Условным жестом показываю Витьку: «Сваливаем». Поползли, за нами Филон с Геркой.
Нам теперь тоже надо позицию подобрать, так чтобы под огонь своих не попасть, и из пулемета и автоматов наши роты поддержать.
На другую горку параллельную той на которой духи расположились, забираемся и осматриваемся, нет никого. Высотка удобная, постов нашего батальона с нее почти не видно, зато позиции духов хорошо заметны. Герка по рации передает ориентиры. Всё дело сделано.Окопы копать нет ни сил ни времени, скоро рассвет. Из камней укрытия понаделали, есть где голову укрыть и ладно. Хоть и устали, а сна ни в одном глазу нет. Выпить и пожрать надо. Филон штык – ножом вскрывает военный деликатес банки с тушенкой, Витёк руками ломает черный хлеб, Герка облизывается. Я снимаю с ремня фляжку в матерчатом чехле, отвинчиваю колпачок, выдохнув воздух и от предвкушения алкогольного блаженства закрыв глаза делаю глоток.
-Ну ротный, ну и сука! – проглотив холодную жидкость и с трудом подавив негодующий вопль, змеюкой шиплю я.
-Ты чего? – вскинулся Витёк.
Молча передаю ему флягу. Витёк делает глоток, сморщившись сплевывает и негромко матерится.
-Вы это чего ребята? – растерянно смотрит на нас Герка.
-А ты сам попробуй, - предлагаю я, а Витёк передает ему флягу.
-Чай как чай, - выпив, недоумевает Герка
-Это не чай, а верблюжья моча, - все еще негодую я, вспоминая как торжественно передавал мне флягу командир второй роты гвардии капитан Акосов.
Верблюжьей мочой у нас звали напиток, приготовленный из «верблюжьей колючки», жажду то он хорошо утоляет, но не водка, далеко не водка.
-А ты думал, – ехидно ухмыляется Филон, - тебя спиртом наградят? – Предлагает, - Губы скатай и садись тушенку жрать.
Тушенка свиная с армейских складов. В обмазанной солидолом банке один свиной жир и немного мяса.Намазали на куски черного хлеба жира, чавкая съели, запили «верблюжьей мочой». Покурили. Вот и все, светает уже. Запищала рация. Герка одевает наушники и микрофон.
-Комбат, - вполголоса говорит он, - требует уточнить ориентиры для ведения огня.
-Вот ты и уточняй, - предлагаю ему я и уже Филону с Витьком:
-Расползаемся ребята, наши сейчас огонь откроют.
Каждый в своё укрытие залег, оружие к бою, и одна радость, что так и будем лежать, пока наши роты подавив огневые точки не пройдут мимо нас по извивающейся горной тропе. Хоть часика три отдохнем.
С нашей высоты хорошо заметны такие далекие и совсем не страшные разрывы мин. Открыли минометчики огонь, все три расчета, по одному с каждой роты. Только мимо, не там ложатся мины, совсем не там где мы ориентиры указали. Духи молчат, себя не обнаруживают. Им то что, смеются небось над нами, разрывы в ста, ста пятидесяти метрах от их укреплений ложатся.
-Куда ты бьешь урод? Ты куда целишь под такую твою мать, – весь вспотев корректирует огонь Герка, - я тебе который раз повторяю, ориентир номер один это куча камней, бери влево сто метров там их пулемет …
-Я тебе где другие ориентиры возьму? – после короткой паузы кричит он, - тут кроме камней нет ничего … Сам пошел на х..й! Какие градусы? … откуда я знаю … Нет! Нет! Нет накрытия …
Корректировка огня, это наука. Тут требуется точная привязка топографической карты к местности, тут нужны заметные ориентиры, тут необходим армейский дальномер со специальной сеткой делений. Нет у нас ничего. Как слепой объясняет глухому как ему в незнакомом городе попасть в другой район, так и мы корректируем огонь. Нет! Нет накрытия. А как мы могли ночью лучше ориентиры выбрать? Тут нет зацепок для прицела, горы они есть горы. Надрывается в микрофон Герка:
-Мимо! Мимо! Да чтоб ты своей бабе так в очко попадал … Ой! Извините товарищ майор, я это не вам … есть позвать …
Повернувшись в мою сторону зовет связист:
-Тебя комбат.
Подползаю, надеваю скользкие от пота резиновые наушники и далеким писком слышу:
-Ориентировочно через пять минут будут вертолеты. Трассерами укажешь им направление для удара. Понял?
-Ясно, - тихонько отвечаю я.
-Не слышу! – теперь уже ревет в наушниках голос комбата.
-Микрофон ближе, -шепчет Герка.
-Вас понял! – повторяю я, поднеся ближе к губам микрофон.
Закончена связь. Пересохло в глотке и опять завибрировали «фибры души».
-Ну как? – надевая на свою остриженную голову взятые у меня наушники устало спрашивает Герка, - сильно ругался?
-Ну вот ребята и капец нам пришел, - отвечаю и после короткого матерного ругательства, всем громко объявляю:
-Будем вертолеты трассерами на цели выводить. Давайте пока они не подошли по два магазина одними трассирующими снарядим.
-Может обойдется? – неуверенно спрашивает, повернувшись в мою сторону Витёк.
Нет Витька не обойдется, даже и не надейся. Сильно, очень сильно дрожат мои «фибры души», значит убьют нас. Хотя может и обойдется, на войне трудно наперед говорить.
