Птицелов
Сквозь резную листву смоковницы солнце светило мягко, почти ласково. Будто и не солнце вовсе, а теплая ладонь легла на затылок. Это там, во дворе, земля ссохлась от жара и новенькая краска на гараже Бачо пошла пузырями. А на смоковнице было хорошо.
Сандро облизнул соленую от пота губу и глянул вниз. Высоты он побаивался. Сандро стыдился этого страха, ведь он не знал больше никого, кто боялся бы высоты. При каждом удобном случае мальчик взбирался на смоковницу, и спустя несколько минут противное чувство уходило – лишь вцепившаяся в ветку рука предательски подрагивала. Вот и теперь Сандро для начала убедился в том, что держится надежно, и только потом оглядел двор. Ребята попрятались. Сандро присмотрелся и удовлетворенно хмыкнул – черноволосая голова Сулико виднелась за кучей старых автомобильных шин у сарая. Рустик, наверное, залез в подвал, а Игорь… верно, Игорь распластался на брезенте в кузове грузовика дяди Гогии. Если бы Сандро водил, он мигом обежал бы все тайники и спугнул птиц. Но так уж получалось, что еще ни разу не выпало ему черного камешка. Сандро никогда не был Птицеловом.
Птицеловом в этот раз была Инга. Новенькая. Она стояла посреди двора и неуверенно оглядывалась. Если бы Сандро решился свеситься ниже, он мог бы разглядеть ровный пробор в белокурых волосах и нежно розовеющие уши. Почему-то именно уши новенькой запомнились ему сразу, хотя в них ничего особенного не было – нормальные, небольшие даже уши. Потом уже он заметил редкие веснушки на носу, серые глаза и увязанные в две тугие косы волосы. Сандро очень хотелось поглядеть на Ингу поближе теперь, когда она не могла его увидеть. А еще лучше – уронить неспелую инжирину и встретить изумленный Ингин взгляд. Но делать этого было нельзя, ведь тогда Инга выбыла бы из игры. Сандро покачал ногой. Застежка на правой сандалии едва держалась. Качнешь сильнее – и сандалия шлепнется на двор, прямо Инге под нос. Мальчик вздохнул и аккуратно подтянул ногу. Он покрепче сжал в кулаке красный камешек и прижался к шершавому стволу.
Если по-честному, Сандро совсем не должен был бы прятаться сейчас на дереве. Мальчик покосился на свои окна. Хорошо, что бабушка пошла вздремнуть и только черный кот Базилевс застыл на веранде. Сандро показалось, что кот заметил его и глядит укоризненно. Еще бы ему не глядеть, ведь в кармане у Сандро лежит пустая авоська, гастроном закроется через полчаса, а в доме ни хлеба, ни молока – разве что прокисшие остатки в Базилевсовой миске.
Мальчик скорчил коту рожу и шепнул: «Иди мышей лови». Кот зевнул и, лениво соскочив со стола, отправился в комнату. Ему тоже было жарко.
Вано приехал в город не просто так, а дела делать. Вано не в кабак ехал, не вино пить, а вовсе даже на рынок, потому что время приспело и жена велела: «Без зернышка не возвращайся!» А что с друзьями встретился да зашел вина выпить, так ведь он мужчина, почему бы ему не выпить вина? Тем более что угощал Аслан, хороший друг, лучший из друзей, не какой-нибудь кислятиной дрянной или русской водкой, нет, настоящим красным вином, настоявшимся за год в дубовой бочке. Аслан вино продавать привез, обрадовался, когда Вано увидел. Как же ему друга не угостить? Так? Ну а потом кончилось Асланово вино, пошли к Зуле, тут уже Вано угощал, ведь должен он оказать ответное уважение другу? Потом и еще знакомые подошли, совсем весело стало. А что спустил две из трех припрятанных под рубашкой бумажек – вай, настоящий горец должен быть щедрым, ничего не жалеть для друзей.
Когда Вано выбрался на рыночную площадь, уже темнело. Аслан хотел проводить, но Вано отказался – такие дела в компании не делаются, одному надо. Зря отказался. Попробуй-ка разобраться в толчее, а народ-то разъезжается, ишаки ревут, хозяева ругаются, с телег мусор под ноги сыпется, и не поймешь – где тут нужный прилавок? Вано основательно оттоптали новые, утром только купленные сапоги, прежде чем он нашел желанное. Пока протолкался к прилавку да мешочек с деньгами в кармане нашарил, совсем вспотел. Испугался даже – вдруг не успел? Раскупили все зерна? Тогда что? Хоть не возвращайся домой, вай, теща в волосы вцепится, тесть палкой за ворота погонит, собственная жена в глаза плюнет. Нет, не опоздал вроде. Ушманто еще за прилавком маячит, мешки свои увязывает. От сердца отлегло. Да и как же, не допустит Господь всеблагой такой несправедливости, чтобы сыну Вано без зерна остаться. – Вай, добрый человек, не знаю, как тебя по имени… – Вано осекся, когда ушман обратил на него черный зрак. Сразу весь хмель из башки вылетел, даже волосы под шапкой шевельнулись, и перекреститься захотелось. А нельзя.
– Чего тебе, Селезень?
Вано поморщился. Невелика птица селезень, что же этим в нос-то тыкать? Показать, что видишь то, что другим невидимо? Да ведь и так знаем. Все же Асланово вино, в крови играющее, помогло – расправил плечи, прямо на ушмана взглянул. Ну и что, что селезень? Не воробей же, не гадкая птица сорокопут. Селезень хоть и сер, и место свое знает, а при случае клювом как надо долбанет. А что ушман о стыдном спрашивает, ну, на то он и ушман.
