Целую тебя, маму, Леву.
Пожалуйста, скучай как можно меньше и уж вовсе не хворай.
Маме я писал 10-го.
Получила ли она?
Твой всегда Коля».
Приказом по полку № 433 от 22.09.1915 Николай Гумилёв был откомандирован в школу прапорщиков и уехал в Петроград.
В школе прапорщиков он учился с октября 1915 по март 1916 года, после ее окончания приказом от 28 марта 1916 года получил чин прапорщика и согласно существовавшей армейской практике был переведен в Лейб-Гвардии 5-й гусарский Александрийский полк, где прослужил до марта 1917 года.
11
Михаил Лозинский Николаю Гумилёву.
Петроград. 21 октября 1915 года.
«Дорогой друг Николай Степанович, видно, ты овладел тайной философского камня, ибо твои опыты превращения серебра в золото протекают в высшей степени успешно, клянусь Египетским Сержантом! Еще немного, и твоя походная печь озарится вожделенным блеском. Поздравляю же тебя с достигнутыми успехами в священном искусстве и заранее рукоплещу близкому торжеству!
А раз адепты Великого Трансхопса занялись разоблачением сокровеннейших тайн, то и мне ничего не остается, как открыть для общего пользования Окаменелыя Дороги. Итак, да будет!
Но предварительно я хочу просить у тебя позволения украсить посвящением тебе мои пятистопные ямбы, трактующие о каменьях, растущих, как лилии, о бездонной тьме, о племенах беспечных, о башнях Эдема и об эдемском луче. Их поток родился на той же вершине, что и твои «Пятистопные Ямбы» (помнишь нашу беседу об автобиографических ямбах), но злосчастные свойства почвы направили его по другому склону, и к устью дотекла дидактическая кантилена. Эти «Каменья» всегда предназначались тебе в дружеское подношенье, но автора смущало сознание их очевидной неравноценности «Пятистопным Ямбам». Но что же делать, других нет… не обессудь, чем богат…
Жалко очень, что ты теперь так недостижим, и я лишен твоих советов при составлении книги. А вдруг ты объявишься в Петрограде? Вот был бы рад, и бескорыстно.
Таня шлет тебе привет. Филипка питается легендарными сведениями о тебе, М. А. Струве[120]… мечтает, Соловьев всегда готов, а я крепко жму твою руку и целую в золотыя уста.
Твой М. Лозинский»
12
Дмитрию Цензору[121].
Петроград. Ноябрь 1915 года.
«Многоуважаемый Дмитрий Михайлович,
Городецкий мне передавал, что Вы просили для Вашего журнала моих стихов. Я с удовольствием посылаю Вам одно. Но оно будет в моей новой книге, которая выйдет через три недели, точно. Если успеете, напечатайте. Если нет, пришлю другое, когда напишется. Простите, что посылаю грязную корректуру, право, нет времени переписывать. Стихотворенье нигде не напечатано.
Искренне Ваш Н. Гумилёв».
13
Сергею Маковскому.
Конец декабря 1915 — начало января 1916 года.
«Дорогой Сергей Константинович, я принес статью и три стихотворения для январского номера и был бы очень Вам признателен, если бы <Вы> дали распоряженье в конторе выдать мне 25 р. <ублей> в счет гонорара за эти вещи.
Мой долг «Аполлону» крайне незначителен если еще не погашен. За деньгами зайду завтра.
Что же рукопись кн. <ягини> Гедройц[122]? Когда-нибудь надо же ее прочитать, а она спрашивает.
Надеюсь, Вы скоро поправитесь.
Искренне Ваш Н. Гумилёв».
14
Валентину Анненскому-Кривичу[123].
Петроград. Март 1916 года.
«Дорогой Валентин Иннокентиевич,
письмо это Вам передаст мой большой приятель Константин Юлианович Ляндау[124]. Он издает альманах и очень хочет получить для него стихи Иннокентия Феодоровича.
Пожалуйста, не откажите ему в них, альманах обещает быть очень приятным. Ваше согласье я сочту за личное одолжение.
Искренне Ваш Н. Гумилёв»
Плохо залеченная тяжелая простуда, которую Николай Степанович получил в феврале 1915 года, периодически возобновлялась то воспалением горла, то новым процессом в легких, чему способствовали резкие перемены погоды и тяжелые многочасовые марши.
С 1 мая 1916 года в районе расположения армии в Восточной Пруссии резко похолодало. 6 мая Гумилёв заболел и был эвакуирован в Петроград. Был обнаружен процесс в легких, и его поместили в лазарет Большого дворца в Царском Селе, где старшей медицинской сестрой работала императрица Александра Федоровна, шеф тех полков, в которых служил Гумилёв. Там же он познакомился с великими княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной.
18 апреля в Петрограде открылся сменивший «Бродячую собаку» «Привал комедиантов». По-видимому, Гумилёв бывал там. 12 и 26 мая в «Привале комедиантов» устраивались поэтические вечера. В середине мая Гумилёв съездил на три дня в Слепнево. Лечение затягивалось, и Гумилёву было предписано отправиться в санаторий на юг.
