— Машина насквозь провоняла бензином… Что там у Игоря, подпольная нефтебаза?
Захлопнув две задние дверцы, Маша уселась в переднее кресло и сразу натянула на себя ремень безопасности.
— Дверь закрой, — велел Павел.
— Что? — не поняла Маша.
— Дверь открой и снова захлопни.
— А-а, да, это же «приора». Замок сразу не защелкнулся…
«Приора» мягко вошла с обочины на асфальтовую трассу и быстро нарастила скорость до ста тридцати километров в час. Павел смотрел вперед, управляя машиной. Его состояние насторожило Машу.
— Все в порядке, Паша?
— Да. Все в порядке. Все очень хорошо. Просто великолепно.
— Тогда почему ты такой, весь на взводе?
— Разве? — Павел удивился. Ему казалось, что он снаружи абсолютно спокоен.
— Да, ты напряжен как струна.
Павел вдруг резко завернул на обочину и притормозил.
— Ты чего? — опять перепугалась Маша.
Павел перегнулся через сиденье, забрал сзади большую спортивную сумку, раскрыв замок-молнию, вытащил из пухлых недр какой-то черный предмет… Пистолет! Маша оторопела. Павел тут же всунул ей в вялые ладошки тяжелый металлический компактный аппарат для убийства.
— Выброси подальше!
Маша испугалась, дернулась, словно в руках у нее оказалась ядовитая гадина, поспешно открыла дверцу машины и выбросила пистолет в высокую траву.
«Приора» сорвалась с места и понеслась по трассе, обгоняя попутные машины.
— Ты что, стрелял из него? Откуда взялось оружие?
На вопросы Маши Павел раздраженно дернул головой — он никак не мог совладать с собой после совершенного.
— От верблюда!
Он нервно включил радиоприемник, покрутил настройку, надеясь найти какую-нибудь расслабляющую музыку, но рука сама остановилась на канале местной радиостанции. Восторженный баритон ведущего излучал нескрываемую радость от того, что он вещал в эфир:
— Сенсационное преступление! Друзья мои, наконец-то и у нас случилось то, что останется в истории России! Прямо на глазах сотен избирателей из окна заброшенного дома был застрелен кандидат в губернаторы Козовский Юрий Антонович. Все в шоке! Оперативные мероприятия по задержанию киллера и операция «Перехват» пока не принесли результата…
— Мне надо выйти, — простонала Маша, прикрывая рот ладошкой. — Мне дурно. Меня сейчас вырвет!
Павел притормозил. Чистоплюйка. Какое ей дело до неизвестного негодяя, который испустил дух! Сейчас объявит ему, что больше не хочет с ним иметь дела!
Маша открыла дверцу и тут же выблевала на обочину, потом, громко дыша, откинулась на спинку сиденья.
— Поехали.
«Приора» быстро набрала скорость.
— Ты же подсознательно знала, что Поборник умрет, почему такая реакция? — зло спросил Павел, глядя вперед — на стелящееся полотно трассы.
— Меня стошнило не от того… Это от бензина. Терпеть не могу такую вонищу!
Павел не замечал никакой вони в салоне. Маша явно говорила неправду.
Он съязвил:
— Может, ты беременна? Твой любимый санитар из психушки накапал, а?
Маша мотнула головой, совершенно не обижаясь на слова Павла:
— Нет. Санитар ни при чем — у меня всегда была аллергия на запах бензина, керосина… В общем, нефтепродуктов. Аллергия на нефтепродукты… На вонь, которую они источают…
— Испускают? — уточнил Павел.
— Пусть испускают, мне все равно, — согласилась Маша.
Она выглядела больной, усталой и опустошенной. Это летнее приключение стало для нее настоящим испытанием. Была ли она готова к нему?
Павел взвился:
— Что же не обвиняешь меня?! Или я, в твоих понятиях, ничего страшного не совершил?! Грохнул мужика, и ладно?!
Маша не отозвалась. Смотрела вперед через лобовое стекло на несущееся навстречу полотно трассы не мигая. Ее подергивало от нервных переживаний, но она молчала, стиснув зубы.
Павел поразился — какой сильный человек эта маленькая, хрупкая девушка.
Господь послал русскому народу самую главную козырную карту в грязной игре за выживание — очень слабых, но самых сильных женщин. Россия — страна женского начала, и потому непобедима. Убей всех мужчин, и русские женщины из любого иностранца сделают русского, и все иностранные орды станут русскими. С русскими женщинами лучше не связываться — это такие слабые, но очень сильные создания! С ними не поспоришь!
Павел вел машину и злился. Злился на себя. Дурак он, полный дурак! Почему он поступил так, придумал себе что-то? Можно же было поступить иначе, не переходить черту, за которой обратного пути уже не бывает. Наверное, так страдал от страха Юлий Цезарь, когда перешел со своими жалкими легионами через Рубикон, и двинулся на Рим. Выбора уже не было, и было очень страшно. И возможности повернуть уже не существовало. Только вперед! Теперь для Павла оставался лишь этот девиз: «Только вперед!» Отметать все сомнения и двигаться, не разъедая себя сомнениями. Только вперед! Только вперед! Другого варианта уже не оставалось… Что ж, он пройдет свой путь до конца!
