и прутиком и снова заговорил:
– Помнишь, что там в Святом Писании говорится про первую войну ангелов? Да что я, ты же поп – конечно, помнишь. Так вот, Господь не победил. Война вообще еще не кончилась. Она идет сейчас. По-моему, было так: когда Бог выкинул всех этих мятежных ангелов с неба, он сообразил, что сражаться на его стороне, в сущности, некому. Ты же видел Михаила? Ну видел наверняка в новостях – большой такой парень с крыльями и глупой рожей? Так вот, там все такие. Все, кто остался. А эти, падшие, – о, они отличные солдаты. Вернись они на небо, надрали бы Божьему воинству задницу. Навязали бы Создателю вечную войну, да и непонятно – справился бы он с ними на этот раз. И вот тогда Господь сделал единственно возможное – Он построил баррикаду. Защитную стену. Называй как хочешь. Он кинул им на дорогу тысячи миров. А в мирах поселил людей и еще всяких тварей, так что падшим волей-неволей пришлось с ними сражаться. Я не знаю, что там творилось в первых мирах, но наш наверняка последний. Последняя ступенька к небу, понимаешь? Нас пришлось натаскивать сто тысяч лет или двести тысяч, но мы наконец-то стали тем бо´льшим злом, которое швырнули под копыта меньшему. Потому что ни один ангел и ни один демон не додумается до такого – бросать в нападающих шестимесячных младенцев или тупых священников. Потому что по всем правилам мы должны победить.
Щека у военного дергалась. Отец Павел смотрел на него с изумлением и с опаской. Подобные мысли могли прийти в голову разве что одержимому.
– Вы поэтому стреляли в меня?
Полковник – на щеках его горели два темных пятна, то ли от жара, то ли от возбуждения – резко мотнул головой:
– Я хотел пристрелить тебя, прежде чем ты дочитаешь молитву. Эта твоя святая вода становится нестерпимо горькой.
Отец Павел недоуменно моргнул. Полковник снял с пояса фляжку и поболтал ею в воздухе. Во фляжке плеснуло.
– Откуда, по-твоему, я беру воду? Здесь все колодцы засыпаны землей или трупами. Винтовку найти легче, чем глоток воды или кусок хлеба.
Священник осторожно поинтересовался:
– Чем же вы… питаетесь?
Полковник хмыкнул:
– Да уж нахожу чем.
Взгляд, который он при этом бросил на священника, был таким оценивающим, что тот отшатнулся. Улыбка полковника стала шире:
– Не бойся, тебя я жрать не собираюсь. Вчера наткнулся на сбитого пилота, у него полный рюкзак шоколада и жевательной резинки. На, перекуси. – Он швырнул отцу Павлу шоколадку.
Пока священник шелестел оберткой, Жерар подкинул в костер еще веток и вытянулся на земле, набросив на голову куртку. Из-под куртки глухо донеслось:
– Надо поспать. Ближе к полудню тут становится довольно жарко, так что встаем до рассвета. Попробуем выйти к деревне. Если не получится, повернем на север. Там пару дней назад застряла танковая колонна, наверняка найдется чем поживиться.
Отцу Павлу показалось, что его спутник уже через минуту захрапел. Сам он долго не мог заснуть и, обняв колени, устало смотрел в огонь.
В серых предрассветных сумерках к их костру вышел шакал. Сквозь сомкнутые ресницы отец Павел наблюдал, как шакал деловито обнюхивает рюкзак и ботинки спящего полковника, старательно обходит винтовку и усаживается на задние лапы у прогоревшего костерка. Шакал повел башкой из стороны в сторону, яростно почесал за ухом – похоже, его доставали блохи, – а когда отец Павел наконец-то открыл глаза и потянулся за палкой, чтобы отогнать непрошеного гостя, на месте шакала уже сидел человек. Совсем неприметный человек с длинным узким лицом и печальными глазами, в просторной, некогда светлой, теперь же просто грязной рубахе и полотняных штанах.
Человек поскреб ногтями пятку и зевнул. Зубы у него были тонкие и острые.
«Демон», – с ужасом понял отец Павел и, нащупав в кармане четки, приготовился читать молитву.
Только тут демон обратил на него внимание. Взгляд печальных глаз скользнул по лицу священника, задержался на четках и вновь устремился в никуда.
– Извините, если я вам помешал. – Голос у демона был тихий и удивительно вежливый.
– Погоди молиться, святой отец.
Обернувшись, священник увидел, как Жерар откидывает куртку, возится и наконец садится. Рука полковника лежала на прикладе винтовки, однако стрелять он не спешил.
– На рассвете у нас перемирие. Нейтральный час.
– Перемирие… с этими? – булькнул священник. От возмущения горло у него перехватило.
– Иногда тут становится чертовски одиноко. Рад будешь любой компании. Не каждый же день ко мне валятся с неба попы.
Невероятно, но Жерар улыбался. Отцу Павлу ничего не оставалось, кроме как на время примириться с обществом демона. Между тем полковник уже сложил заготовленные с вечера ветки и щелкнул зажигалкой. Тонкие прутики занялись сразу. Бледный в утреннем свете огонек едва не захлебнулся дымом, но откашлялся и резво побежал по дровам. Полковник бросил раздувать костер и обернулся к гостю:
– Ну, что там у тебя есть?
– Немного. – Демон вздохнул. – Чистой земли становится все меньше. – Он порылся в кармане штанов и вытащил не первой свежести платок, свернутый кульком. Когда демон развязал узелок, в платке обнаружилась заварка.
