-Товарищ лейтенант, - решил я облегчить ему нравственные терзания и сомнения, - эту брагу ваши ребята, когда на усиление уходили, специально для вас оставили и меня предупредили: «Смотри! Если будет Игорю хреново, то угости его». А я же вижу как вам хреново.
Бушует за дощатой дверью «Афганец» и так тоскливо призванному на два года лейтенанту, что он чуть подумав, соглашается:
-Ну ладно доставай.
Ольхин не уходит в одиночку глушить бражку из фляги в офицерском помещении, он благородно предлагает:
-А ты будешь?
Если Игорь надеялся, что я откажусь, то он сильно ошибался, не таковского напал, избытком благородства я никогда не страдал.
-Ну если вы приказываете товарищ лейтенант, то я обязан подчинится, - радостно оскалился я, мигом достал и протянул ему свой котелок.
-Гм…, - чуть разочарованно бормотнул лейтенант и покачал полулитровую флягу на руках.
Ну что такое пол-литра слабо алкогольной браги на двоих? Это даже не выпивка, а так … можно даже сказать издевательство над выпивающими людьми.
Ольхин льет мне напиток в котелок, сам пьет из фляжки. Сидим на куче сваленных на полу бушлатов и мелкими глотками смакуем сильно пахнущую дрожжами бражку.
По виду и по манере поведения Игорь Ольхин совершенно от кадровых офицеров не отличается. Тот же мат при отдании воинских команд, та же командная хрипотца в голосе, то же умение заставить даже самого наглого солдата выполнить почти любой приказ. И в военном деле он вполне прилично разбирался. И по своей минометной части дока был и командиром боевой группы на операции ходил. Офицер как офицер. На сугубо мирного гражданского интеллигента, на которого чуть ли не силком напялили военную форму, лейтенант Ольхин совершенно не похож. Хотя мирный, скромный, неловкий, обремененный дипломом и комплексами юноша интеллигент говорящий солдатам «вы» и не умеющий командовать, пить водку и воевать, это или донельзя затертый художественный штамп или просто рудимент иных времен. Наш студент умеет пить, материться, драться, в безвыходных ситуация на экзаменах и зачетах проявляет смекалку, выдержку и беспредельное нахальство. А студент живущий в общежитии, да на одну стипендию это вообще элита студенческого сообщества и готовый командир для наглых, матерящихся, пьющих и не желающих служить как надо солдат. Чуток военных знаний, немного боевого опыта и вот вам офицер способный тащить службу «Ванькой - взводным» в любом роде войск.
-А вот интересно, где это вы постоянно дрожжи и сахар достаете? – облизывая губы крайне бестактно спрашивает меня бывший студент и выпускник физико-математического факультета, ныне и присно и до дембеля командир минометного взвода лейтенант Ольхин.
Всем своим видом демонстрирую удивление и возмущение его крайне бесцеремонным вопросом. «Какой вы невоспитанный человек!» - говорит офицеру моё вытянувшееся с разводами еще не смытой глины лицо. Такой вопрос по военному этикету это верх дурного воспитания. Если офицер поймал солдата с брагой или водкой, то отбирай, проводи допрос, накажи в конце то концов если уж так приспичило. Но если тебя угостили, а ты принял угощение, то спрашивать: где; зачем; почему, это просто… ну просто моветон.
-Да я так интересуюсь, - слегка смущается Игорь и пытается исправить возникшую неловкость, - вдруг самому пригодится,
-На хлебопекарне 201 дивизии меняем на патроны, - нехотя признаюсь я.
-?! – от удивления даже раскрыл рот лейтенант, - Да на кой патроны хлебопекам нужны? Этого же добра и так завались …
И точно, вот чего – чего, а уж боеприпасов особенно патронов и гранат навалом было. Никого отчета в их использовании не требовалось. Цинки с патронами, гранаты без запалов прямо в палатке у оружейных ящиков валялись, «бери, не хочу». Да еще у каждого в РД по одному б/к - боекомплекту было. Б/К это четыреста патронов в пачках и четыре гранаты в подсумках.
-Это трофейные патроны, - болтая в котелке остаток браги поясняю я, - пекари из них сувениры делают. Дома небось выделываться будут: «вот мол мы какие лихие … вот какие у нас трофеи... вот сколько духов положили, а вот эту самую пулю у меня прямо из груди вытащили». Тут главное, - чуть улыбнувшись продолжаю я, - чтобы маркировка на патронах с иностранными буквами была. Больше всего патроны от английской винтовки «Бур» ценятся, еще патроны с иероглифами от китайских АК и ДШК хорошо идут. – И поспешно во избежание последующих вопросов добавляю, - Мы уже все обменяли, больше нет.
-И браги больше нет? – тоскливо спрашивает не утоливший жажду командир минометного взвода.
Пожимаю плечами: Нет.
-Неужели и для Петровского ничего не осталось? – скорбит Ольхин и вонзает мне слова прямо в сердце:
-Какие же вы дерьмовые солдаты, совсем не заботитесь о командире, а вот Петровский вас всегда защищает.
Оскобленный до глубины души, я в запале кричу:
-Да мы для него два литра приготовили! Только, только бражка дошла, - и прикусываю язык.
Игорь довольный удавшейся провокацией смеется и хлопает меня по плечу.
