Такое обращение Фроська понимала и тут же успокоилась. Тараскин подозрительно принюхался, покосился назад и поспешно открыл окно.
– Куда?
– А вон у нас командирша на заднем сиденье. Ефросинья Батьковна! Куда, в «Тополь»?
– В «Тополь», – поджала губы Фроська. – Там рум-кола с холодильника…
85
В «Тополе» Фроська поправилась двумя бутылками рум-колы, после чего они с Горовым двинулись от одного заведения к другому. Степан добросовестно изображал «свежего» кавалера, хоть было это и непросто.
Фроська безостановочно курила его сигареты и так же без умолку болтала – сказывалось вынужденное недельное затворничество и выпитое. Сам Степан не пил, поэтому довольно скоро своей ролью стал тяготиться. Фроське же Степан нравился все больше и больше, так что она даже сделала пару недвусмысленных попыток залезть ему в штаны.
В общем, к девяти вечера, когда Горов с Фроськой начали обход гадюшников Северного рынка, Степан находился во взрывоопасном настроении и даже попросил по рации подменить его кем-нибудь.
– Терпи, Степа, – после паузы буркнул Логинов. – У тебя с ней контакт налажен. Да и в лицо тебя здесь никто не знает. Понял?
– Понял, шеф… – вздохнул Горов, пряча рацию. – Эй, Фроська, ты где?
– Тута я, – отозвалась из-за какого-то ларька женщина, решившая справить во время сеанса связи малую нужду.
– Вот же убоище… – брезгливо поморщился Степан.
Самым центровым кафе Северного рынка была «Ива». Туда и повела Горова Фроська. Кафе располагалось в трех приземистых помещениях. Накурено до синевы, орала музыка, публики много – на любой вкус.
При входе субтильный охранник предупредил, что вход платный. С трудом отыскав два свободных места и приземлив свою спутницу, Горов привычно сказал:
– Гляди, есть знакомые в этом зале? Если нет, сходишь в соседний…
Фроська начала оглядываться по сторонам, Степан прикурил сигарету, и тут к их столу подошел невысокий прыщавый паренек лет восемнадцати. На голове у него была какая-то кепка, поверх майки – кожаная жилетка, нижняя губа была презрительно оттопырена – этот набор в Егорьевске означал крайнюю степень крутизны.
– Здоров, пассажир! – с недобрым блеском в глазах проговорил пацан. – Ты это, у нас отдыхать или как?
– Или как…
– Так тогда это… С тебя литровка с закусью для правильных пацанов Северного.
– Это ты, что ли, правильный пацан?
– И я тоже… И того, не чухайся. А то с рынка не выйдешь.
В глазах у истосковавшегося Степана загорелась надежда.
– И много тут вас, правильных пацанов?
– Тебя отметелить хватит… – цыкнул зубом прыщавый и выразительно оглянулся.
За столом в углу теснилась стая габаритных придурков до двадцати лет. Чувствовалось, что уродам не терпится затоптать кого-нибудь ногами. На лице Горова вдруг возникла мечтательная улыбка.
Тщательно затушив окурок в надбитой пепельнице, он поманил прыщавого пальцем:
– Передай своим, что они пидоры…
Прыщавый дернулся и заорал через плечо, брызгая слюной:
– Игнат! Он нас пидорами назвал!
В углу полетели в стороны стулья, быкоподобный Игнат, явно бывший за старшего, крикнул:
– На улицу волоките падлу!
Степан вскочил и толкнул Фроську:
– Отползай!
В следующий миг навстречу ринувшейся из угла толпе полетел прыщавый – вверх тормашками, с удивленным вскриком. Кто-то упал, кто-то взвизгнул, Горов уже вырвался на оперативный простор и встретил первых противников двумя ударами – мае-гери и прямым в челюсть.
Перепрыгнув через упавших, Горов врезался в самую гущу отморозков и заработал, словно в групповом спарринге. Чтобы никого не убить, Степан не акцентировал удары, а просто бил связку за связкой – от души и с кривой ухмылкой.
Пятнадцать секунд спустя «крутняки» лежали штабелем, и перед Горовым остался один Игнат. Поняв, что с «пассажиром» вышла крутая промашка, Игнат отступил назад и трусливо сунул руку в карман. Секунду спустя пронзительно щелкнула «выкидуха».
– Попишу падлу! – пискнул мордоворот.
– Да ну! – хмыкнул Степан.
В тот же миг он сделал ложный выпад, Игнат махнул ножом, но промахнулся. Степан в прыжке развернулся и бахнул его пяткой в грудь. Игнат отлетел в угол и с грохотом рухнул на свой опустевший стул.
Магнитофон вдруг умолк, и в наступившей тишине Горов услышал:
– Так ты наш, земеля? Из спецназа? Давай к моему столу!
Повернув голову, Степан увидел выглядывающего из дальнего зала крепкого мужика лет тридцати. В этот миг Фроська высунулась из-под стола и заверещала:
– О, Родька! А мы тебя ищем везде! Отдавай мои бабки, скотина!
86
– Усохни, плесень! – пьяным голосом прикрикнул на Фроську Горов. – Это же мой братуха, какие бабки? Дай я тебя обниму, земеля!
