— Здесь и засядем. В городе он долго не пробудет, после обеда максимум вернется домой, а там, бог даст, и купаться пойдет — вон духота какая.
Заглушив двигатель, Павел вышел на дорогу, пошел на берег. Осмотревшись, с довольным видом вернулся.
— Отличное место. Выходи. Есть хочешь? Я пирогов с калачами взял.
— О, нет! Тетя Аня перекормила.
Маша вышла, размяла ноги. К ее удивлению, ни мошки, ни комаров не было, наоборот, с озера дул приятный свежий ветерок. Захотелось скинуть обувь и походить босиком по траве и теплому песку.
Они расположились рядом с зарослями молодого ивняка. Здесь не раз отдыхали — тут и там были черные кострища, и даже кое-где валялись покрытые сажей шампуры, а из воды торчали вырезанные из веток сошки для удилищ — рыбачили люди. Они постелили на сухую истоптанную землю взятое с собой плотное покрывало.
С другой стороны озера раздалось рокочущее урчание.
— Что это? — насторожилась Маша.
Павел расчехлил прицел, настраивая окуляр, покрутил диски.
— Хорошо видно, как на ладони. Спасибо деду!
— Паша, дядя Гена не любит, когда его называют дедом, — заметила Маша, удобно расположившись на покрывале и глядя прямо в самую высь голубого летнего неба.
Ей подумалось: «Господи, как хорошо! Какая благодать!».
В самой неимоверной вышине билась темная точка.
«Жаворонок играет. Он любит. У него семья. Птенцы растут. Все хорошо… Господи, какая сложная жизнь…» На душе у Маши возникло такое умиление, что она готова была расплакаться от такого простого, летнего счастья. Тепло, комаров-мошки нет, Павел — ее Боец и ее Герой — рядом…
— Дед не любит? Хр-хм… Ладно, спасибо дяде Гене, местному гению оптики…
— Дай я тоже посмотрю…
Катер промчался совсем рядом.
У Маши дернулся испуг в груди и провалился в ноги — вспомнила, как ее лапал отвратительный громила, как бесцеремонно и очень больно ущипнул за влагалище… Мразь… Тварь… Она поднесла прицел к правому глазу — крутой домик у Прокопова, на бюджетные деньги возвел, ворюга, не иначе… Но раз Кремль молчит, такое будет продолжаться бесконечно долго. Как только оттуда рявкнут, так сразу и придет конец этому коррупционному беспределу… Так, дальше… Зону отдыха оборудовал Прокопов себе отличную, не один миллион рубликов, а может, и зеленых впялил, хапуга…
Маша повела прицелом вслед за катером охранников, лихо сидевших в оранжевых спасательных жилетах, бейсболках и плавках (один стоял, и было видно).
Маша обернулась к Павлу:
— Балдовая у них работа — ни хрена не делают и бабло загребают.
— Им платят за риск, Маша. — Павел отозвался спокойно, не пытаясь забрать прицел. Он был спокоен и расслаблен.
— Какой риск? — презрительно скривилась Маша.
— Вдруг нападут…
— Кто нападет?! — Маша даже повысила голос, до того ей это казалось невероятным.
Павел хмыкнул, отворачиваясь:
— А мы…
Маша подавилась воздухом, но справилась с собой… Точно! Они же убийцы. Они приехали убить Прокопова, лишить его жизни… Значит, не зря так многочисленна охрана, не просто так ей все прощается… Павел во многом прав… Может, они потому и жируют, эти охранники, что скорую смерть свою чуют… Уроды… Пир во время чумы… Обоссался от страха и ужаса, выпил, не помогло, снова выпил, обсераясь от страха и ужаса, занервничал, зная, что скоро сдохнет… Уроды…
Маша стала осматривать дальний край озера и заметила трех женщин — на песочке нежились загорающие купальщицы. Их яркие купальники призывными сочными пятнами издалека манили охрану резиденции. Вот к кому они так спешили, уроды! Очередных нарушителей режима обнаружили, мрази…
Маша с ехидством подумала, вспомнив свое утреннее «приключение»: «Этим в рот дадут — это точно!»
— Интересно? — спросил Павел.
— Пока нет. Наблюдаю. — Маша с интересом следила за приближением катера с охранниками к уже заметившим их молодым женщинам.
Женщины с тревогой глядели и ждали.
«Вот овцы! Бегите, пока не поставили на долбеж!» — мысленно переживала Маша.
— Что напряглась? — Голос Павла выдавал усмешку.
Она не отрывалась от окуляра прицела:
— Отвянь…
Крестик прицела ползал по обнаженным телам охранников — они уже скинули спасательные жилеты. Скоты. Будут насиловать — Маша уверовалась в своем предчувствии.
Было бы у прицела ружье — кых-кых, и нет козлов!
«Неужели я способна убить?!» — тут же поразилась она. И ответила себе: «Таких — да!»
Катер выключил двигатель и по инерции выскользнул половиной корпуса на песок дикого пляжа. Первый охранник, что-то крича женщинам, спрыгнул на берег, сорвал с головы бейсболку и, что поразило и потрясло Машу (беспредел полный!), ловко скинул с себя плавки, обнажив упругую загорелую задницу.
Купальщицы мигом вскочили и, высоко задирая ноги, как неловкие коровы (Маша ухмыльнулась), пустились бежать.
