-А ты знаешь десантник херов, что мы все это собираем, да накланявшись отдаем на армейских складах, чтобы нам хоть по списку все медикаменты выдали. Ты! Под такую твою мать, знаешь, что на твою золотую побрякушку, я таких лекарств добуду, что только генералам дают и ими наших пацанов лечить буду! Да я сука тыловая! Не хожу на боевые, зато тут вас лечу, как могу как умею.
-Брось орать Федька, - негромко просит Васёк, - давайте еще по одной ребята.
-А у меня тост, - стряхнув руки фельдшера и привстав говорю я, - давайте ребята выпьем за настоящих врачей и за тебя Федя, за то что нас с того света вытаскиваете и лекарства достаете и вообще …
Налили. Выпили. Пьяный заревел фельдшер Федька, слабоват на спиртное оказался, бывает. Ладно тебе не реви, не баба.
-Рафика сегодня не спасли, - трясет он башкой, - одна пуля ему под сердце попала, вторая легкое пробила, крови много потерял, прямо на столе захрипел и умер,
-Бывает, - пожимаю плечами я, - А что у вас комполка к каждому раненому ходит? У нас так нет. Убили, так убили. Ранили, так ранили. Обычное дело.
-Тут другое, - нахмурился Васёк, - Рафик он земляк командира. Тот его родителей знает. Вроде как с отцом его дружил в детстве. Когда Рафке осенью семьдесят девятого срок призываться подошел, его комполка к себе взял, еще до войны. Потом как вошли он его в писаря хотел пристроить, а тот в разведроту напросился. Говорит, мол не хочу, чтобы в меня пальцем тыкали.Мировой парень был, его весь полк уважал.
-Любимец богов, - пьяно пробормотал я.
-Чего? – насупился Васек.
-Кого боги любят, того они молодым к себе забирают, - устало с усилием шевеля онемевшими губами пояснил я, - у эллинов такое поверье было.
-На хер это поверье! – заорал фельдшер, не вытирая с багрового лица слезы и сопли, - Человек жить должен. Ты понимаешь жить и быть счастливым, мы имеем право на жизнь мы его тут уже заслужили.
Заслужили? Да мы, кто живым вернется, своего счастья сполна хлебнем. Много нам его досталось, хоть отбавляй. Да и не только нам … Подлость и предательство возведенные в ранг политики, воровство, ставшее добродетелью, измена ставшая доблестью. Вот что нам подсунут в этой жизни. Героями станут не Рафик, отказавшийся прятаться в штабе, не Витёк убитый осколком мины в разведке, не Фаик получивший две пули и выживший, не тысячи других убитых или израненных ребят, награжденных орденами и медалями или оставшиеся без отличий, нет. Новому времени нужны свои герои: наемные убийцы, бандиты, воры в законе и без закона, продажные девки и еще более продажные политики. Это про них снимут фильмы и напишут книги, их песни зазвучат на радио и телевидении. Им будут завидовать и подражать. Ну что ж какая страна такие и герои. А про вас ребята никто не вспомнит, никто даже не подумает, что вы тоже имели и имеете право на жизнь и счастье. Время выбрало не нас. Вот и все. Ничего. Выше голову ребята! Мы исполнили свой долг. Как смогли. И выпьем братцы: «За нас с вами и хёр с ними!»
А пока, мы еще здесь, в этой палатке. Пока мы еще только мечтаем о счастье, каждый о своём. Наливай Васёк. Еще по одной дернем, за тех кто в горах, пусть живыми вернутся.
-Вот ты мне объясни, - как издалека доносится голос Васька.
Ого да я уже пьян, еле его слышу, плыву в своем опьянении как в теплой прогретой солнцем волжской водице. Эх Волга милая ты моя, как же я соскучился по твоей речной ласке. Смотрю, как силится докричаться до меня Васёк, напрягаю слух, усилием воли удерживаю убегающее в алкогольную нирвану сознание и слышу как:
-Вот ты мне объясни, - упрямо повторяет Васек, - чего вы десантники так выделываетесь всегда? Чем уж вы от нас пехоты так отличаетесь?
-Да ничем, - еле шевеля онемевшими губами и разводя руками с пьяной искренностью отвечаю я.
И правда ничем. Любого из пехоты к нам переведи вот тебе и десантник, не хуже других будет, от нас любого в пехоту убери, вот тебе и мотострелок. И полно таких примеров было. И офицеры у нас почти все из мотострелковых частей пришли, а до этого высшие общевойсковые командные училища заканчивали. Ротный - Омское ВОКУ[2], командир первого взвода - Орджоникидзевское ВОКУ, командир второго взвода - Бакинское ВОКУ. Хватало и таких офицеров кто после военной кафедры гражданского института пришли на два года служить в армию и угодили в Афган.Только командир третьего взвода лейтенант Петровский кадровый десантник, он Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознаменное училище имени Ленинского комсомола, окончил. Таких как он офицеров, на всю бригаду может с десяток только наберется. Все остальные из мотострелков в десантно-штурмовую бригаду пришли служить. И что? Хреновые они офицеры что ли? Нет, нормальные командиры, обычные в общем. А солдатня? Все минометчики, артиллеристы, зенитчики, водители, связисты, саперы, те так общевойсковую учебку в Ашхабаде закончили. А попробуй им скажи, что мы из воздушно-десантной учебной Гайджунайской дивизии белая кость, да отважная десантная кровь, а они чмыри общевойсковые. Так тебе косточки то быстро пересчитают, да самого разом в чмо опустят. Да и не скажет никто такого, нет таких дураков. Командиры БМД, операторы – наводчики, механики водители, командиры отделений для воздушно-десантных и штурмовых батальонов вот те да в основном из Гайджуная прибыли. А рядовой состав? У нас в то время основная часть бойцов была призыва осени семьдесят девятого года. В ноябре семьдесят девятого призвали, в январе восьмидесятого они уже в Афгане. С парашютами попрыгать не успели, военную подготовку пройти не успели, тут все науки войсковые превзошли.