-Ничего не знаю … я пошутил … не скажу … - и закончив фразу сжимаю зубы и смыкаю губы ну прямо хоть картину маслом пиши: «Допрос партизана».
-Да ладно тебе, - радостно улыбается Игорь - Сашка Петровский все равно эту брагу нам отдаст. Не пьет он эту дрянь …
-Не ври лейтенант, - не верю я.
Потому как твердо знаю: нет в армии непьющих офицеров и подло клевещет этот человек на моего командира взвода.
-Слово офицера, - торжественно клянется лейтенант Ольхин.
Слову Игоря я поверил и не ошибся. Действительно в силу дурного воспитания и неизвестного науке дефекта в психике кадровый офицер Петровский брагу не пил, водку употреблял в малых дозах и очень редко. Кроме того он не курил, и почти не матерился. Нет вы чего плохого не подумайте, во всем остальном он был вполне достойный офицер. А не пьет …не курит … не кроет матом … ну что ж … в конце концов у каждого есть свои недостатки.
Достаю из потаенного места еще две фляги с брагой. Пока я рылся в углу каптерки, Ольхин деликатно повернувшись ко мне спиной смотрел как сквозь щели дощатой двери продолжает мести в помещение бурую пыль «Афганец».
-Тебе когда на пост? – перед выпивкой осведомляется офицер.
-Через два часа, - отворачивая колпачок фляги отвечаю я, а сам думаю каких же пинков мне отвесят ребята когда узнают как бездарно был израсходован запас взводной браги.
-Протрезвеешь? -заботится о службе ответственный за роту лейтенант Ольхин.
-Было б с чего, - вызывающе говорю я и делаю первый глоток.
Пьем молча минут пять.А потом … ну вы же сами знаете у в нас в стране даже запойные пьяницы и самые забубенные алкаши и то молча не пьют.
-Слушай Игорь, - фамильярно перехожу я на «ты» и зову офицера по имени, - у тебя случайно почитать ничего нет, а?
-Есть томик прозы Лермонтова, - не удивляется вопросу Игорь, - да ты же вроде Пушкина предпочитаешь? Я твое сочинение про Ларину читал, а потом и статейку в стенгазете …
Ольхин мелко и как мне представляется противно хихикает, а я все равно под его критикой не клоню головы. «Завистники всегда губят талант» – мрачно думаю я и делаю из фляги глубокий глоток, брага скользнув по пищеводу смыла мою обиду на этого бестактного типа и офицера.
- Много ты в литературе понимаешь, - уверенно кинулся я на защиту своей статьи и …
О литературе сейчас говорят, развалившись на стопке грязных бушлатов полупьяный проваливший экзамены в институт солдат и выпивший призванный после окончания университета офицер. Да я и сам понимаю, что трудно в это поверить. Вот только о чем еще было говорить? О войне и службе? Да ну ее на хёр! Не затем пьют в Афгане что бы о нём говорить, за тем и пьют что бы хоть на время о нем не думать. Рассказывать о доме и девушках? Так разные у нас дома и общих знакомых нет. Лучше уж о литературе … век девятнадцатый сменяет двадцатый, почти безостановочно грохочут на нашей планете войны, мы обычные призванные в армию ребята,так и не можем понять: «Нам-то зачем истреблять друг друга? На хер нам это спрашивается надо?», но все падают и падают убитые солдаты и оживают и снова идут в атаки чтобы умереть еще раз теперь уже в книгах. В тех книгах, которые напишут их выжившие товарищи. Может и про нас кто напишет. Главное чтобы не в парадные расчеты нас построили, а рассказали о том, какими мы были на этой ненужной нам войне, где мы полуголодные вшивые обозленные постоянно тосковали по дому и убивали других людей, чтобы не убили нас.
-Слышь Игорь, а вот у тебя как было, вот ты что чувствовал, когда первого убил? – по пьяни расслабившись, я вернулся к занимавшей меня теме.
Мы как раз повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие» вспомнили. Сначала горько посетовали, что у нас в батальоне зенитный взвод из одних парней состоит. Затем я осторожненько поинтересовался его мнением о художественной достоверности той части повести где старшина Васьков девушку- зенитчицу утешает и рассуждает о нравственной ломке которую должен переживать человек, убивший себе подобного. И только потом, в упор, как в живот выстрелил, спросил: «Ты что чувствовал, когда убил человека?»
-Я же минометчик, - морщится крайне недовольный вопросом лейтенант, - моё дело команду отдать: «Прицел … беглым огонь …», а там куда мина попадет …
-Не ври! – грубо обрываю я Ольхина. Сейчас он для меня не офицер. Кто? Да просто товарищ, сослуживец с которым за флягой браги говорю о литературе и о войне вот потому и повторяю:
-Не свисти Игорь! Ты же боевой группой командовал, мы же не всегда с минометами на операции ходим.
-Чего ты пристал? – неожиданно резко повышает голос Ольхин и он сейчас не с подчиненным ему солдатом говорит, а почти со сверстником,
- Ничего такого я не чувствовал! И переживать по этому поводу не собираюсь! Понял?!
Тускло желтый от электрической лампочки свет в безоконной каптерке. Тускло желтое лицо у Игоря и у меня наверно такое же, уже только на донышке фляжки осталась брага, и все метет и метет Афганец.