Второй охранник, ухахатываясь, не торопился покидать катер. Его обнаженный коллега с торчащим членом догнал и ухватил за руку одну из женщин, молодую, не старше двадцати пяти, с короткой стрижкой, худенькую, с гибким станом, в красном открытом купальнике. Она закричала жалобно, с отчаянием, но отсюда ее крика было не слышно. Мужик повалил жертву на песок, а ее подруги уже карабкались по берегу наверх, в заросли сосняка.
Маша в полном шоке оглянулась на Павла. Он грыз соломинку и скучал.
Второй охранник оставил катер, разделся догола и пошел к месту насилия. Его торчащий член мешал ему идти. Напарник уже вовсю имел женщину, которая теперь покорно лежала, продолжая кричать. Маша покрутила настройки оптики — сцена соития стала видна во всех деталях. «Что же ты творишь, падаль!» — подумалось ей. Она видела там себя, и даже сердце начало ныть — что бы она с собой сделала после такого, как стала жить дальше? Смогла бы забыть? Такое не забудешь…
Наконец мужик, задрав голову, застыл, кончая, и ловко спрыгнул с купальщицы. Его коллега тут же занял место над женщиной и задергал тазом в бешеном ритме, торопливо совокупляясь. Женщина уже не кричала, а просто лежала и ждала окончания.
Когда второй охранник удовлетворился, он встал, попытался всунуть свой пунцовый, раздутый член в рот женщине, но та отвернулась и села. Охранники рассмеялись, потрепали ее по волосам и, весело болтая между собой, направились к катеру. Их члены обвисли сморщенными сосисками. Женщина встала, подобрала свои плавки и понуро пошла к лесу, где прятались ее подруги.
Катер опять взревел мотором и понесся по глади озера в другую сторону.
— Давай теперь я посмотрю, — протянул руку к прицелу Павел.
— На. — Маша была потрясена увиденным. Просто шокирована. Действительно, лютуют беспредельщики: мужиков избивают, баб насилуют, а Прокопов снисходительно прощает «выходки» верной охраны. Она сказала без эмоций:
— Там только что девку изнасиловали.
— Где? На вилле? — оживился Павел, оглядывая противоположный берег.
— Нет, в тупике озера. Три девки купались, загорали, а охранники налетели, одну поймали и изнасиловали.
Павел нехорошо улыбнулся, продолжая смотреть в прицел.
— Дело житейское. Такова доля вашей сестры.
— Пошел ты… брат, — оскорбилась Маша его иронией.
— Я-то при чем? — опешил Павел. — Я виноват, что мужчины периодически насилуют женщин?
— Помолчи лучше. Смотришь — смотри.
Маша отвалилась на спину на покрывало, уперла взгляд в голубое безоблачное небо. Хорошо, тихо. Прямо благодать. А минуту назад совсем недалеко двое подонков изнасиловали молодую женщину. Веселятся, поди… Гордятся своим подвигом… Как ей теперь? И подруги, стервы, разбежались, коровы. Втроем они без проблем отбились бы от тех козлов. Палки бы похватали, сучья… А теперь разнесут по городку, как сороки, радостно стрекоча, — не у них же беда и позор, а у подруги, можно позлорадствовать по-женски… А может, они специально сюда забрались, чтобы их оттрахали?
Маша усмехнулась.
— Что? — спросил Павел.
— Так просто. Скоро Прокопов приедет? Тоска.
— Терпи.
— Терпи, терпи… Всю жизнь только и делаешь, что терпишь.
— Такая у вас доля, у женщин.
— Ты опять?!
— Молчу, молчу.
Маша закрыла глаза, повернулась на бок и незаметно задремала…
Ее усиленно трясло. Она пришла в себя — Павел, глядя в прицел, тормошил ее свободной рукой:
— Хватит храпеть.
— Не храпела я!
— Ага! Всех птиц в лесу распугала!
— Ну тебя!
— Не спи! Сейчас начнется самое интересное…
Маша, ощущая головную боль, сощурилась на небо — смеркалось. Долго она спала.
— Что там?
— Веселая компания вывалила на берег — купаться.
С той стороны озера раздавались громкие голоса и женский смех. Павел внимательно следил за происходящим, вжавшись в резиновое основание окуляра.
— Вижу Прокопова, двух баб, наверное, секретарши — чересчур молодые и смазливые, — комментировал он. — В стороне ублюдки-охранники в спасательных жилетах, у катера еще один боров — впервые вижу. И этот, который по телевизору трепался про курс Прокопова на усиление роли регионов, — Свипольский. Что-то бурно обсуждают. Прокопов смеется, чешет живот. Потные, поди, в водичку тянет, освежиться… Так, раздеваются, голубчики. Внимание! — Павел судорожно покрутил кольцо настройки. — Мать моя!
— Что? Знак увидел?
Маша нервно присела. Она услышала, как на том берегу забурлила вода, засмеялись, зафыркали, выкрикивая нечленораздельные слова.
Опешивший Павел отпрянул от окуляра, ошалело воззрился на Машу:
— Не верю.
— Что там такое?
Он снова навел прицел и впился взглядом в выбирающихся на берег мужчин. Потом он передал прицел Маше:
— Сама посмотри.
Маша на корточках, как утка, придвинулась к Павлу, взяла прицел, подправила резкость — прямо перед глазами проявились два человека, в брюках, но без рубашек. Они вытирали головы полотенцами и беседовали.
— Вытираются уже, в брюках.
— Эх, говорил же, быстрее смотри, — досадуя, отозвался Павел.