Вспоминая прежние потерпевшие крах «отношения» Боба, мистер Б впадал в глубочайшее смирение. Он, подобно неохочему кукловоду, мягко дергал за каждую ниточку, управляя движениями сначала одной ноги марионетки, затем другой, отводя ее руку от ласкательств, которые могли представлять опасность. Он мог принудить ее кивать, пожимать плечом, но, пока он сосредотачивался на этих движениях, потная ладонь марионетки сама собой подползала к бедру девицы, чтобы погладить его.
И на каком же из концов нитей находился тот из них, кого следовало считать менее свободным?
27
Экк решил провести последние недели своей жизни в удовольствиях, но обнаружил, что получать их становится все труднее. Боб проводил большую часть времени в мечтаниях о Люси, мистер Б постоянно работал, в итоге встряхнуть Экка, поднять его настроение было некому. В прошлом он и Боб играли в компьютерные игры или смотрели кино, а еще устраивали соревнования – кто сможет удержать на кончике пальца больше тарелок или съесть больше кекса. Иногда Боб показывал Экку фотографии голых девиц и спрашивал, какая ему нравится больше, однако Экк затруднялся с ответом. Короткие носы казались ему непривлекательными.
А время летело так быстро.
Однажды он пробудился от гнетущего сна и увидел за окном махавшую ему рукой Эстель. При виде ее сердце Экка радостно скакнуло, но направился он к ней не без некоторой опаски. В конце концов, отец этой девушки намеревался съесть его. Возможно, ее показное дружелюбие – всего лишь уловка. Возможно, отец прислал Эстель, чтобы та сняла с него пробу, удостоверилась, что от печали мясо его не стало горчить.
Но может ли быть лживым лицо настолько доброе? Эстель протянула к нему руки.
– А ты похудел, – сказала она, нахмурившись.
При всей его недоверчивости Экк находил невозможным отрицать прирожденную привлекательность лица Эстель, особенно в сравнении с другими известными ему лицами. Она не улыбалась ему с угрозой, или так, что можно было предположить – чего-то ей от него нужно, или просто потому, что едва сдерживала желание посмеяться над ним. Она улыбалась так, что Экк понимал – больше всего на свете Эстель хотелось увидеть его, а не кого-то другого.
Никто еще не смотрел на Экка так, и он был до того тронут этим переживанием, что забыл о своих подозрениях и зашаркал прямиком в ее объятия. Он вспомнил, как Эстель держала его на руках в ночь той ужасной карточной игры, и зажмурился, чтобы стереть остальное из памяти. Он и не знал, что возможно в один миг испытать столь много сильных чувств – горе, любовь, голод, подозрение, волнение и, конечно, вековечный страх смерти. И задрожал от огромности своих чувств, точно лист.
Экк неподвижно, закрыв глаза, лежал у нее на руках, а она объясняла ему свое отсутствие, рассказывала о своих странствиях, о местах, в которых побывала, и о существах, которых повстречала, а потом стала гладить и щекотать его, продолжая говорить певучим голосом. И лишь спустя немалое время ласково освободилась от Экка и потянулась к своей большой кожаной сумке.
Экк вскочил на ноги, глаза его испуганно расширились. Сумка Эстель очень походила на ту штуку, которую надевают человеку на голову перед тем, как его повесить.
– Вот, – сказала она и протянула ему сумку. – Я тебе кое-что принесла.
Дрожа от страха, Экк заглянул в ужасную сумку. На самом верху в ней лежал кекс, а рядом с ним длинный сэндвич, напичканный кусочками ростбифа, маринованными огурцами, помидорчиками и сыром.
На протяжении всей своей жизни Экк постоянно мечтал наполниться – счастьем, достойными похвалы качествами, добротой, да, – но прежде всего едой. И вот перед ним в самый горестный его день явилась Эстель и предложила ему такой большой сэндвич, какой не всякий и съест, а в придачу к сэндвичу – три упоительно вкусных кекса, свежие пшеничные лепешки с джемом, происходящим с планеты, которая ничего, кроме джема, не производит, баночку божественных корнишонов, скатанные блинчики с приправами, на Млечном Пути не известными, фруктовые пирожки и жирный мягкий сыр, который, по представлениям Экка, только на небесах и едят. Даже если назначение этих яств состояло в том, чтобы откормить его перед убийством, все равно они были до крайности вкусны.
– Боб дома?
Экк покачал головой. Разочаровал ее такой ответ или порадовал, сказать он не мог, потому что лицо Эстель осталось безучастным.
Поначалу разговор у них не клеился. Рот Экка не годился для размещения более чем половины кекса, а сейчас их там было три. Жадность зверька забавляла девушку, предлагавшую ему деликатес за деликатесом. От одного лишь объема еды щеки его раздулись, а глаза укатили в глубь головы. И пока он ел, Эстель рассказывала о вещах и явлениях, которых он никогда и представить себе не мог. Звучание голоса Эстель волновало Экка почти так же сильно, как ее рассказы, и, несмотря на свою печальную судьбу, он чувствовал себя почти счастливым.
– Прости, что не навещала тебя, – сказала девушка.
Экк кивнул.
– Но теперь я вернулась, – продолжала она. – И знаешь почему?
Экк всесторонне рассмотрел этот вопрос. Нет, строить догадки немного рискованно.
Эстель смотрела на него, лицо ее было спокойным.
