За этими Эгин исподволь наблюдал весьма пристально, поскольку, как ему показалось, они тоже приехали в город, чтобы искать пути воплощения Итской Девы.
Эти трое ели молча, поглядывая то на городские часы, то на Опарок. Только один раз мужчина на корявом харренском раздраженно сказал «Если сегодня нет, то никогда нет», а мальчик бросил на него короткий затравленный взгляд, в котором Эгину почудилась затаенная надежда.
Остальные пять столов были пусты. «Не сезон, – подумал Эгин. – Наверное, весной и летом здесь не протолкнешься.»
За его спиной раздалось приветливое кудахтанье хозяйки таверны и на террасе появились еще двое.
Мужчины лет по сорок, с кудлатыми шевелюрами до первого шейного позвонка, в черных кафтанах, при оружии и явно при деньгах. Их стол – они выбрали ближайший к Эгину из свободных – вмиг покрылся блюдами, блюдцами, плошками, соусницами, кувшинами и кружками.
Они сразу же набросились на еду. Замелькали столовые кинжалы, вилки, железные палочки и щипчики для пушистого пирога. Съев половину из заказанного, они выпили по кружке пива, налили себе по второй и откинулись на высокие спинки стульев.
Один из них беззастенчиво уставился на Эгина, некоторое время изучал его с головы до пят, а потом негромко, но вполне внятно спросил на сносном варанском:
– Вы приобрели разрешение на ношение оружия?
Эгин, который был готов к любому повороту дел, но только не к тому, что в нем вот так с ходу узнают выходца из Варана и, вдобавок, смогут заговорить на его родном языке, опешил.
«Если это „жемчужники“, то что бы там ни говорил Милас, мне придется туго.»
Однако, пока тебе в грудь не направлена сталь, спокойствие – превыше всего.
– Располагаю Преимущественной подорожной сотинальма, – нагло ответил Эгин, как будто столкнулся с обычной формальностью, которой давно ждал.
– Это ваше дело. Мы уважаем сотинальма, но и вы должны уважать городские законы. Вы обязаны были приобрести у ближайшего квартального смотрителя разрешение на ваш меч.
«Может, это и впрямь обычная уличная стража? А Милас тоже хорош – не мог предупредить!»
– Прошу прощения, милостивый гиазир. Я первый день в городе. Готов купить разрешение сейчас.
– Все вы так. Готовы, когда уже штраф на носу.
– Хорошо. Я заплачу и штраф. Сколько будет стоить разрешение вместе со штрафом?
– Двести пятьдесят.
– Двести пятьдесят чего? Итских момилов?
Мужчина в кафтане ядовито улыбнулся.
– Разумеется, нет. Полновесных харренских золотых монет не ранее чем пятидесятого года чеканки. Либо золото в слитках, мелком ломе, драгоценностях или монетах другой чеканки по полуторному тарифу.
«Боммм!» – это был первый удар башенных часов.
«Но у меня и половины этого не будет!»
– А в противном случае?
– В противном случае вам придется оставить оружие в гостевом хранилище городского арсенала. Вы получите расписку и, покидая город, заберете свой меч в целости и сохранности. Так многие делают. Но штраф за сегодня вам, конечно, придется уплатить. Двадцать полновесных монет, либо золото в слитках, мелком ломе…
«Чего я буду стоить без меча? Но где взять такие бешеные деньги??? На штраф и то едва хватает.»
Часы пробили третий удар…
Морозоустойчивый бородач в рубахе неожиданно вскочил. С грохотом отлетел к каменному парапету террасы его стул. Тыча пальцем в сторону Нижнего Города, он возбужденно прокричал:
– Нет, я правильно говорил вам! Вуймол, Лилума, подымайтесь. Идем немедля!
Мальчик и девушка, Вуймол и Лилума, переглянулись. Вуймол обреченно вздохнул.
Эгин, все внимание которого до этого момента было поглощено общением с чернокафтанным стражем правопорядка, обернулся и посмотрел туда, куда указывал бородач.
Это была подлинная феерия. Пестроцветье? О да! Но все – в приглушенной, смягченной, пастельной гамме.
Опарок расходился в стороны с удивительной быстротой.
Словно бы стая исполинских невидимых птиц проносилась сквозь туман, разрывая его в длинные лоскуты, разгоняя взмахами крыльев, заставляя бежать без оглядки на запад и восток, в небеса и в воды озера Сигелло.
По Опарку пробегали быстрые вспышки разномастных переливов. Циклы смены цвета, которые раньше были неспешно-тягучими, теперь зачастили, опережая биения Эгинова сердца.
Крупными фрагментами, квартал за кварталом, храм за храмом, начал проявляться Нижний Город.
Взмах невидимого крыла – и спиралевидный рукав Опарка отрывается от земли, взлетая выше террасы «Щучьей поживы», а под ним – бронзовые крыши и ровные ряды небольших домов, уходящих прямо в озеро, на дно узкого, но глубокого заливчика.
Еще взмах – и овальное зеркало главного итского плеса, лиги полторы в поперечнике, стремительно проступает сквозь тающий купол тумана. Над плесом кое-где торчат одинокие колонны, на вершинах некоторых колонн – статуи крылатых быков и обнаженных женщин, тело которых от груди и выше плавно переходит в рыбье.