Маша посмотрела на Павла вымученно, объяснила ему его терзания:
— Ты же Боец. Ты не мог поступить иначе…
— Боец. — Павел зло усмехнулся. — Боец…
Они вернулись в родной город, вернулись домой. Мчаться куда-то дальше, чтобы лишить жизни очередного Поборника, эмоциональных сил уже не было. Пришло опустошение. Ничего не хотелось. И вся дальнейшая жизнь теперь представлялась трагической и страшной.
Затормозив у дома Маши, Павел подождал, пока она вошла в свой подъезд. Надо было ехать, но он не спешил. Маша снова вышла:
— Езжай.
— Все, значит? — зло выкрикнул Павел, наполняясь обидой.
Он не хотел ее терять, он вдруг понял, что должен всегда быть рядом с ней. Не потому, что боялся, что она вскоре морально сломается и побежит в полицию с доносом на него, жестокого убийцу-психа, нет, она никогда не расскажет о его злодеянии. Просто он вдруг физически ощутил, что любит ее. После страшного стресса, ослепившего его разум, он как-то сразу определился, кто он и как должен жить. Прошлое теперь его не интересовало.
Маша смотрела странно.
— Что молчишь? — спросил он надтреснутым от волнения голосом.
— Мне надо сходить в больницу.
— Зачем?
— Я отпрашивалась на неделю, теперь придется просить, чтобы совсем уволили.
Павел сначала не вник, почему ее должны уволить, но тут же осознал — она останется с ним и поедет за Хребет, искать второго Поборника Зла! В душе дернулась радость. Он ей небезразличен! Они теперь всегда будут вместе. Павел улыбнулся, мгновенно ощутив огромную легкость. Раз она будет с ним, он сможет все, и его выбор — выбор правильный.
— Ты права! — прокричал он ей. — Придется просить об увольнении.
— Я тебе позвоню.
— Хорошо.
— Езжай. — Маша махнула рукой.
Павел притопил педаль газа — «приора» покатила прочь от дома Маши.
Он вывернул на улицу и прибавил скорость. Рука сама потянулась к панели радиоприемника — зазвучала плавная, расслабляющая музыка. Мысли снова вернули его к совершенному преступлению. Как получилось, что ему удалось дерзкое и безрассудное убийство, когда вокруг толпились люди, было полно охраны, а стрелял он почти в упор из окна заброшенного дома?! Видно, так и должно было случиться, видно, судьба. Пистолет дернулся живым существом в твердой, уверенной руке, и тут же во лбу Козовского расплылось алое пятно. Павел сразу бросился бежать через захламленные комнаты во внутренний двор, сиганул через забор, оказался на другой улице и юркнул в подземный переход, где было тесно от пешеходов, с обеих сторон велась торговля в киосках, и люди постоянно останавливались у витрин, тормозя движение. Он не считал себя мастером стрельбы, а тут на — прямо в точку!
На такси он добрался до окраины города, расплатился и пешком обошел пост ГИБДД, а уже километра через два тормознул бывший когда-то военным грузовой «Урал»…
Павел завернул на стоянку у здания управления, махнул рукой знакомым оперативникам, выключил зажигание. Финал. Поездка завершена, дело сделано. Теперь он вернет ключи Мишке Соболеву и отправится домой перевести дух.
Убийство Козовского припишут, конечно, заинтересованным группировкам из Москвы, будут кивать на Южина и даже на безвольного директора гостиницы, а потом выберут нового мэра — конечно, Южина — и обо всем забудут. Была во всем этом только одна загогулина — Соболев-старший единственный, кроме Маши, кто явно знал о причастности Павла к покушению на Козовского, и он мог кому-нибудь «нечаянно» сболтнуть, тому же Мишке-дураку, а Мишка — он точно дурак, принципиальный, правильный, он начнет копать. Ему будет в кайф подловить и уличить коллегу.
Оказавшись в прохладном вестибюле управления, Павел кивнул дежурному, пошел на второй этаж. Соболеву уже сообщили, и он, выйдя из кабинета, щерил физиономию в ухмылке.
— Ловелас-отпускник навещает родные пенаты! Али соскучился?
— Ну тебя! — невольно улыбнулся Павел, хотя не хотел, пожал Соболеву руку, придерживая его за спину, вошел следом за ним в душный кабинет.
На столе Соболева лежали папки с делами, чистые листы, стояли пепельница и молчащий вентилятор.
— Сломался? — Павел кивнул на вентилятор. — Духотища.
— Греется, собака. Покрутит немного, я ему отдохнуть даю, а то сгорит, тогда я вообще здесь сплавлюсь… Как моя тачка, не угробил?
— На, возьми, жмот. — Павел бросил на стол ключи от машины. — В отличном состоянии, какую брал, такую и вернул, и бак полный.
— Какой ты примерный. А сам как, хорошо покуролесил?
— В меру.
— У вас там грохнули дядю одного видного.
— Мы уже уехали, когда стряслось. Слышал по радио.
— Кипиш там поднялся, брат ты мой! Весь город заперли, обыски, проверки на дорогах. Повезло тебе, что уехал раньше, а то бы засел.
— Повезло.
— Пообедаем вместе?
— Ужинать уже пора. Я все ехал и думал, застану тебя на рабочем месте или домой придется переться. Застал.
— Аксюшкин, козел, запахал меня совсем. Ты только ушел, а такое ощущение — год один работаю.