые губы и засвистел, отбивая такт по рукаву собеседника.
Теперь настала очередь мистера Хебблсуэйта покачать головой, что он и сделал. После этого два энтузиаста, отрезанные от мира в своей висячей клетке, начали жаркий спор и совершенно забыли, где они находятся. Им было не до того: они старались подавить друг друга своими музыкальными познаниями, а поскольку ни один из них не отличался чрезмерной скромностью, заняты они были основательно.
— А я вам говорю, — твердил мистер Хебблсуэйт, наклонившись почти к самому уху мистера Онгара и тоже слегка похлопывая по его рукаву, — что Ладденстальское хоровое общество… и заметьте, хоть Ладденсталь не такой уж большой город, вам придется немало побродить по свету, прежде чем вы найдете лучшее хоровое общество… так вот, Ладденстальское хоровое общество давало «Иуду» трижды, и я, можно сказать, насквозь пропитался этой музыкой… я ее знаю, как собственное имя.
— Я не говорил этого ра-аньше, — вскричал мистер Онгар, — но перед вами Джеймс Старк Онгар, глава фирмы «Онгар Тро-пи-кал Продактс». Никому об этом не рассказывайте, потому что я не хочу лишнего шума вокруг моей маленькой поездки за океан. Но теперь, раз уж вы знаете, кто я, знайте и то, что последние десять лет я финансирую Генделевский фестиваль Онгара — крупнейший музыкальный фестиваль нашего времени.
— А когда старый Джо Клаф… это наш дирижер… велит что-то выучить, так ты должен это выучить без дураков. А когда ладденстальские певцы поют ораторию, то не кое-как, через пятое на десятое, а вызубрив ее всю от корки до корки. И мы исполняли «Иуду» не один раз, а целых три…
— Теперь позвольте мне сказать вам кое-что. Я собрал лучшую коллекцию рукописей и писем Генделя — лучшую не в Америке, а в мире. Перед вами человек, который отдает музыке Генделя лучшие минуты своей жизни… не занятые бизнесом… и тратит на нее немало долларов; человек, в чей дом в Нью-Йорке приходят величайшие дирижеры, чтобы побеседовать с ним о Генделе. И уж если я насвистываю мелодию Генделя, то насвистываю ее правильно. Я не могу ошибиться.
Тут они неожиданно заметили, что находятся на дне шахты лифта; швейцар и какой-то человек в комбинезоне открыли им дверцы и принялись подробно объяснять, почему лифт так долго стоял. Но мистер Онгар и мистер Хебблсуэйт только отмахнулись. Их больше не интересовали лифты. Они были слишком заняты своим спором. Перебивая друг друга, они вышли на улицу, где американца ждал большой прокатный «роллс-ройс».
При виде этой машины у мистера Онгара родилась одна мысль.
— Послушайте-ка, мистер Хебблсуэйт, — сказал он с необычным для него пылом. — Вы человек занятой. Я — тоже… вы даже представить себе не можете, как я занят. Но мы просто обязаны решить этот спор. В моем номере в «Палейшл» лежит партитура «Иуды Маккавея» — в натуральную величину издание восемнадцатого века, я купил ее всего два дня назад… давайте сейчас подъедем туда и все выясним. Мне бы не хотелось весь остаток дня думать о том, что я так и не доказал вам вашу ошибку. Что вы на это скажете?
— Что победителем буду я, — ответил мистер Хебблсуэйт. — Посмотрим, как выглядит эта ария на бумаге, а если окажется, что я ошибся, можете обругать меня последними словами. Но я не ошибся.
Они тут же поехали в «Палейшл» — один из самых роскошных отелей, о которых мистер Хебблсуэйт немало слышал, но ни разу в них не бывал. Его зеленое с золотом великолепие произвело на мистера Хебблсуэйта должное впечатление.
— Ого, видно, дорогое удовольствие жить здесь, — заметил он, когда уже другой лифт уносил их наверх, к номеру мистера Онгара.
— По-моему, это наилучший вариант, — сказал мистер Онгар небрежно. — Отель очень удобный. И к тому же не слишком большой.
— Что верно, то верно, — иронически промолвил йоркширец. — Вот именно небольшой. Можно даже сказать, скромный. Всего-навсего с городок средних размеров. С одной стороны, недолго и заблудиться, а с другой стороны, никогда не уйдешь дальше, чем на полмили.
Мистер Онгар прошел в зеленую с золотом гостиную.
— Садитесь, мистер Хебблсуэйт, — сказал он не без иронии. — Располагайтесь поудобнее — ведь сейчас вам предстоит убедиться в своей ошибке. Вот партитура.
Он подошел к столу и взял в руки огромный том в кожаном переплете. Больше мистер Онгар ничего не успел сделать, потому что в этот момент послышался чей-то неприятный насмешливый голос.
— Так, так, отлично! — произнес он, и из двери, которая, по-видимому, вела в спальню, вышли двое молодых людей. Один сразу же занял позицию у входной двери, второй внезапно рявкнул «руки вверх» и вытащил устрашающего вида пистолет-автомат. Мистер Онгар и мистер Хебблсуэйт не успели опомниться, как уже стояли с поднятыми руками; молодой человек с пистолетом быстро и ловко обшарил их карманы и остался очень доволен, убедившись, что эти два джентльмена не имеют обыкновения носить при себе огнестрельное оружие.
Мистер Хебблсуэйт вдруг почувствовал себя действующим лицом какого-то кинофильма. На экране ладденстальского кинотеатра «Плаза», куда он часто ходил с миссис Хебблсуэйт, он видел молодых людей, которые двигались и разговаривали так же, как эти. Ему нравились голливудские гангстерские фильмы, но он всегда считал их чем-то весьма далеким от реальности. Теперь он поспешно пересматривал свой приговор. Двое молодых людей были вполне реальны, и все же они словно сошли с экрана. Они были роскошно одеты — в яркие полосатые костюмы, шикарные галстуки и скрипучие ботинки — и явно гордились своей внешностью. Они напоминали пару злых павлинов. Но в их щегольстве не было ничего по-настоящему молодого. И лица их тоже никто не назвал бы молодыми. Это были лица людей, которые живут на свете не так уж долго, но выглядят гораздо старше своих лет — просто потому, что приходится лишь удивляться, как это им все-таки удалось прожить столько, сколько они прожили. Тот, кто стоял у двери, произвел менее отталкивающее впечатление, хотя был выше ростом и сильнее. А вот второй, поменьше, с пистолетом выглядел на редкость мерзко. У него были волнистые черные волосы, лицо светло-оливкового, почти зеленого цвета, колючие маленькие глазки и жесткий кривой рот. Чем дольше мистер Хебблсуэйт смотрел на него, тем больше он задним числом верил тому, что видел в голливудских гангстерских фильмах.
— Так, так, отлично! — снова протянул черноволосый, двигая только одной стороной рта. — Вы, кажется, удивлены, мистер Джеймс Старк Онгар.
Он говорил чистую правду. Онгар действительно был удивлен.
— Ничего не понимаю. В чем дело? Кто вы такие?
Стоящий у двери хрипло рассмеялся.
— Да просто двое ребят, которые решили для развлечения отправиться в приятное путешествие, как и вы, мистер Онгар, — сказал он, радуясь собственному остроумию.