[802]. Он хотел передать по наследству свое княжество и имя, которое, будучи своего рода насмешливым прозвищем, превратилось бы в династическое на законном основании и было бы известно и почитаемо повсюду.
Как добиться этого? Боэмунд прибегнул к крайней уловке, к театральному пируэту, к поистине открытой издевке над превратностями судьбы и, в первую очередь, над Алексеем, мнившим его побежденным. Он решил не возвращаться в Антиохию. Вплоть до своей смерти он не покидал своих апулийских владений, когда-то завоеванных им на поле брани, уступив Танкреду управление княжеством Антиохиийским, которое формально оставалось во владении Боэмунда. Он не преступил клятвы, не солгал — он только исчез со сцены. Отказавшись и от своих имперских устремлений, и от личного правления Антиохией, он спас наследство своего сына: последняя, на сей раз альтруистическая хитрость политического гения, который столь умело использовал идеалы своего времени, заставляя их служить собственным интересам.
Его мавзолей, сооруженный в начале XII века, безусловно, по его указаниям, свидетельствует равным образом о его имперских амбициях, о его устремлениях крестоносца и о его славных деяниях. Он выражает то, что пожелал оставить после себя Боэмунд, этот старший сын, удерживаемый в правах младшего, этот набожный рыцарь и искушенный полководец, верный папскому престолу, этот воин священной войны и поборник Христа, стремившийся обрести как власть земную, так и почетное место в Божьем царстве. Этот рыцарь-завоеватель в вечном поиске недостижимого[803].
Эпилог. Мавзолей Боэмунда: новая интерпретация
Мать Боэмунда Альберада, разведенная супруга Роберта Гвискарда, была погребена, как и ее первый муж, в церкви Святой Троицы в Венозе, через десяток лет после Боэмунда. На ее гробнице сохранилась следующая надпись: «В этой могиле покоится Альберада, супруга Гвискарда. Если ты ищешь ее сына, ты найдешь его в Каносе»[804].
Действительно, Боэмунд хотел, чтобы его похоронили в Каносе, в мавзолее, выполненном в восточном стиле, который находился у внешней стены, по правую руку от трансепта. Создатель этого мавзолея, очевидно, взял за образец церковь Святых Апостолов в Константинополе (воспроизведена в Венеции), императорский некрополь, в котором покоятся многие византийские правители, и храм Гроба Господня в Иерусалиме, возведенный над гробницей Иисуса. Возможно, таким образом, посредством каменной символики, Боэмунд желал увековечить два идеала: завоевателя Востока и крестоносца, вдохновлявших его всю жизнь.
Стиль сооружения, подсказанный мусульманским и византийским Востоком, долгое время не давал покоя историкам искусства. Сегодня они сошлись во мнении, что этот памятник, целиком и полностью посвященный идее прославления героя крестового похода, выполнен в византийской технике под влиянием искусства ислама. Он был сооружен после кончины Боэмунда, между 1118 и 1120 годами[805]. Эмиль Берто сравнивал его с «погребальными мусульманскими “тюрбе”, возведенными перед мечетью». Такой памятник мог задумать лишь латинянин, вернувшийся из мусульманских земель. «Возможно, еще при жизни Боэмунд сам велел его изготовить», — добавляет ученый[806]. Действительно мавзолей, на мой взгляд, несет на себе отпечаток Боэмунда, особенно заметный в убранстве и надписях, сохранившихся на двух красивых бронзовых вратах начала XII века. Если верить надписи, расположенной в нижней части одной из недавно отреставрированных дверей, их автором был Рожер из Мельфи[807].
Мавзолей и его врата предоставили нам два текста в форме эпитафии, которые, в свою очередь, создают ощущение, что общая задумка принадлежала Боэмунду. Первая надпись, высеченная над пятью лицами, различимыми в восьмиугольном куполе мавзолея, составлена из шести стихотворных строк, воспевающих воинские доблести покойного, множество раз одержавшего верх над византийскими и турецкими армиями, завоевавшего Сирию, ставшего сеньором Антиохии. Вот их копия и перевод[808]:
Magnanimus Sirie iacet hoc sub tegmine princes
Quo nullus melior nascetur in orbe deinceps.
Grecia victa quarter, pars maxima Partia mundi
Ingenium et vires sensere diu Boamundi
Hic acie in dena vicit virtutis abena[809]
Agmina millena, quod et urbs sapit Antiocena.
Перевод можно предложить следующий[810]
Под этим кровом покоится благородный князь Сирии.