Указывать цели трассирующим огнем, это ясно показать противнику, где сидят наблюдатели. Это конечно не так красиво как в героических стихах: «Вызываю огонь на себя!», но по сути то же самое. Первое, что делает противник обнаружив наблюдателя, это старается его уничтожить. По трассам нас быстро засекут. А у духов есть мощная машинка ДШК, как долбанут по нам с нее тяжелыми крупнокалиберными пулями, так только камушки от укрытий в разные стороны полетят. А дальше нас лишенных защиты быстро постреляют.
-Витёк! Герка! Быстро на другую сторону горы откатились, вас там ответным огнем не достанут. А уж как нас долбанут, так вы корректировку продолжите.
Никто не спорит, никто не выделывается: «Да давай я останусь, а ты уходи», или что-нибудь в этом роде такое же бессмысленно – «героическое». Давно мы воюем и знаем у каждого своя судьба. А судьба, это братцы это такая подруга, что от нее за чужими спинами не спрячешься.
Отползают за склон, Витёк и Герка. А мы ждем, я и Филон. Молчим, а чего тут говорить. Слова они пустые, ими от пуль не прикроешься. А через пару минут:
- Давай быстрее пускай, а то нас расстреляют, - слышу истошныйвопль Филона, а то я сам не знаю, что расстреляют, подвигаю свой РД и судорожно трясущимися руками роюсь в нем.
А вертушки уже на боевой разворот заходят, щас как долбанут по нам, и все. Будет нам не просто конец, а полный просто окончательный амбец!
Мы как вертолеты увидели так сразу корректирующий огонь открыли, а они нас за духов приняли.
Есть нашел, нащупал пальцами продолговатый цилиндр, вытаскиваю и сразу рву запальный шнур. Повалил густой красный дым, показывает этот запущенный мною дымок: «Братцы! Хорошие! Не бейте нас, мы свои!» Первый вертолет закладывает вираж и не расстреляв нас ракетами, уходит, за ним еще два. Делают круг, засекают наши направляющие трассы, и вот теперь уже на цель по одному выходят. Доходит до нас упруго тяжелая взрывная волна от ракетных разрывов. На позициях духов месиво от вздыбленной земли, летящих камней и визжащих осколков. А мы туда еще и своего огоньку добавляем. Ответных выстрелов нет. С первого захода вертолеты духов накрыли. Пока вертолеты кружат, наша рота шустро поднялась и бегом вниз в долину, а миновав ее, уже вверх по склону другой горы к расстрелянным позициям душманских пулеметчиков быстро карабкаются наши ребята. Есть! Уже на вершине такие маленькие, такие далекие от нас фигурки солдат. Есть! Прошли засаду! Нет у нас потерь. Ну и пилоты! Прямо снайпера!
Бывало и такое, что друг по другу из-за несогласованных действий били, или по ошибке, а чаще всего по раздолбайству. И потери такие несли, нашу роту это не коснулось, а вот иным подразделениям доставалось. А тут все прямо как «по маслу» прошло.
Ну всё, пора к своим двигать. Встаю и смотрю на Филона у него от химического дыма, всё лицо красное. Он на меня глядит и хохочет:
-Ты теперь точно красномордый!
Протираю лицо рукой, смотрю на ладонь, вся красная. Бью ногой уже пустой, но все еще чуть чадящий едким удушливым химическим дымом цилиндр.
Вот из-за этих густых далеко заметных ярко красных сигнальных дымов, и возникла легенда о применении нашими войсками в Афганистане химического оружия. Не применяли, лично я о таком даже и не слышал, а слухам из «достоверных, но пожелавших остаться не названными, источников» не верю. Не было военной необходимости такое оружие применять, и обычным вполне справлялись.
- Повезло нам ребята, - подходя к нам говорит Витёк, рядом с ним счастливо улыбаясь идет Герка. Как же мы рады, что живы остались.
Бешеным звоном забили тревогу «фибры души».
-Ложись! – кричу я, сам падаю и только потом слышу заунывно противный вой летящей к нам мины.
Разрыв не вижу, только бьет по барабанным перепонкам сотрясенный взрывчаткой воздух, слышу такой противный клекочущий вой осколков, чувствую резкий сильный удар и дальше беспамятство темноты. Все так быстро произошло. Раз! Даже ахнуть не успел, и готово, ты уже труп. Смерть посмотрела на меня, покачала головой и ушла.
Первое, что почувствовал когда очухался, это дрожь в ногах, мокроту в штанах и ужаснулся. Да неужто обоссался? Бывало такое, не от страха, а просто не приходя в сознание раненые под себя прямо в штаны мочились.Потом бьет по нервам резкая дергающая боль. Смотрю, кровь из левой ноги хлещет, течет и по штанам расползается. В ляжку меня долбануло.Сначала даже облечение почувствовал, значит не навалял в штаны. Может и смешно, но это так. Поворачиваюсь на бок, выдергиваю из штанов узкий брезентовый брючной ремень – тремпель, чуть привстав накладываю повыше раны жгут.При ранении главное кровью не истечь.И только потом осматриваюсь. Филон сидит рядом с лежащим Витьком и башкой мотает, жив. Герка как обалдев, смотрит на рацию она вся осколками искорежена. Помню до взрыва она у него на спине была, значит уже разбитую снять успел.
-С Витьком чего? – спрашиваю я, пересохло горло, хрипят связки и слова выходят из глотки тихие и как бы неуверенные.
-Сейчас перевяжу, - встав идет ко мне Филон и на ходу разрывает индивидуальный пакет, достает бинт, присаживается рядом, и начинает поверх штанов бинтовать.