И не договариваю, что было то прошло, я уже давно не щенок, а он … его мы по праву считали лучшим офицером бригады. Высшую воинскую награду он получил, уважали его ребята, все с кем ему служить довелось. Да и не только мы – солдаты, даже штабные его уважали, с мнением его считались. Сколько раз он выводил нас из тупиков, когда сбивались с пути в незнакомых горах, сколько раз воевали под его командой. Знания свои на опыт этой войны помножил, вот и был третий взвод батальонной разведкой, и не разу по нашей вине не попадал в огневой капкан, наш батальон. А еще уважали мы тебя Сашка Петровский за то, что не было в тебе ни капли гонора офицерского, и ел ты с нами на операциях с одного котелка, и пару раз поминая погибших ребят водку с одной кружки пил, но при этом каждый, даже вконец оборзевший дембель, точно знал – ты командир, и свой приказ любого выполнить заставишь.
-Ты понял! Ребят не перегружай, - повторил Петровский и отошел к другим взводам.
Первые километры марша настороженно шли бойцы головной походной заставы, в глубоком рыхлом снегу тропу для роты топтали. От х/б пар валит, горячим солдатским потом обливается на двадцатиградусном морозе и ветру, третий взвод. А потом … Потом поникли головы у ребятишек, не по сторонам, под ноги смотрят, и думы все об одном: «Когда привал? Когда же вы сволочи объявите: Привал!» Не скоро еще мальчики, не скоро. До ночи нам топать, терпите.
-Это сигнальный огонь, - показываю ребятам со своей группы, небольшой продолговатый цилиндр пирофакела, - он горит три минуты, ночью этим огнем мы показываем, «свои», только не спутайте сигнальный огонь с сигнальными ракетами.
После двенадцатичасового марша по горам попадали на снег солдаты, но сначала, как и положено, огневые позиции оборудовали. Бушлаты и ватные штаны отвязали, оделись в сухое, портянки перемотали. Вот и нормально, жить можно. Вот только как в горах в снегу, пищу разогреть и горячего похлебать?
-Дальше смотрите, - я достаю котелок, бросаю туда чистый снег, чайную заварку и сахар, срываю запал сигнального огня, ярко сильно вспыхнуло пламя, подношу к котелку, минута и растаял снег, закипела вода, заварился чай. Готово, можно пить, горячий, крепкий, бодрящий, полный глюкозы напиток.
-У каждого из вас есть сигнальный огонь, как его использовать я показал, - оглядываю обступивших меня солдат, - к приему пищи приступить! Только не пожгите друг друга. А ты придурок, - это я тому солдатику, что сухпай выкинул, а патронов с гранатами набрал, говорю, - садись со мной и жри. Да не выделывайся ты, если не поешь горячего зимой в горах, то сдохнешь. Ешь, давай.
Ну, вот уже и сутки пошли, как мы вышли. Втянулись бойцы, попривыкли, если уметь, то и в горах на снегу выжить можно, и горячую пищу добыть. Подучились солдатики выживать, подучились.
-Ложись! В укрытия ползком, да тихо не шуметь, - шепотом отдаю команду.
Заметил, что метрах в пятистах от нас по склону соседней горы редкой цепочкой в колонну по одному, идут человек двадцать, вооружение винтовки и автоматы. Нагружены мешками - вьюками, тяжело идут. По укрытиям расползлись солдатики, все как учил, молодцы.
-Сержант! Люди! С оружием, – задыхаясь от волнения, шепчет мне лежащий рядом боец.
-Сам вижу.
Нет, вы только посмотрите на этого пацана, личико все красными пятнами пошло, такой весь взволнованный мальчик, уже и «товарища» при обращении пропустил, совсем к службе привык, это хорошо. Тихо приказываю:
-Приготовится… прицел постоянный … по моей команде: Огонь!
Приглушенным голосом от бойца к бойцу бежит команда: «Приготовится … Прицел … Огонь»
Из пятнадцати стволов длинными очередями, стали бить по колонне духов.
-Огонь! Огонь под такую! Огонь!
Побросали духи мешки, сами попадали и в ответ, из автоматов и винтовок, Огонь! Вот только лежим мы за камнями в укрытиях, не видят они нас толком, потому и пули все мимо просвистывают. А они как на ладони, вот только расстояние большое и рассвет тусклый, не встало еще солнце. Все равно. Огонь! Расползаются и они по укрытиям, только трое неподвижно лежат. По вспышкам, они по нам стали бить, а пульки все ближе постанывают. Ищут нас.
Перебежками вся рота подбежала, рассредоточилась за камнями. Огонь из автоматов! Огонь из пулеметов! Гранатами огонь из АГСов!Плотно мы их накрыли. Уходят духи, не бегут, а именно уходят, правильно по одному под огневым прикрытием остальных, перебежка зигзагом, и все он за склоном, не достать. А вот этот душман или от страха или просто неопытный, прямо побежал, и достала его свинцовая очередь из пулемета. Готов. Большая часть их ушла, мы их не преследовали, горы незнакомые можно и самим в засаду угодить.
Вот вам и крещение. А вон ребята и ваши трофеи в мешках, быстрее их потрошите, разбирайте и прячьте по ранцам. А вот рядом с вьюками лежат и первые убитые вами люди, мальчики. Не надо пацан, не смотри на убитого тобой человека. Понимаешь тут такое дело: «или ты его или он тебя».Ну вот ребята и началась для вас война.