– Потому что ты мне по душе. И потому, что выбор моего отца делает меня до крайности несчастной.
Ну, не такой несчастной, как я, подумал Экк.
– Я… – Она замолчала, подбирая правильные, точные слова. – Я делаю, что могу, стараясь повлиять на него. Пока же мне хочется, чтобы мы стали друзьями.
Экк кивнул, не очень уверенно. Впрочем, он полагал, что в отсутствие будущего иметь друга тоже неплохо.
– Хочешь, погуляем?
Экк понурился.
– Все в порядке – тебе можно.
Она подняла от него взгляд и увидела мистера Б, который наблюдал за ними, стоя в двери.
– Здравствуйте, – сказала она. – Мы собираемся пойти подышать свежим воздухом. Не хотите составить нам компанию?
Да, ему хотелось бы. Мысль о том, чтобы провести несколько часов, прогуливаясь в обществе Эстель, была более чем соблазнительной. Но у него же прорва работы. Всегда. Слишком много работы. Бесконечный объем работы. И он с сожалением ответил вежливым отказом.
Когда они вышли из комнаты, Эстель обернулась к мистеру Б.
– В следующий раз, – сказала она.
Прозвучало это скорее как план, чем как вопрос.
Она отвела Экка в зоопарк, и там, несмотря на дождь, они в течение нескольких счастливых послеполуденных часов общались с пингвинами, которые очаровали Экка, как мартышки очаровывают малых детей. Такие похожие на него и такие другие.
Когда мимо них прошла несшая ведро с рыбой смотрительница, Экк спрятался за Эстель, хотя, судя по виду девушки, она настолько ушла в свои мысли, что ничего вокруг не замечала.
– Экк, – шепнул он Эстель, и та кивнула. Стало быть, это и есть та, в кого влюбился Боб. Какой позор. И как мала Земля, подумала она, испытывая облегчение оттого, что Люси была слишком смятена, чтобы их заметить. Ибо Эстель сомневалась, что данное ею описание происхождения Экка сможет выдержать вторичное тщательное его осмысление.
Когда настало время вернуть Экка домой, Эстель предотвратила возможность слезливого прощания, достав из кармана плаща немного увядшую свиную отбивную. Экк потянулся к ней носом
– Угощайся, – сказала Эстель.
Зверек угостился.
– Экк, – пробормотал он, и Эстель увидела в его глазах коктейль из крупных слез радости и печали. Длинные струйки дождя сбегали к нижней челюсти Экка.
Она положила ладонь ему на плечо. Ей так хотелось сказать: не волнуйся, все будет хорошо, однако уверенности в этом она не испытывала. Отец ее был человеком на редкость каверзным. А она, следует сказать, слишком увлеклась своими поисками… неизвестно чего.
Экк покачал головой и, сопя, обнюхал ее ладони и руки, а затем, поняв, что она не против этого, почтительно и осторожно облизал их длинным липким языком. Эстель услышала запахи свежих лаймов и дождевой воды.
– Увидимся завтра? – Она смотрела на Экка, чуть склонив голову набок, глаза ее были одновременно и холодны, и теплы.
Экк мрачно покачал головой. Боб с минуты на минуту вернется домой. Он никогда не позволил бы Экку обзавестись другом.
– Послезавтра? – спросила она.
Зверек просиял. Может быть, послезавтра Боб куда-нибудь уйдет. Может быть, к послезавтра мир, каким знал его Экк, станет другим. Все может измениться, что, похоже, и происходило в последние дни с пугающей частотой.
– Ладно, тогда послезавтра, – сказала девушка и помахала на прощание рукой.
Друг, думал Экк. Конечно, она наверняка хочет от него чего-то, но он не против. Позволить себе привередничать в выборе друзей он не мог, тем более что других предложений у него нет и в обозримом будущем не предвидится. А потом он и вовсе умрет.
Мистер Б стоял у окна, глядя, как Эстель исчезает за пеленой дождя. Лоб его, как и всегда, покрывали морщины, но глаза, вопреки обыкновению, сияли.
28
– Кто эта девушка? – спросил у Боба мистер Б.
– Какая девушка?
– Та, что так нравится Экку?
– А, эта. Мисс Никакушка. Ее отец – тот жуткий мафиозо. Ну, тот, что собирается… – Оба посмотрели на Экка, который с вызывающим видом стоял в углу комнаты и глядел перед собой. – Ну, ты знаешь.
Мистер Б кивнул.
Экк хоть как-то ожил лишь в эти послеполуденные часы, когда с ним пришла повидаться Эстель. Тяжкая жизнь смертника истомила его душу.
Ели они в молчании. Экк больше не выпрашивал кусочков со стола, казалось, даже его ненасытность сошла на нет. Голод был просто еще одной мукой, которую Экк ныне сносил – заодно с отчаянием – как доказательство того, что он пока жив. Если ему придется умереть голодной смертью, что же, быть может, это не худшая ее разновидность.
– Значит, дочь?
– Кто?
– Мисс Никакушка.
Боб пожал плечами.
– Элоиза. Эсмеральда. Скользкая штучка.
С этим мистер Б не согласился, но промолчал. Не скользкая. Длинный прямой нос, бледная кожа, высокий лоб – эта девушка могла сойти с картины времен Раннего Возрождения. Ничуть не скользкая. Стройная, грациозная и движется несуетливо.