– Отлично, – обрадовался полковник. – Сто лет чаю не пил. – Эй, преподобный, – он оглянулся на священника, – чай будешь?
Отец Павел хотел отказаться – только еще бесовского чая ему не хватало, – но подумал, что это будет выглядеть как неуважение к полковнику. В конце концов, тот предлагает от чистого сердца. А чай можно и выплеснуть потихоньку. Поэтому отец Павел кивнул и полез в полковничий рюкзак за котелком и кружками.
Когда он вновь обернулся к костру, демон смотрел на него:
– Хороший священник. Быстро осваивается.
Отца Павла так и тянуло перекрестить нечистого, да что толку? В лагере говорили: от обычного креста, даже и архиерейского, бесам ни горячо ни холодно.
– Можешь звать меня Натаниэлем. – Демон протянул лапу через костер. На пальцах поблескивали недлинные, но острые на вид когти.
Отец Павел застыл. Полковник отобрал у него котелок, наполнил водой и подвесил на прутик над костром. Только после этого Жерар бросил демону:
– Не дразни его. Он еще совсем свеженький, вчера из лагеря. Их там не учили ручкаться с потенциальным противником.
– Извините, – демон улыбнулся, – я не хотел вас задеть.
Отец Павел почувствовал, что сейчас сделает что-то ужасное, например набросится на демона и опрокинет его мордой в костер или застрелит из винтовки. К счастью, подкатила малая нужда, и настолько сильно, что, не говоря лишнего слова, священник шмыгнул в негустой кустарник.
Когда он выбрался оттуда, чай уже закипал. Полковник щедро сыпанул заварки и наполнил кружки. Отец Павел принял свою, обжег руку, сдержал ругательство и поставил кружку на землю. Полковник и демон спокойно похлебывали кипяток.
– Что новенького? Как там у вас со строительством?
Демон пожал плечами:
– Строим понемногу. Мы бы давно уже закончили и ушли, если бы не эти ваши… контрмеры. Вот вы, Жерар, военный, наблюда…
Жерар неловко двинул рукой, и половина кипятка из его кружки выплеснулась прямо на колени демону. Тот замолчал на полуслове и печально уставился на темное пятно, расползающееся на штанах. Полковник захлопотал, предлагая демону то платок, то приложить к ошпаренному месту нож. Отцу Павлу оставалось только гадать, что собирался сказать нечистый и почему Жерар предпочел, чтобы это не было сказано. Когда суматоха с кипятком улеглась, бес налил себе еще чаю и продолжил:
– Я, собственно, и у вас, отец Павел, собирался спросить. Как у священника…
Отец Павел не помнил, чтобы он представлялся демону. Впрочем, чему удивляться?
– Так вот, я хотел поинтересоваться. Зачем, по-вашему, люди затеяли эту войну?
Священник, который в забывчивости как раз отхлебывал из своей кружки, поперхнулся и закашлялся. Жерар услужливо хлопнул его по спине и тут же отдернул руку. Тряся в воздухе отбитой кистью, он пробормотал:
– Черт, преподобный, ну и спинища у тебя.
Однако отцу Павлу было не до того. Фыркнув, как кот, он уставился на демона. Священнику казалось, что праведный гнев, кипящий в его взгляде, должен если не испепелить нечистого на месте, то хотя бы смутить. Однако тот и в ус не дул и спокойно попивал чай.
– Мы?! – Голос у отца Павла был хриплый, но – слава Заступнице Екатерине – хотя бы не дрожал. – Мы затеяли эту войну?
– Конечно, мы. – Как ни странно, ответил не демон, а полковник. – Они спокойно маршировали на небеса, ну, может, спалили две-три деревни или, скажем, четыре-пять городов, но это уже побочный эффект…
Померещилось или в голосе полковника звучала ирония? Отец Павел взглянул на военного как раз вовремя, чтобы заметить, как Жерар ему залихватски подмигивает.
Демон, напротив, помрачнел:
– Шутите? – В тихом и ровном тоне послышалась угроза. – А ведь вы правы, полковник. Думаете, что насмехаетесь надо мной, а говорите правду.
Мы просто хотим попасть домой. Мы блудные дети. Он… – Тут демон взглянул вверх, туда, где далеко в бледном небе зарождались пыльные смерчи. – Он никогда не относился к вам как к детям, никогда. Вы – орудие, розга. Вы можете сделать больно. Но розгой посекут, и ее сломают, а дети помирятся с отцом. Вы уже проиграли…
Отцом Павлом овладела странная раздвоенность. С одной стороны, он ощущал, что сидит у костра в редеющих сумерках, в руке его кружка с чаем, напротив – демон и полковник. С другой – он будто стоял в стороне. Голос демона доносился издалека, и с каждым словом говорящий казался тому, первому отцу Павлу, все прекрасней и совершенней. Вместе с тем второй отец Павел отчетливо видел, как разворачиваются тусклые змеиные кольца, как поблескивает чешуя. Он видел, что каждое слово демона шлепается на песок и оборачивается червяком, и эти червяки быстро и сосредоточенно ползут в сторону Жерара. Вот первый достиг ботинка, взобрался по ребристой подошве и впился в голую кожу ноги между штаниной и голенищем. За ним последовал второй, третий – и вот уже Жерар свалился на песок и забился в корчах, изо рта его пошла кровь, а червячки все ползли и ползли. Второй отец Павел понимал, что надо броситься и оглушить демона, оттащить Жерара от костра, куда он неумолимо скатывался, но второму отцу Павлу мешал первый – сидел неподъемной тушей и пялился на демона, будто тот говорил невесть какие истины.