Как он и надеялся, его сразу узнали — дверца одного из «мерседесов» настежь распахнулась, и с заднего кожаного сиденья раздался радостный гогот. Толстые амбалы, которые его изнасиловали, от души забавлялись его больным видом.
— Вот так встреча! Что такой грустный? — резвились амбалы.
В сердце Павла екнула ярость и угасла. Только не нервничать. Они должны видеть его морально поверженным.
— Тебе чего, педрило? Что зенки выпер? Или один раз — не педераст? — вдруг осердился амбал, который верховодил вчерашней расправой.
Павел хрипло заговорил:
— У меня денег нет.
— И что из этого? — опять повеселел амбал. Его дружки, сотрясаясь, истерично хихикали. — Ты что, пришел содрать с нас за интимные услуги, что ли? Думаешь, так приятно было драть тебя в сраную задницу?!
Салон «мерседеса» утонул в грохоте смеха. У Павла горели уши — вот ублюдки.
— Айгуль забрала все мои деньги, и я не могу уехать из Москвы.
Амбал-заводила состроил серьезную гримасу:
— Я понимаю — это проблема.
— Может, одолжите мне рублей пятьсот? — спросил Павел.
Амбал обернулся к дружкам, и они опять громко заржали, дергая головами.
Отдышавшись, амбал рявкнул:
— Прямо беспредел какой-то, — и опять заржал.
Когда веселье утихло, амбал вытащил из внутреннего кармана пиджака тугой кожаный бумажник, сверкая бриллиантом перстня на мизинце, расстегнул, вытащил двумя толстыми пальцами пятисотку:
— Вот тебе, голубь, на прожитье.
Павел забрал деньги, положил в карман брюк.
— Значит, не обижаешься за вчерашнее? — усмехаясь, спросил амбал, пряча бумажник.
— Я за себя отомстил.
— Как это? — насторожился телохранитель.
— Я болею гепатитом, очень страшный недуг и заразный.
Амбал, сощурившись, туго соображал, но лица дружков посерели от вмиг потрясшего их ужаса.
— Что за херню ты порешь?
— Мне плевать, верите вы или нет, — тихо произнес Павел и этим окончательно убедил насильников.
— Замочу, падла! — взорвался яростью амбал. — Сука!
Он резко выхватил из висевшей под мышкой кобуры пистолет с глушителем, но дружки навалились на него, отворачивая оружие:
— Не здесь, Вася! В лесу грохнем! Не здесь!
— Замочу!
— Нет! Нет, Вася!
Павел вдруг напрягся и резко, направляя вес своего тела в удар, выстрелил кулаком в руку амбала, выбил пистолет, ловко поймал его и сразу же, не раздумывая, разрядил пол-обоймы в копошащихся телохранителей Савельева.
Чпок, чпок, чпок, чпок…
Он сразу же спрятал пистолет за пояс и выпустил поверх брюк рубаху. В «мерседесе» все были мертвы. Павел захлопнул заднюю дверцу автомобиля, осмотрелся — все тихо, никто ничего не заметил в утренней суете — и пошел прочь…
Его мозг твердил, что необходимо как можно скорее покинуть Москву, но каждый шаг, отдающий болью, рвал мысли яростью — надо до конца отомстить за себя и надо сделать то, ради чего он приехал в столицу.
Он добрался до дома, где жила коварная уйгурка, сел передохнуть в беседке на детской площадке. Он расправится с похотливой уйгуркой, отомстит за свое унижение и обрубит все концы — люди Савельева не смогут напасть на его след, а заодно вернет все деньги, которые забрала Айгуль.
Дождавшись, когда из подъезда выйдет жилец, он проник внутрь, осмотрелся — ничего подозрительного, стиснув зубы, поднялся по ступеням лестницы до двери уйгурки, настойчиво позвонил.
Дверной замок с готовностью прощелкал, открываясь.
Павел выдернул из-за пояса пистолет и толкнул дверь плечом, входя, и тут же ослеп — его ударили в лицо с такой силой, что на мгновение душа покинула тело, и улететь на небеса ей помешал лишь пыльный натяжной потолок квартиры.
Очнулся Павел в темном фургоне. Он лежал на полу со связанными руками и ногами, во рту плотно сидел кляп. Вдоль стенок фургона сидели на скамеечках самодовольные амбалы с лицами дебилов. Они обсуждали какую-то чепуху. Павел долго не мог уловить смысл разговора, потом дошло — обсуждали новую компьютерную игру.
Машина притормозила. Задние дверцы отворились, и внутрь фургона ворвался дневной свет.
— Тащите его на хрен вон в те развалины, — громко велел властный голос.
Амбалы перестали болтать, покряхтывая, полезли из фургона, поволокли Павла за ноги.
— Очнулся, — удивился один из амбалов, заметив, что у Павла открыты глаза. Он сурово сдвинул брови и коротко сунул Павлу кулаком в подбородок. Боль обожгла. Павел мотнул головой.
— Что возитесь? Тащите пидера в хибару, зароем его живьем, — сердился голос.
Павел даже не удивился, что ему уготована столь страшная смерть.
Амбалы подхватили его за ноги и плечи и поволокли к заброшенному панельному строению, шутили:
— Ногами вперед его заноси, кгы-кгы, все равно уже покойник.
И тут Павел увидел того, кто руководил палачами, — это был Савельев.
Оцепенение лопнуло, словно удар молнии наполнил Павла энергией. Он яростно замотал головой, завыл, пытаясь кричать.
