Маша с радостным бессилием расслабилась — пытка откладывалась.
Армянин рывком поднял ее на ноги и грубо поволок из зала на палубу. Она не пыталась упираться, да это и было бессмысленно — вес Ары превосходил вдвое, а то и больше, вес хрупкой Маши. Что толку извиваться червяком, если тебя так и так уволокут куда тебе не хочется!
— Что не ругаешься на меня? — зло спросил Ара Машу.
Та решила быть дипломатом:
— Вы мне плохого делать не собираетесь. Это все они! Они вам приказывают!
— Ты права, девочка, все они! — с готовностью согласился Ара. Тем не менее он также грубо свел ее на нижний этаж, открыл дверь с хитрой морской задвижкой, втолкнул Машу внутрь помещения. Задвижка ржаво пророкотала, задвигаясь.
Маша испуганно содрогнулась, оказавшись в этом ржавом, вонючем, мокром мраке.
Крикнула в отчаянии:
— Ара, ты мерзкая сука!
Ара спокойно и беззлобно отозвался из-за двери:
— Сама сука!
Ара ушел… Все звуки стихли. Стало совсем страшно.
Маша опустилась на корточки, прижалась лицом к коленям и заблеяла нытьем:
— Мамочка! Мамочка! Милая мамочка! Ы-ы-ы! Ма-а-а-ма! Ы-ы-ы!..
Она бессильно опустилась на мокрый, холодный металлический пол.
Она пошарила рукой — дальше лежал влажный матрас.
Она погладила матрас еще раз — не такой уж он и влажный. Но ложиться на него…
Только ляжешь, тут же щелкнет наружный засов, ворвутся мучители и распнут ее на этой влажной ватной подстилке, навалятся, пронзая твердыми, как железные штыри, членами. А она ведь была еще девственницей. Грязную историю про первый сексуальный опыт, про любовника главврача она сочинила для Павла, чтобы тот особенно не задавался перед ней и не строил из себя принца. Если полюбил, то пусть примет любой!..
Маша высморкалась и отерла навернувшиеся от жалости к себе слезы. И подумала спокойно и рассудительно о своей участи — в лучшем случае ее утопят, предварительно подвергнув насилию и пыткам… Ладно бы это фашисты такое творили, было бы просто понять… Это творят свои люди, россияне… Они же хуже фашистов! Бандиты хуже фашистов, чтобы они ни говорили в свое оправдание!
«Останусь живой, буду уничтожать бандитов! — вдруг решила Маша в порыве своей последней яростной злости. — А убьют меня эти твари, отомстите за меня! Валите их штабелями. Наши бандиты — хуже фашистов!»
Как говорил Глеб Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме!»
Маша подумала: «А бандит должен быть расстрелян, без суда и следствия, в любой ситуации! Смерть бандитам!»
— Маша, это сон, дурацкий сон…
Маша очнулась в полной темноте. Никакой это был не сон, а мерзкая правда.
Маша поныла секунд десять, а потом вспомнила сон — она ведь в плену у фашистов, только не тех, пособников Гитлера, а местных, русских ублюдков, которые забыли, как их отцы и матери, бабушки и дедушки боролись за независимость страны и за то, чтобы они не оказались немецкими крепостными холопами и рабами. А раз ты борешься с фашистами, надо взять себя в руки и победить этих тварей, а после их уничтожить, раз и навсегда!
Маша провела рукой по полу, нащупала ледяную лужу, отерла влажной рукой лицо, плаксиво швыркнула носом. «Ничего, выберусь, — решила она. — Выживу! Вот вам всем!»
Маша подумала, что зря она не сказала им ничего обидного… Все равно измучают и убьют! Русские бандиты — хуже фашистов, полные мрази. Выродки, которых Господь заранее отдал демонам на растерзание, еще при этой, земной, жизни…
Павел приехал в Петрозаводск на поезде.
Маша должна была жить в одной из городских гостиниц.
Первым делом Павел снял себе комнату в частном доме через агентство аренды, бросил сумку с бельем и сразу начал поиски боевой подруги. Он ощущал себя спокойным и уравновешенным человеком, у которого все находится под контролем. Он найдет Машу, и выйдет на местного Поборника, а дальше все случится согласно плану, четко прорисованному в его мыслях.
Первой гостиницей, которой заинтересовался Павел, была «Карелия». Он подошел к стойке регистрации и любезно поинтересовался:
— Простите, могу я узнать, проживает в вашем отеле Мария Першина?
Дежурная, невыспавшаяся молодая девчонка, обозрела его лицо, хотела отказать, мол, не положено такую информацию давать кому ни попадя, но передумала.
— Сейчас, — согласилась устало.
Пощелкав клавишами своего компьютера, она уперла взгляд в монитор, вдруг оживилась, улыбнулась Павлу:
— Минутку, я уточню, — и подняла трубку телефона внутренней связи. — Алло, Василий Иванович. Спуститесь. Да.
Павел понял, что Маша вселилась именно в этот отель, но что-то было не так. Дежурная опять улыбнулась ему, опуская трубку, но в ее глазах мелькнул испуг.
Павел сразу ощутил холод тревоги под ложечкой.
По мраморной лестнице спускались несколько представительных мужчин в строгих деловых костюмах. Он оглянулся на выход — стеклянные двери открывали еще двое. Ловушка!
В порыве самосохранения Павел кинулся к дверям, намереваясь прорваться наружу, но на него налетели сзади, сбили с ног, заламывая руки за спину. Щека вжалась в холодный пол, на запястьях щелкнули браслеты. Сильные руки профессионально ощупали его тело и выхватили из-за пазухи пистолет.