Своим идиотским выкриком экс-ларечница спутала Степану все карты. И Горов тут же с распростертыми объятиями начал сокращать дистанцию. Его лицо выражало пьяную радость, на самом же деле капитан «прокачивал» ситуацию со скоростью суперкомпьютера…
Стабильные признаки внешности совпадают… Это точно он… Оружия на виду нет… Под одеждой тоже… Признаков беспокойства нет, ни о чем он не догадывается… Пока… Сообщников вроде нет…
– Ну привет, братан! – шагнул навстречу Родиону Горов.
И в тот же миг провел переднюю подсечку. Опорная нога Костицина мелькнула в воздухе, Горов рванул его на себя и перевернул в полете. Костицин с грохотом рухнул на пол, Степан заломил ему руку, свободной выдернул рацию и заорал уже нормальным голосом:
– Не двигаться! ФСБ! «Сирена», шеф, он у меня!
Несколько секунд спустя к входу подскочили сразу две машины, взвизгнули тормоза, и в кафе влетела подмога. Тараскин рванул к Горову, Логинов и Аникеев с пистолетами в руках повернулись в разные концы зала.
– Всем оставаться на своих местах! ФСБ! – на всякий случай крикнул Логинов.
Но оторопевшая публика и не думала двигаться. Только тут Виктор слегка расслабился и посмотрел на кучу-малу из местных «крутняков».
– А это кто, Степан?
– Отморозки, просто попались под руку, не обращайте внимания… Гляньте лучше в том зале! Кажется, он здесь не один!
При помощи подоспевших оперативников Логинов быстро выдернул из второго зала двух собутыльников Костицина. К счастью, они никакого сопротивления не оказали.
Две минуты спустя задержанных утрамбовали в машины, и «девятка» начала сдавать задним ходом. Тут в свете фар вдруг появилась Фроська и заорала:
– А я, Степа! Меня забыли! Стойте! Стойте! Это же я вам помогла!
– Как она меня уже достала! – простонал на заднем сиденье Горов. – Сматываемся в темпе, майор!
87
Задержанных развели по разным комнатам, допрос начали с Костицина. И уже через пару минут стало ясно, что к убийствам в Москве тот не имеет никакого отношения.
Родион не был киллером с рынка «Динамо», да и не мог им быть. Он оказался почти законченным алкоголиком. И максимум, на что был способен, так это на то, чтобы проявить свою армейскую выучку в пьяной драке.
Горов спросил:
– Алиби будем проверять, шеф?
– Успеется… Займемся лучше зубом. Родион!
– Ну?
– Тебе знакома эта вещь?
Тусклый взгляд Костицина вдруг прояснился:
– Не понял, откуда это у вас?
– Не важно!
– Как не важно? Он же был у Кости, когда… когда…
– Когда что?
– Когда его «чехи» взяли! Так Костя не умер? Да? А кто тогда на кладбище лежит? Откуда это у вас?.. – попытался вскочить Костицин.
Горов навалился на него всем телом, Родион еще пару раз дернулся и вдруг всхлипнул. В дверь просунулся Тараскин:
– У вас все нормально?
– Да, – кивнул Логинов, глядя на задержанного. – Воды только принеси… Хотя нет. Водка есть, майор?
– Поищем!
– Тащи. Грамм сто пятьдесят, пожалуй, хватит…
Родион продолжил всхлипывать. Логинов смотрел на его испитое лицо, по которому текли скупые мужские слезы, на грязные руки в шрамах и на потертую, давно не стиранную одежду…
И вспоминал слова его матери о том, как повезло соседям, что они откупились от армии. И тошно было осознавать Виктору, что тот, кто не спрятался и выполнил свой долг перед Родиной, обречен на такую вот жизнь – с грязными бабами вроде Фроськи, с пьяными драками и гадюшниками.
И не виноват Родион в том, что у него нет будущего. Его просто убили на той проклятой чеченской войне – не физически, морально. И еще неизвестно, что хуже, – погибнуть в расцвете сил или превратиться в живой труп. И мучить себя и других…
– Налей ему, Степан, – сказал Логинов, когда Тараскин принес бутылку водки. – Да и мне, пожалуй, налей… Давай выпьем, Родион, за вас, воевавших в Чечне, и за нас, воюющих до сих пор. А потом поговорим как два солдата…
Родион посмотрел на внезапно постаревшего Логинова и послушно протянул руку к стакану.
– Так я не понял? Костя жив или нет?
– Пока не знаю, – покачал головой Виктор. – Но надеюсь с твоей помощью это узнать… За тебя, солдат!
88
Десантно-штурмовая бригада, в которой служил Родион Костицин, была брошена в начале девяносто пятого года в самое пекло. Вчерашние пацаны воевали в незнакомом Грозном с матерыми чеченцами, прошедшими огонь и воду.
Пацаны гибли, их трупы коченели на развалинах, а оставшиеся в живых глушили страх спиртом с анашой и говорили у подвальных костров о генерале Льве Рохлине. Когда было совсем худо, щуплый генерал, самый русский из всех евреев, брал в руки автомат и поднимал пацанов в атаку…
За месяц боев от разведроты ДШБ остался всего один взвод. И в феврале этот взвод попал в ловушку. Их окружили в доме на окраине Грозного. И капитан Малышев, раненный в живот, сказал:
– Держитесь, пацаны, до последнего! Может, успеет подмога! Но не сдавайтесь! А я вам помогу…
С этими словами капитан сунул в карман бушлата две гранаты, а автомат с пистолетом оставил. Он знал, что не протянет долго, и хотел умереть как солдат.