– Жена у меня на сносях. Рожать ей пора. Вот…
– За зерном пришел?
Недобро прозвучал голос торговца, и опять по сердцу холодком скребнуло – вдруг не успел? Мало ли что он там в мешки вяжет, ну как все зерна раскупили? Вай, беда…
Вано суетливо полез за пазуху, где спрятана была последняя царская ассигнация. Ах, большие деньги были, долго с Софико копили, думали великим сына сделать… А двух бумажек и нет уже, но и третьей должно бы на простое зерно хватить. Зашуршал денежкой…
– Оставь. Есть у меня для тебя зерно.
Обрадованный Вано принял в ладони теплое семечко. А из какого мешка ушман его вытащил и много ли в том мешке зерен осталось, и не посмотрел.
Инга появилась три недели назад. В тот день грузовик дяди Гогии лихо влетел во двор и, дребезжа, поднимая клубы пыли, подкатился к лестнице. Стекла в окнах зазвенели. Бабушка Сандро свесилась с веранды и, махнув на Гогию клюкой, завопила:
– Ты что делаешь, а?! Убиться хочешь? Нет, ты скажи, скажи, если дом собираешься разрушить, я пошлю Сандро, он будет рад тебе помочь…
Сандро подхватил со стола кружку компота – половина уже расплескалась на клеенку – и приготовился убраться от греха подальше, но тут пыль рассеялась и в кузове грузовика обнаружилась гора вещей. И на вещах сидела девочка его лет. Больше всего Сандро поразило не то, что сумасшедшая девочка решилась ехать в грузовике дяди Гогии, да еще и в кузове – ведь того только за последний месяц два раза штрафовала милиция за превышение скорости, – а то, как незнакомка была одета. На девочке было пальто. Осеннее пальто в желтую и коричневую клетку, хотя сейчас оно казалось скорее серым от пыли. Пальто было наглухо застегнуто, и девочка очень высоко держала голову – видно, воротник натирал ей шею. Сандро подумал и решил остаться на веранде. Мало ли какие чудеса еще произойдут?
Мама Сулико, тетя Белла, как раз сегодня заглянувшая к ним в гости, возмущенно фыркнула и яростно взболтала ложкой варенье в тазу. В этом году удался особенный урожай слив, и тетя Белла с бабушкой уже накрутили двадцать банок. Сейчас третья порция варенья кипела на плите, а конца сливам все не было.
Положив ложку на стол, тетя Белла вытерла полотенцем пот со лба и присоединилась к бабушке:
– Гогия, кого ты привез? Ты посмотри, на бедной девочке лица нет. Где ее несчастные родители, как они додумались посадить ребенка к тебе в кузов? – Она обернулась к бабушке и тряхнула головой, отгоняя прилетевших на запах варенья ос. – Нет, вы посмотрите только! Эти столичные, или кто они там, какие-то ненормальные.
Гогия между тем вылез из кабины, откинул задний борт грузовика и спустил девочку на землю. Она стояла, неловко переминаясь с ноги на ногу. Видно, ноги у нее затекли от долгого сидения в кузове. А в руках у девочки был большой кожаный портфель – с таким ходят на работу инженеры и директора заводов. Сандро захотелось получше разглядеть незнакомку, но вместо этого он отступил в тень. Не хватало еще, чтобы она заметила его сейчас, когда бабушка и тетя Белла так громко ее обсуждают.
– И у них наверняка есть пианино. Я чувствую, теперь мы без конца будем слушать музыку и в этом доме окончательно не станет покоя.
…Тетя Белла ошибалась. Пианино у Инги не было. У нее вообще оказалось мало вещей. Когда Ингина мать, очень похожая на повзрослевшую, усталую Ингу, вылезла из кабины грузовика и протянула дяде Гогии две мятые десятки, а тот возмущенно замотал головой, отталкивая деньги, Сандро окончательно понял, что девочка останется в их доме надолго.
Что случилось неладное, стало ясно на третий день, когда дитя по обычаю понесли крестить. Церковь у них была маленькая, прилепилась к холму на самой окраине села. Белым каменным горбиком светилась крыша. Отец Сергий, он же Серго Арджанишвили, встретил Вано на пороге. За ним неярко горели свечи, из двери тянуло миррой и ладаном. Вано, как и все крестьяне, одновременно уважал священника и побаивался его. Во-первых, тот умел говорить с неведомым и непонятным богом там, за тучевым хребтом. А во-вторых, он был видящим.
Когда дело дошло до купели, священник принял младенца в большие ладони и окунул в воду. Дитя открыло небесно-голубые глазки и вякнуло. Стоящая рядом сестра Вано умиленно хлюпнула носом и шепнула брату:
– Спроси, несчастный! Сейчас спроси!
Вано безнадежно вздохнул. По окончании службы он приник к хрящеватому, изрядно оттопыренному уху священника и зашептал:
– Помоги, святой отец. Глупость я сделал. Ах, какую глупость! Семечко купил, а выспросить, что за семечко, забыл. Надо бы посмотреть… – И хрустнул зажатой в кулаке ассигнацией, той самой, последней.
Отец Сергий глянул сумрачно из-под сведенных бровей:
– Не дело это, Вано. Знаешь же, что не одобряю я вашего язычества. Оно от лукавого, а уж торговец-ушман…Человеческую суть за деньги продавать – не бесовство ли это?