— О-ля-ля! — вскричали в радости проводившие задержание. — Это находка!
— Вставай, селезень.
Павла подняли с пола. Он понял, что его задержала полиция. Выследили, значит? И не мудрено — так наследил в Питере и Москве.
У него вытащили из нагрудного кармана удостоверение.
— Ишь ты, все нынче с корочками, — удивился самый бывалый на вид, изучая документ.
— Я действительно сотрудник полиции. Я на задании.
Бывалый демонстративно стряхнул с ушей лапшу.
— Рассказывай это обывателям. А мне, майору Запрудному, выкладывай как на духу: кто ты, почему с пистолетом и зачем тебе понадобилась Мария Першина?
— Я действительно сотрудник полиции Сережин, и это мое удостоверение.
— Я могу ведь и ударить! А рука у меня тяжелая, — свирепел майор.
— Я сотрудник…
— Ты пидор! Ты урка драная! Лох с пистолетом! Сейчас увезу в управление, жопу порву, жилы на кулак намотаю! Кровью изойдешься!
Павел устремил взгляд в сторону. Что же стряслось с Машей, аж полиция ей занимается? Неужели погибла? От этой мысли стало не по себе. Он ощутил противную слабость во всем теле. Нет, не могло такого случиться. Все что угодно, но не смерть. Он ведь полюбил ее и уже не представлял жизни без милой Маши.
Видя спокойствие задержанного, майор враз спрятал напускную суровость, велел поднять на ноги Павла, добродушно показал изъятый у него пистолет:
— Пистолет твой?
— Мой.
Признание обезоружило майора. Обычно урки ни за что не признавали оружие своим: нашел, не знаю чье. А этот сразу — мой. Это настроило майора на позитивный лад.
— Пойдем-ка в номер этой Маши, предъявим тебе ее вещи. Ты ее знаешь?
— Знаю. Она проходит по делу Алешковского в качестве свидетеля. Что с ней стряслось?
Майор переглянулся со своими архаровцами.
— Неизвестно что. Прописалась в гостинице, оставила вещи и пропала. Уже третьи сутки носа не кажет. Администрация отеля сообщила нам, собрались заводить дело о пропаже человека, а тут новое ЧП — с утра кто-то влез в номер и все перерыл. Ты сможешь опознать ее вещи?
— Смогу.
— Идем.
Павел кивнул себе за спину:
— Наручники-то снимите. Не убегу.
Майор Запрудный ухмыльнулся:
— Коконов, расстегни его. А ты, парень, особо не расслабляйся. Мы сегодня же свяжемся с твоим управлением и выясним, на каком ты задании.
— Ваше право. Но я правда сотрудник и на задании, — спокойно согласился Павел, потирая успевшие затечь запястья.
«Надо бежать», — свербило в голове. Но сначала он узнает все об исчезновении Маши. Это для него самое главное сейчас.
В тесном номере, где к стене жалась узкая кровать, стояли холодильник, телевизор на широкой тумбочке и отсутствовал стол, царил кавардак. На кровати, раскрыв зев, лежал распотрошенный чемодан Маши, по полу валялись трусики и маечки, носочки, газеты. У нее и вещей-то особо не было, зачем было устраивать показной шмон — могли спокойно посмотреть содержимое и уйти, — Павел не понимал.
— Ее вещи? — подцепил пальцем ажурный бюстгальтер майор Запрудный.
Оперативники, столпившиеся в проходе у дверей, заулыбались похабными улыбками.
Павел понял, что они имели в виду.
— Про нижнее белье ничего не скажу, — серьезно ответил он. — А чемодан ее, вон те бусы тоже ее — видел их на ее шее.
— Ладно. — Запрудный бросил бюстгальтер в чемодан. — Коконов, собери барахло. Протокол опознания вещей составим в управлении. Ну все, хлопцы, по коням.
Павла толкнули к выходу, оперативники замешкались, шутливо пихаясь между собой, и он первым вышел в пустой длинный коридор этажа. Дальнейшее было как в крутом боевике — он изо всех ног кинулся к лестнице. Оперативники не сразу осознали, что задержанный уносится от них со скоростью лесной лани. Пока переглянулись, пока вскричали: «Сука-а! А!», пока, толкаясь локтями в коридоре, рванули следом, Павел уже промчался через вестибюль, выскочил на крыльцо и, огибая две бело-голубые машины полиции, забежал за угол здания. Опера беспомощно озирались на крыльце, а он уже был у зеркальных витражей банка, перемахнул, словно дикий кот, железный забор и скрылся в зарослях парка.
Бежал он не останавливаясь, пересек парк, отдышался и, увидев стеклянную остановку общественного транспорта, с беспечным видом подошел и влез в подошедший автобус. С тревогой он смотрел, не выбегут ли из парка запыханные преследователи, но никто так и не появился…
Вечером в снятой комнате он лежал на топчане в одних трусах и смотрел телевизор. Хозяева дома, дед-пердун и старушка — божий одуванчик, возились в огороде. Программу местных новостей прервало срочное сообщение городского УВД:
— Разыскивается подозреваемый в совершении преступления некто Сережин Павел Сергеевич. Приметы: рост высокий, худощавого телосложения, цвет волос русый, глаза серые. Просим граждан, имеющих сведения о местонахождении подозреваемого Сережина, сообщить в Управление внутренних дел по телефонам…