Через несколько мгновений открылась и новая итская набережная. Старая находилась под водой, со времен войны Третьего Вздоха Хуммера служа дном главному плесу.
Поначалу Эгину показалось, что на новой набережной неподвижно стоят сотни людей, завороженно глядя вдаль – туда, где гладь озера тонула в отступающем, но не уходящем безвозвратно Опарке.
Приглядевшись, он понял, что это не люди, а статуи. Разновысокие, сделанные из самых разнообразных материалов – песчаника и греоверда, бронзы и меди, глины и даже дерева – они хаотически заполняли всю новую набережную от края до края.
Все статуи изображали женщин, но для того, чтобы понять и это, Эгину потребовалось бы время, которого у него сейчас не было. Потому что среди статуй он наконец заметил и живых людей. То тут, то там прогуливались небольшие группки и одиночки, расхаживали продавцы снедью и озерными сувенирами вразнос.
По широкой каменной лестнице, ведущей из Верхнего Города в Нижний, прорезающей набережную и в конце концов скрывающейся под водой, спешило вниз множество людей. Едва ли не каждый второй среди них был мальчиком или подростком.
«А соискателей этой проклятой кольчуги тут несчетно, – подумал Эгин. – Неужели на Севере так много бессердечных родителей и опекунов, которым не жаль своих детей?»
«Баоммм», – девятый, последний удар, пробитый часами, был особенно раскатист и сочен. В Ите была продвинутая система исчисления времени: здешние сутки насчитывали целых восемнадцать часов.
– Милостивый гиазир!
Эгин, который был всецело поглощен Нижним Городом, полностью забыл о существовании придирчивого чернокафтанника.
Его голова уже начала поворачиваться в сторону голоса, как вдруг на самом краю поля зрения Эгину померещилось что-то знакомое. Проигнорировав стражника, он во все глаза уставился на гребень затопленной стены безвестного разрушенного здания.
Стена, шириной кирпичей в восемь, уходила в озеро довольно далеко. Возможно даже, это был остов одной из вспомогательных крепостных стен старого доброго Ита.
Остов был длиннее большинства причалов, у которых стояли широкие рыбацкие и грузовые барки – все сплошь обшитые медью, с высокими решетками вдоль фальшбортов.
По гребню стены шли двое. Мальчик и невысокий человек с осанкой старика. Вода Сигелло была в каких-то полутора локтях от их подошв. А там, куда они направлялись, гребень уже шел вровень с озерной гладью и по нему бежала мелкая тревожная рябь.
Ошибиться было невозможно – чересчур характерная фигура. Мальчика звали Есмаром. Как зовут старика Эгин не знал. Но догадывался: это Дрон Большая Плешь. Смущало лишь то, что вместо плеши его макушку украшали густые светло-каштановые волосы почти без седины.
– Милостивый гиазир! – Эгин почувствовал у себя на плече тяжкую длань итской власти.
А вот теперь времени на разговоры не было. Не приходилось и выбирать: купить разрешение на оружие или сдать его от кровавых соблазнов подальше?
Не поворачивая головы, Эгин перехватил кисть чернокафтанника левой рукой, с силой рванул в сторону стола и одновременно с этим аккуратно подсек его ноги неуловимым, подлым ударом сапога.
Страж рявкнул что-то негодующее и вместе с легким столом, вместе с объедками и еще двумя стульями врезался в каменный парапет террасы.
Эгин был уже на ногах.
Второй чернокафтанник, не готовый к такому обороту дел и не успевший даже отставить кружку в сторону, получил такой точно кружкой по голове. С мягким «пух-пух» в сладкий пирог вошли крупные осколки.
«Так, этот временно не противник.»
Вуймол и Лилума вместе с их строгим бородачом (отцом? хозяином?) уже успели покинуть «Щучью поживу». Но художники и дама с модной прической оценили подвиг Эгина и поприветствовали его одобрительным дробным стуком по столу.
Первый противник успел подняться на ноги, бешено дергая за рукоять меча, зацепившуюся за подвернутый край кафтана.
– Ишиот, – прошипел он, теряя от злости свое чистое варанское произношение. – Мы ваши дружья. Вам надо пойти с нами…
Эгин быстро оказался возле него. Тот как-то вяло попытался попасть ему носком подкованного так же, как и у Миласа сапога в коленную чашечку. Эгин ловко убрал ногу из-под удара и простым прямым ударом в лоб раскрытой ладонью уронил сомнительного «друга» на каменный парапет.
Тот сполз на землю. С одной стороны его черные волосы задрались и обнажили ухо. Там торчали три серебряных «гвоздика» с алмазными шляпками.
«Шил-лол Изменчиворукий… Действительно друзья, – Эгин почувствовал, что краснеет. – А с другой стороны – кто их знает? Если они и впрямь побратимы Миласа, то почему сразу не открылись? К чему были эти гнилые разговоры об оружии? Именем Итской Девы интриганы, Хуммер вас раздери…»
Делать было нечего. Эгин двусмысленно улыбнулся рукоплещущим художникам и быстрым шагом направился к выходу из «Щучьей поживы».
На одной из многочисленных лестниц, ниспадающих в Нижний Город и обсаженных неимоверными для внутренних земель Севера кипарисами, Эгин обогнал бородача и Вуймола, волокущих свой загадочный плоский сундук. Эти тоже спешили на набережную, но с такой ношей за Эгином им было не угнаться.