-А я то… я то думал, что так страшно будет … а оказалось то ничего …
-Я сначала и не понял ничего … а потом как стал из автомата мочить …
-А это что свистело … пули? … Да? Пули! А вроде и не похоже … в кино они по-другому свистят …
-У меня автомат замолк, думаю заклинил … посмотрел, а магазин пустой … не заметил как и расстрелял…
Возбужденно переговариваются бойцы, почти кричат, недоумевают и поняли, поняли, что сколько о войне не рассказывай, не поймешь ты ее, пока сам не увидишь, что хотят тебя убить, а ты стреляешь в ответ. Я уже через это давно прошел. Я тоже первый раз почти ничего и не понял.
-Слышь сержант! А воевать то не так уж и страшно, - уже по-свойски обращается ко мне пацан из первого отделения. Весь в снегу, как опьянел от запаха пороха, от возбуждения первого боя, от первой удачи, что сам живой, а те кто убить его хотел, вот они поодаль трупами валяются.
Надо лишнюю уверенность в своей непобедимости с них сбить. На войне по-разному бывает, боевая удача, она и задом к тебе повернуться может.
-Когда ты из укрытия стреляешь, - сухо и сжато отвечаю, и смотрю на его красное от холода и такое довольное лицо, - может и не так страшно, а когда из укрытия по тебе? Как мы их сейчас расщелкали, так же и нас могут. Как вернемся, начнем тренироваться, как самим из-под огня уходить, да как в засады не вляпываться.
После марша - похода вернулись домой, оружие почистили, сами помылись, перекусили и отдыхать. Только засыпать стал, как меня солдатик толкает:
-Сержант вставай, мы тут собрали кое- что, давай к нам,
Почти с самого начала службы все бойцы в роте на мелкие группы обособились. Разбились по землячеству, по возникшим дружеским отношениям, по складу характера. В любом мужском коллективе так, особенно в армии. Я так свой взвод уже перетасовал, кто с кем дружит, тот с тем и служит. Большая часть роты уже вовсю храпит по своим постелям. А эти трое с моего взвода бодрствуют. Одна компания первое отделение третьего взвода. Закуток в палатке одеялами огородили, стол из самодельных табуретов соорудили. Вот теперь вижу, что не мальчики вы уже, а солдаты, времени совсем ничего прошло, месяц всего, а у вас и водка на столе и мясо жареное и хлеб без нормы крупными кусками порезан. Где только и научились? Как только и достали. Но военный этикет такие вопросы задавать не позволяет. Пригласили? Ешь, пей, все на столе. Захотят сами скажут, не захотят их право.
-Трофеи загнали, - с улыбкой объясняет мне Олег Вострин, тот самый боец которого я бил ногой в живот перед строем взвода, - у поваров на батальонной кухне обменяли, на мясо и хлеб, а водку ту еще с Союза как привезли, так и хранили, думали на Новый год, но раз такое дело …
-Ну, ребята с крещением вас! – чокаюсь с бойцами и пью свою долю водки, хоть и горькая ты водочка, а все равно родимая, такая - же хреново-пьяная как и жизнь наша солдатская.
А ничего прилично мне налили, граммов на двести. Сладко кружится голова, тихо плывет душа. Куда же ты плывешь душа моя? «Домой, домой» – отвечает мне душа. И знать пока не знает моя душа, что дома, она все сюда возвращаться будет, сначала во снах, а потом только в памяти. Только в памяти, да и то все реже и реже. И лица моих товарищей уже будут не от выпитой водки расплываться, а от ушедшего времени.
-Сержант!
-Чего?! - выныриваю из своего опьянения, смотрю на продолговатое, любопытствующее лицо собеседника. Тут за самодельным столом, он для меня не подчиненный, не солдат и не друг. Просто собеседник, сотрапезник, нормальный парень.
-А ты домой вернешься, что делать будешь?
Какой любопытный, а? Ну вот так я тебе взял и всё сказал. Я милый даже по-пьяни наизнанку не выворачиваюсь.
-Ты мне лучше скажи, а чего это ты по ночам в тетрадку всё пишешь? – вопросом ухожу от ответа.
Олег краснеет, не отвечает. А его дружки перемигиваются. Знают и не выдают. Все правильно ребята. Самое это паскудное дело своих выдавать.
-Стихи небось сочиняешь? – подначиваю я. Вспоминаю свой давнишний сон про Гомера и беззлобно улыбаюсь.
-Нет не стихи, - Олег не смотрит на меня, видно, что гадает: «сказать не сказать». Чуть помедлив, решился:
-Я дневник пишу, - признается он, и с вызовом говорит, - вернусь домой книгу напишу о нас и про Афган.
-Небось и про меня там нацарапал, - любопытствую я, - может покажешь? Да ты не боись, если что не так, бить и смеяться не буду.
Олег уходит к своей кровати достает лежащее на полу РД, роется в нем, вернувшись быстро перелистывает страницы и протягивает мне раскрытую общую тетрадь. С трудом разбирая текст торопливо написанный мелким неровным почерком читаю:
«Ну и сука же наш сержант, всех зае…бал! Вчера на тактике избил Кузьму, на огневой чуть не убил Дурдыева. Прямо унтер Пришибеев, нет хуже в сто раз хуже. Избил бы его, но тогда другие дембеля в землю по самый х..й вобью. Сам всегда только мясо жрет, а у нас жиденький супик с сушеным картофелем. Каждый вечер весь взвод сажает на электр