— Бесится.
— Смерть чует.
— Выньте ему кляп! Узнаем, что ему надо, — велел Савельев.
Рот Павла освободили. Он глубоко вдохнул полной грудью. Надо было спасаться, надо было заставить Савельева и его ублюдков отсрочить казнь. Любым способом.
— Бронтозавру грозит опасность!
— Что? — скривился Савельев с презрением и недовольством.
— Что слышал. Я связной. Пытался предупредить, да эти скоты…
— Зачем убил наших?
— Они предатели!
— Что за хрень несешь?
— Отпусти меня! Говорю — Бронтозавру хана, и тебе вместе с ним, если потеряешь время!
Савельев задумался. Павел уловил нервную искорку в его глазах. Боится. Ему есть чего бояться. Все они, властьдержащие, дрожат днем и ночью за свои шкуры и во всех мнят скрытых врагов.
— От кого ты?
— Развяжи.
— Говори ты.
— Я скажу, а ты меня зароешь. Хрен с тобой, дохни.
— Пасть закрой, падла! Не лай на шефа! — стукнул Павла в скулу один из амбалов.
Но Савельев, перетрусив, уже сдался:
— Волоките его на второй этаж. Развяжите. Если что не так — бейте. Я сейчас позвоню, приду и сам поговорю с ним.
Савельев вынул из кармана смартфон, пальцем послал с экрана вызов.
Павла сердито внесли внутрь, но дальше не потащили, тут же опустили на пол, освободили руки и ноги.
— Давай наверх! Ножками! Таскай тебя!
В ответ Павел стремительно влепил ногой в лицо присевшему на корточки амбалу, который его развязывал, опрокинул его на пол. Ударом кулака в затылок отправил в нокаут поднимавшегося первым по лестнице, а у опешившего молодого здоровяка вырвал из рук тяжелый пистолет и сразу же открыл пальбу:
— Бах! Бах! Бах!
Амбалы умирали, хрипя и давясь кровью.
— Бах! Бах!
Он выскочил на улицу. Савельева пытался загородить собой ошалевший шофер с пистолетом. Павел убил и его.
— Бах!
Савельев, бледнея, убрал от уха смартфон.
— Алло… Алло! Алло!!! — гудел в трубке недовольный бас Бронтозавра.
Павел, хищно улыбаясь, высморкался. Его пистолет смотрел в грудь Савельеву.
— Что теперь скажешь, Поборник?
Маша не находила себе места с момента отъезда Павла. Как там он, в Москве? Сумеет ли в одиночку в такой прорве народа отыскать гадину Савельева и, удавив, вернуться целым и невредимым? Сердце болело, и совсем не думалось о собственной трудной задаче — проследить карельских делегатов до их логова и выявить, кто из них Поборник.
На семинаре все было по-прежнему — улыбчивые американские лекторы вещали с трибуны прописные истины, а слушатели из российской провинции тупо глядели перед собой, обдумывая очередные маршруты ночных столичных забав. Буранов и Лугов, все так же держались вместе с Прокоповым, но заметно нервничали — Свипольского рядом с ними не наблюдалось. Маша представляла, как Поборник теперь лежит где-то в питерской подворотне с пустыми, безжизненными глазами, и ей становилось не по себе. Жил человек и даже не знал, что он слуга Зла, а его за это — хрясть. Страшно. Боец находит Поборников и убивает, но ведь где-то есть и Сеятель. Он-то уж точно знает, кто Боец и кто у Бойца помощница.
Тут Маша представляла свой труп в сточной канаве, явственно ощущая сырость и холод.
По телу пробежали мурашки после очередных ужасных видений. Она опять взглянула на подопечных. Буранов что-то яростно шептал хмурому Прокопову. Да, обеспокоены слуги Зла. Надо держать ухо востро, они могут рвануть на поиски пропавшего собрата, а не найдя, и вовсе уехать. Тогда как найдешь их в Петрозаводске? Но Павел же ищет Савельева в Москве, зная только его фамилию.
Маша почувствовала необычайную уверенность в себе. Да! Ей по плечу выявить карельского Поборника! Ей все по плечу!
Объявили перерыв.
Основная масса слушателей потянулась к ресторану, Буранов же с Луговым, оставив Прокопова, миновав наполненный людьми вестибюль отеля, вышли на улицу. Маша последовала за ними.
Она увидела отъезжавшее такси и своих подопечных на заднем сиденье. Куда-то поехали. Искать Свипольского? Значит, они хорошо знали город, бывали здесь не раз, и у них существовали места, где они надеялись застать пропавшего товарища. Ехать следом за ними не имело смысла. Они обязательно вернутся в гостиницу. Но требовалось быть готовой к их возможному отъезду из города.
На последней сегодняшней лекции семинара Прокопова в зале не было. Маша занервничала. Не упустить бы! Не досидев, она покинула зал и спустилась в бар. В полутемном зале тут и там за столиками курили и пили водку, скучали разбитные девицы, ждали делегатов семинара. Прокопова здесь тоже не было.
Маша поднялась к себе в номер. Семинар должен продлиться еще два дня. Это время придется сидеть как на иголках, сторожа карельчан.
Чтобы подавить нервозность, Маша открыла бутылку виски из мини-бара. За мрачными мыслями и выпивкой она незаметно провалилась в сон.
Снились карлик Борис в обнимку с Прокоповым, оба пьяные. Борис грозил Маше толстым, коротким пальцем: «Я ведь Сеятель! Я Сеятель!..»