-А чё, тогда гонор свой показываете, - все пристает и пристает Васёк, - ты бы на себя со стороны посмотрел. Только к нам попал, и тут же выёживаться стал: я – десантник. Так и охота было в морду заехать.
-У каждого рода войск свои традиции, - еле шевеля онемевшим заплетающимся языком пытаюсь объяснить я, - наша традиция это выпендреж в мирной обстановке, а в боевой …
-Мы не хуже вашего воюем, - размахивая здоровой рукой, кричит мне Васёк.
Слипаются у меня глаза и я уже не вижу возмущенное лицо бойца из разведроты мотострелкового полка, неразличимым шумом доносится его голос. Крепкая это штука медицинский спирт, пусть и разведенный, пьян я в дупель.
-Слышь, - трясет меня за плечо Федька фельдшер. Хочу, но не могу открыть глаза, а он назойливо все зудит и зудит мне в ухо:
-Завтра тебе эвакуацию предложат, так ты не соглашайся. Госпиталь в Союзе это мрак. Рана у тебя не опасная, всё заживет. Слышь? Не соглашайся.
-Ладно, - еле бормочу я и проваливаюсь в сон.
Через три дня когда мясо на ране уже затянулось и я более менее уверенно ковылял, вернулся наш батальон. Усталые, грязные, оборванные, голодные такими они пришли с гор. Мы всегда такими возвращались. Те кто вернулся. Прожженные солнцем, обессиленные и счастливые. Живы! Живы! Опять живы! Ковыляя, таща ранец и пулемет, бреду к своей роте. Наши с третьего взвода уже кружком сидят. Брошено на землю РД поверх личное оружие.
-Ну ты тут и харю отожрал, - встречает меня Филон встает и хлопает по плечу.
-А где х/б новое и ботинки урвал? – с легкой завистью спрашивает живой и здоровый Лёха.
-Свистнул небось? – смеется Муха.
-Пожрать тут чего есть? – скалит желтые зубы Баллон.
-А Сашка Петровский где? – осматриваясь ищу командира взвода.
-Да живой он, - улыбаясь, успокаивает Лёха, - к комбату пошел.
-Угощайтесь ребята, - я достаю из своего РД: тушенку; хлеб; флягу с разведенным спиртом. Выкладываю сигареты. Прошу:
- Герку связиста позовите.
За Геркой Баллон сбегал. Выпили, пожрали, еще по глотку выпили. Закурили. Обходя нашу группу и с завистью на нас поглядывая, проходят бойцы из других взводов и рот батальона. Извините ребята, не приглашаем, на всех не хватит. Сами шуршите. Они и пошли шуршать разбредаясь между палатками мотострелкового полка. А как же мало нас осталось в первом батальоне.
-Минометный расчет, который нас тогда накрыл, - закуривая, начинает рассказывать Филон, - ребята достали. Они суки за горкой позицию оборудовали, вот мы их ночью и не приметили. Как вертушки отстрелялись, вот тут-то они по нам навесным и долбанули.
-Мы их прямо на позиции взяли, - злорадно усмехается Лёха, - не ждали они, что мы так быстро до них дойдем.
-И?!
-Сашка орет: «Огонь!». Ну и дали огоньку. Мы ещё когда на вершине были, видели, что одного из вашей группы тащат, а другой еле идет. Только не знали кого … А потом Филон пришел и говорит: Витёк убит, а ты ранен, - со смаком покуривая ароматную сигарету, поясняет Муха.
Смотрю на него. Где ж только у него душа то держится. Сам маленький такой, да еще и так похудел, просто кожа да кости, щели ввалились. Вот только щетины не было, не росла у него еще щетина, не брился он еще.
-Еще во втором взводе лейтенанта Галиева убили, - продолжает рассказывать Филон, - его взвод нас в ГПЗ сменил, а тут засада. Галиев ребят, пока они по камням расползались прикрывал, вот пулю и словил. Еще с его взвода тогда же двоих убили. И с первого взвода еще через день одного …
-В первой и третьей ротах тоже потерь полно, - вмешивается в разговор Герка, - и у нас во взводе управления радиста убили, я теперь его рацию таскаю.
-Духов минеров, что тогда с тобой взяли, афганским коммандос передали, - усмехается Лёха, - небось теперь в ихнем десанте будут служить, коммандос под такую их …
Это тоже обычным делом было, сегодня он дух, завтра его поймали и если он «раскаялся» то в афганскую армию или царандой его служить забирают.
-Эх как ребят то наших жалко, - тихонько по-бабьи вздыхает Баллон.
Курим и молчим. А небо то тут какое синие, ни облачка. Воздух чистый, дышится легко. Да, уходили в горы сентябрь был, а теперь уж октябрь подвалил. Все равно жарко, только ночами в горах холод до костей пробирает. А еще скоро мы с Лёхой вдвоем во взводе останемся, все остальные на дембель уйдут.