Но Южный замок был пуст. Никаких следов недавнего пребывания людей, а тем более самих людей ни Шоша, ни Зверда не обнаружили.
– Хороши вояки, шилолова мать! – возмущался Шоша. – Хороши вассалы! Только доберусь я до них! Никому мало не покажется! Каждого третьего – колесовать. Остальных выпороть. Что, подождали, соскучились и восвояси? Гортело пьянствовать?
Пока барон расхаживал по свежему снегу во внутреннем дворе разрушенного замка, Зверда принюхивалась. Хотя замок и выглядел безлюдным, но что-то подсказывало ей, что это не правда. Или не совсем правда.
Раскатистый голос барона гудел и гудел, отражаясь от высоких почерневших стен, от причудливых проломленных арок. Оплывшие от жара статуи грубой работы, изображающие морских чудовищ, смотрели на баронов с насмешкой.
Зверда оглянулась. Матросы с вещами и гробом барона Санкута стояли за воротами и перетаптывались, тщетно пытаясь согреться. Лица у них были непонимающие и настороженные. Зверда тоже чуяла неладное.
– …а я-то думал – сейчас в тепле посижу, оленьей крови глотну! Раскатал губу, старый осел! – возмущенно рокотал Шоша.
Вдруг откуда-то из руин с шумом взлетела огромная стая воронов. Птицы с карканьем поднялись в небо и закружили там, словно в ожидании поживы.
«Их кто-то спугнул», – подумала Зверда.
– Послушайте, барон, а не кажется ли вам… – начала Зверда.
Она не успела закончить. Уцелевшая створка ворот замка захлопнулась за ее спиной – не то от сквозняка, не то сама по себе.
Зверда не успела обернуться. Прямо перед ней, словно бы собравшись из снега и карканья воронов, появился сергамена, заклятый враг баронов Маш-Магарт.
Зверь был мощен и статен, его шерсть сказочно серебрилась в наступающих сумерках. Глаза зверя горели голубым пламенем ненависти. Зверда знала: стоит сергамене прыгнуть – и ей конец. Она не сможет противостоять Вэль-Вире, слишком мало сил осталось у нее после истощающего морского перехода.
Шоша, казалось, еще не заметил его.
– Барон, посмотрите, у нас гости, – тихо сказала баронесса.
«На этот раз пощады не будет», – прочла Зверда в глазах сергамены. Ее красивый рот исказила электрическая судорога ужаса.
ГЛАВА 30. СОПЛИВАЯ ЦАРИЦА ИТА
«Когда убийца не прольет смертной крови,
Когда человек вне закона сделает музыку,
Когда умрет нерожденное,
Тогда Итская Дева придет к безусому юноше.»
Где-то над Харреной было морозное солнечное утро. Озерца, реки и речушки лежали среди заснеженных белых земель заснеженными белыми змеями и медузами.
Над Итом клубились непреходящие облака. Два слоя тумана вкупе с высоким Ильвесским хребтом надежно укрывали город от солнечных лучей и – вместе с тем – от холодных северных и западных ветров. Вечная осень, вечный влажный парник, в котором редкий ребенок вырастает здоровым и бодрым, в котором только счастливцы доживают до пятидесяти…
Завязанные в неразрывный узел и запечатанные четырьмя печатями магии двух цветов и двух начертаний пульсировали в неровных биениях Золотого Цветка. В такт с ними обращались в воде и над водой, в городе и в горах твари, гады, монстры, животные, люди и духи.
Лодья спасателей-на-водах была ошвартована у колонны с капителью в виде женщины-рыбы.
В отличие от большинства местных анти-русалок, имевших женские ноги и рыбью голову, эта была устроена классически: сзади – плавники, спереди – женский грудастый торс и длинновласая голова. Правда, хвост русалки давно отвалился и, судя по заметному крену, капитель была готова вот-вот рухнуть целиком.
Оставалось надеяться, что это случится не сейчас. Запечатленный в камне древний идеал женственности мог запросто разбить лодью на куски.
Загарпунить одного из заспанных водолетов оказалось непростой затеей. Даже опытным спасателям-на-водах потребовалось изрядно попотеть. И поскольку за каждое свое движение отважные стражи плотины просили дополнительную плату, казна клана стремительно истощалась. Милас сквернословил на черном оринском диалекте, но платил.
Когда тварь была наконец проткнута, выдернута из воды, умерщвлена совместными усилиями и распластана на днище лодьи, за дело взялся Милас.
Он соорудил из ската, улиток и игл такую точно магическую конструкцию, какой их с Эгином и Есмаром пытались умертвить «жемчужники». Только направлена она была не вверх, как в тот раз, а вниз, под воду. И главным источником смертных вибраций для нее служило не человеческое сердце, а фиолетовый кровегонный мешок водолета.
Так они решили по аналогии. Хочешь убить человека – воспользуйся трупом человека. Хочешь изничтожить гада – обзаведись трупом гада.
Доски днища дымились от фиолетовой крови. Есмар растирался оленьим жиром, который запасливые спасатели всегда возили с собой.
– Ты уверен, что мы выбрали правильное место? – в десятый раз от нечего делать спросил Эгин.
– Да точно, точно. Я чую! – Есмар знал, что пробил его звездный час. Глаза мальчишки сияли, с лица не сходила торжествующая улыбка.