Земля эта после него не породила лучшего мужа.
Греция, побежденная четыре раза, Парфия[811], большая часть мира
Ощущали на себе могущество и гений Боэмунда.
В десяти сражениях он подчинил гнету своей доблести
Тысячу армий, о чем знает также город Антиохия.
На бронзовых вратах выгравирована еще одна эпитафия, еще более восхваляющая Боэмунда. Авторский почерк не одинаков, из чего можно заключить, что над вратами работали по меньшей мере два гравера[812]. Курсивом я выделил текст первого «автора», обычным шрифтом — текст второго.
Unde boat mundis, quanti fuerit Boamundus,
Graecia testator, Syria dinumerat.
Hanc expugnavit, illam protexit ab hoste;
Hinc rident Graeci, Syria, damna tua.
Quod Graecus ridet, quod Syrus luget, uterque
Iuste, vera tibi sit, Boamunde[813], salus.
Vicit opes regum Boamundus opusque potentum
Et meruit did nominee iure suo:
Intonuit terris. Cui cum succumberet orbis,
Non hominem possum dicere, nolo deum.
Qui vivens studuit, ut pro Christo moreretur,
Promeruit, quod ei morienti vita daretur.
Hoc ergo Christi dementia[814] conferat isti
Militet ut coelis suus hic athleta fidelis.
Intrans cerne fores; videas, quid scribitur; ores,
Ut cello detur Boamundus ibique locetur.
Перевод;
Мир ревет[815] о том, кем был Боэмунд.
Греция тому свидетель, Сирия то познала.
Одну он победил, другую защитил от врага.
Отныне греки радуются, Сирия, твоему горю!
Если грек смеется и если сириец плачет, то с полным на то правом,
Пусть это, Боэмунд, принесет тебе истинное спасение[816].
Боэмунд сокрушил армии королей и творение властителей,
Он заслужил с полным правом называться своим именем[817]:
Он прогремел во всей земле! Это тот, перед кем склонился весь мир,
Я не могу назвать его человеком и не хочу называть его богом[818]
Тот, кто всю свою жизнь стремился умереть ради Христа,
Заслужил, умирая, того, чтобы ему была дарована Жизнь.
Пусть ради этого согласится милосердный Христос,
Пусть его верный поборник служит ему в небесах.
Ты, кто вошел сюда и узрел эти врата, внемли тому,
что здесь начертано, и молись,
Чтобы небеса воздали Боэмунду своим вечным приютом.
Как видно, прежде всего здесь прославляются заслуги и достоинства Боэмунда-крестоносца: это доблестный воин, могучий рыцарь, талантливый военачальник, победитель турок и вероломных греков, восстающих против истинной веры и римско-католической Церкви. Это сверхчеловек, поборник Христа, положивший свою жизнь на службу крестовому походу, преимущественно священной войне, способной почитать как святых тех, кто, как и он, согласился потерять свою земную жизнь в битвах за Христа и обрести жизнь вечную подле Бога.
Эта эпитафия, не блещущая литературными достоинствами и усеянная игрой слов, является красноречивым памятником истории рыцарских менталитетов: она прославляет крестовый поход и особенно Боэмунда, законного князя Антиохии, победившего язычников и «еретиков» византийцев.
Резное оформление бронзовых ворот свидетельствует не только о восточном и византийском влиянии; оно раскрывает священный характер битвы Боэмунда и дело, которое он поддерживал, защищая свое княжество от тех, кто (греки или турки) хотел его захватить. На мой взгляд, два резных панно, в недавнем времени отреставрированных, до сих пор не получили должной интерпретации.
На верхнем панно правой двери изображены два персонажа, которые, преклонив колени, воздевают руки к третьему, помещенному над ними человеку, которого, к несчастью, уничтожило время. Нижнее панно представляет трех персонажей, одетых по моде латинского Востока начала XII века и очень похожих на предшествующих героев.
Ученые полагают, что два человека на верхнем панно — это Боэмунд и его сводный брат Рожер Борса, которые, будучи почти всю свою жизнь врагами, все же помирились и умерли в один год; они созерцают и молят человека, не сохранившегося на панно, — очевидно, это Иисус на троне[819]. Такая интерпретация кажется мне очень спорной. На мой взгляд, такому персонажу, как Рожер Борса, нечего делать в мавзолее, возведенном во славу одного Боэмунда, пусть даже он примирился со своим сводным братом и, возможно даже, помог ему освободиться из плена, выплатив часть выкупа. Сейчас мы в Каносе.