В начале июня Гумилёв в санаторном поезде уехал в Крым. 13 июня Гумилёв прибыл в Ялту и остановился в санатории в Массандре. В Ялте он встречался с молодой поэтессой О. Мочаловой. Занимался литературной работой, — практически завершил драматическую поэму «Гондла». 7 июля он покинул Ялту и 8 июля был на даче Шмидта в Севастополе у родственников Ахматовой. С женой разминулся на один день.
14 июля Гумилёв вернулся в Петроград. 16.07 был помещен в царскосельский эвакуационный госпиталь № 131 для медицинского освидетельствования и 18.07 признан здоровым. Ему было выдано предписание вернуться в полк, и 25 июля Гумилёв был в Витенгофе, куда в начале июля перевели Гусарский полк.
15
Маргарите Тумповской[125]
Фольварк Арандоль (Даугавпилс). 5 мая 1916 года.
«Мага моя, я Вам не писал так долго, потому что все думал эвакуироваться и увидеться; но теперь я чувствую себя лучше и, кажется, остаюсь в полку на все лето.
Мы не сражаемся и скучаем, я в особенности. Читаю «Исповедь» блаженного Августина и думаю о моем главном искушении, которого мне не побороть, о Вас. Помните у Нитш — «в уединении растет то, что каждый в него вносит»[126]. Так и мое чувство. Вы действительно удивительная, и я это с каждым днем узнаю все больше и больше.
Напишите мне. Присылайте новые стихи. Я ничего не пишу, и мне кажется странным, как это пишут. Пишите так: Действующая Армия, 5 кавалерийская дивизия, 5 гусарский Александрийский полк, 4 эскадрон, прапорщику Н. С. Гумилёву.
Целую ваши милые руки.
Н. Гумилёв».
16
Тихон Чурилин[127] Николаю Гумилёву.
Симферополь 11 мая 1916 года.
«Дорогой Николай Степанович!
Теперь, когда я особенно одинок, лучше всего и нужнее сказать Вам как близко мне Ваше слово о моих стихах (в 10 № Аполлона), как оно дорого. Много было рецензий, почти все доброкачественные, иногда дифирамбические, но слово сказали Вы один. По правде, я не ожидал его от Вас, хоть любил и ценил Вас, поэта. Но разве о Поэзии только сказали Вы? О летописи Тайны, т. е. то, что главное в моем творчестве.
Я желал бы встретиться с Вами, желал бы чтоб Вы написали мне, если есть, что сказать еще.
Спасибо.
Тихон Чурилин.
11. V. 1916 ночью.
Симферополь, Госпитальная, Фельдшерский п.<ереулок>, д.<ом> Маркова, кв.<артира> 8. Т. В. Чурилину.
P.S. Я хотел бы иметь от Вас Вашу книгу, где «Открытие Америки», любимое мне и “Колчан”».
17
Ольге Мочаловой.
Ялта. 8 июля 1916 года.
«Ольге Александровне Мочаловой.
Помните вечер 7 июля 1916 г. Я не пишу “прощайте”, я твердо знаю, что мы встретимся. Когда и как, Бог весть, но наверное лучше, чем в этот раз. Если Вы думаете когда-нибудь написать мне, пишите Петроград, ред. <акция> Аполлон, Разъезжая, 8.
Целую Вашу руку.
Здесь я с Городецким. Другой <фотографии> у меня не оказалось».
18
Матери Анне Ивановне Гумилёвой.
Шносс-Лембург. 2 августа 1916 года.
«Милая и дорогая мамочка, я уже вторую неделю в полку и чувствую себя совсем хорошо, кашляю мало, нервы успокаиваются.
У нас каждый день ученья, среди них есть и забавные, например парфорсная охота. Представь себе человек сорок офицеров, несущихся карьером без дороги, под гору, на гору, через лес, через пашню, и вдобавок берущих препятствия: канавы, валы, барьеры и т. д. Особенно было эффектно одно — посередине очень крутого спуска забор и за ним канава. Последний раз на нем трое перевернулись с лошадьми. Я уже два раза участвовал в этой скачке и ни разу не упал, так что даже вызвал некоторое удивленье. Слепневская вольтижировка, очевидно, мне помогла[128]. Правда, моя лошадь отлично прыгает.
Теперь уже выяснилось, что если не начнутся боевые столкновения (а на это надежды мало), я поеду на сентябрь, октябрь держать офицерские экзамены. Конечно, провалюсь, но не в том дело, отпуск все-таки будет. Так что с половины августа пиши мне на Аполлон (Разъезжая, 8). Я думаю выехать 22-го или 23-го, а езды всего сутки.
Николай Гумилёв с Сергеем Городецким
Здесь, как всегда, живу в компании и не могу писать. Даже «Гондлу» не исправляю, а следовало бы.
У нас в эскадроне новый прапорщик из вольноопределяющихся полка, очень милый. Я с ним, кажется, сойдусь, и уже сейчас мы усиленно играем в шахматы.