Эгин с сомнением вгляделся в воду. Ничего не видать. То ли прозрачность озера колеблется вместе с временем суток, то ли здесь очень глубоко…
– Господа, внимание… – Милас возвысил голос.
Все посмотрели на него.
– …Мы начинаем. На счет «десять» мертвительная магия неизведанной силы будет направлена в пучину Сигелло. Мы ничего не знаем о природе существа, которое придется убить, а потому прошу всех приготовить оружие. И приличествующие случаю заклинания, само собой. Итак, раз… два…
Эгин посмотрел на набережную. Вроде бы, никого. Коллеги спасателей-на-водах стоят на башне возле стрелометов. Чуть поодаль бродит наряд городской стражи. Не то Милас чересчур сгустил краски, не то стража не понимает, кто сейчас болтается на главном плесе. В любом случае, никаких признаков погони «жемчужников». И на том спасибо…
– …семь… восемь…
Эгин поглядел на полотно своего меча. Пока чисто…
– …девять… десять!
Из-за широкой опоры полуразрушенной арки выскочил небольшой челн. Несколько взмахов весел – и он совсем близко от лодьи. Это еще кто такие?
Узнать вчерашних соискателей кольчуги – Вуймола, Лилуму и их бородатого патрона – не составило труда. Вуймол был наг, покрыт толстым слоем нежно-желтого жира и готов к прыжку.
– Назад! – заорал Эгин что было мочи. – Назад поворачивайте, здесь опасно!
Бородач самодовольно ухмыльнулся и показал Эгину «пошел на».
Вуймол взмахнул руками, прыгнул и сразу же исчез под водой. Бородач тем временем раскрыл большой плоский ящик, с которым его вчера видел Эгин. Орудуя короткой деревянной лопатой, похожей на весло даллагского каяка, бородач начал сыпать из ящика в воду мелкую серую пудру.
– Милас, улитки уже заработали?
– Еще как. На свой меч посмотрите.
– Шилолова кровь!.. Эй вы, как вас там зовут! – снова закричал Эгин. – Здесь дей-стви-тель-но смертельно опасно! Смертельно! Лилума, да объясни ты своему папе, что я не вру!
– Он мне не папа, а муж! – звонко выкрикнула девчушка.
– Тем лучше, тем лучше… – пробормотал Эгин, стаскивая с себя одежду.
– А вы подите прочь отсюда! – добавила Лилума. – Вуймол все вчера разведал раньше вашего побляденыша. Кольчуга наша по праву!
– Да сожрут сейчас твоего Вуймола! – гаркнул Эгин так, что Миласу оставалось только демонстративно зажать уши.
– Откуда южанин знает твое имя? – ревниво осведомился тем временем бородач у Лилумы.
– Вы лучше скажите, что в воду сыплете! – к перепалке подключился Милас. – Не «рачий чих» часом?
– Не твое дело, рожа твоя татьская! – огрызнулся супруг Лилумы.
– Ага, точно, «рачий чих»! – Милас, похоже, развеселился. – У Варма брали, из Мраморного Города, верно?
– Ну верно, – согласился бородач, взяв на полтона ниже.
Несмотря на драматизм ситуации, загоготала вся лодья. И женщины, и дети, и спасатели-на-водах. Бородач потерянно поглядел на поверхность воды, затянутую серой пеленой.
– И он, конечно, клялся молоком матери, что отрава возьмет все живое на сто локтей кругом, а мальца не тронет? Так вот, милейший, шутки закончились. Этот мусор и водолета не завалит. А нашей рыбке «рачий чих» вообще как пудра.
Больше всего Эгину сейчас не хотелось останавливать смертоносную магию улиток. Но до конца дней своих считать себя виновником гибели Вуймола ему не хотелось втройне.
Эгин уже пробормотал заклятие Раздавленного Времени, когда на поверхность воды вырвался грандиозный пузырь воздуха. Он вынес несколько дохлых рыб и ворох обрывков омерзительных розовых водорослей в руку толщиной.
Лодью качнуло, а челн конкурентов едва не залило с верхом.
Вслед за первым поднялись несколько пузырей поменьше.
Однако, ни тела Вуймола, ни останков твари пока что не было.
– Ждать здесь, – приказал Эгин Есмару наивыразительнейшим тоном строгого папаши и прыгнул в показавшуюся теплой воду Сигелло.
Только нырнув, он сообразил, что в Раздавленное Время, похоже, войти не удалось. Ни в его движениях, ни в реакции среды ничего не изменилось.
Значит, не только Вуймол, но и он не может попадать в невидимый конус области действия звуковой магии под днищем лодьи. Иначе его скует по рукам и ногам необоримая судорога, швырнет на дно и тут уже точно конец.
«Что может быть причиной? Недосып? Раны, нанесенные бойцовыми котами в Волшебном Театре? Миазмы Опарка?»
Взор Аррума тоже проницал толщу воды в треть привычной силы. И все-таки Эгину удалось выделить на общем фоне глубинной беспросветности два наиболее крупных пятна.
Первое, как и предупреждал Есмар, было десяти локтей в поперечнике. Оно металось, ударяясь о невидимые для Эгина стены.
«Похоже, музыкальная магия действует. И, главное, тварь пока что не вырвалась наружу.» Последнего Эгин боялся больше всего.
Второе, меньшее, пятно, было неподвижно и, наверняка, являлось телом Вуймола. Глупый малец все-таки попал под удар звуковой магии. Видимо, и в этом, «противомонстровом» варианте, она оставалась опасной для людей…