— Если очень постараться… А я, ваше величество, даю слово, что очень постараюсь… Дней через десять он сможет вас на день заменить. В дороге мы уже проводили кое-какие занятия. Учится и запоминает он хорошо. Другое дело, волосы: нужно время, чтобы они выросли настолько же, как у вашего величества. Парик все же смотрится ненатурально.
— Ладно. Поглядим, — кивнул Хлодвиг. — Ну а, скажем, сколько времени надо его учить, чтоб на месяц оставить?
— Я буду готов дать ответ вашему величеству к завтрашнему вечеру. Он должен будет запомнить в лицо очень многих людей и их родственные связи. Также историю лордов и их домов, а это гораздо сложнее.
— Постой-ка! — воскликнул Вэйлорд. — Месяц?
— Месяц, Нэй. А в чем дело?
— Да ты в своем уме, Хлодвиг?
— Сир Вэйлорд! — Барон Глендауэр в гневе шагнул к Нэйросу. — В вашей манере говорить с королем Гринвельда нет ни доли подобающего подданным его величества трепета. Я требую…
— В таком случае представь, Рональд, как я могу себе позволить разговаривать с тобой! Не лезь!
— Да что вы раскудахтались оба! — рявкнул Хлодвиг. — Волк! В чем дело? Мы, кажется, обсуждали с тобой это!
— Мы говорили о двух днях, Хлодвиг! Оставлять на троне фальшивого короля и так настоящее безумие! Но ты теперь говоришь о месяце!
Король решительно зашагал к карте и сдернул занавесь.
— А ты взгляни сюда, олух! Что такое два дня? — Он хлопнул ладонью по юго-западу королевства. — Это всего лишь Артогно и Белая Гавань! А все остальное? Или не мои это владения? — Теперь Хлодвиг бил кулаком по феодам Кабрийского ордена и Галигану на юго-востоке, по Триозерью в центре, по поселениям вдоль дороги Эвера. — И сколько нам надо времени, чтобы до той же Лютеции добраться, к примеру? Арпелия еще дальше, вот! Над Гретанскими горами!
— Я знаю, где Арпелия, черт возьми!
— Тогда чем ты недоволен, занудская твоя душа?
Вэйлорд сделал глубокий вдох и готов был уже разразиться бранью как самым веским из возможных доводов. Но тут же спокойно выдохнул и покачал головой:
— Твоя воля, государь. Я лишь высказал, что сия затея не по душе мне.
Он не собирался отступать, но продолжать спор с королем было бы неразумно в присутствии барона тайных дел и уж тем более Симидара Фэтча.
— Так-то лучше, Вэйлорд! Не для того твоя должность существует, чтоб перечить королю! Но чтоб ему помогать!
«Разве указывать на ошибки — не помощь? Помогать — не значит быть подхалимом, как Глендауэр!» — так и хотелось выкрикнуть Вэйлорду, но он сдержался.
— Ладно, — продолжал Хлодвиг, — пора и к иным делам перейти.
Он вопросительно взглянул на Глендауэра, и тот в свою очередь перевел недвусмысленный взгляд на Фэтча. Хоть деревенский житель и был избран на роль короля Гринвельда, в королевские тайны его пока посвящать не собирались.
— Нэй, возьми этого человека с собой. Покажи ему замок для начала, а мы тут с Рональдом посудачим кое о чем.
— Хорошо, государь.
— Только волосы накладные снимите, — подал голос барон. — И накиньте капюшон. Ни к чему, чтобы все его разглядывали. И если кто спросит…
— Меня никто не спросит, — не дал ему договорить Вэйлорд.
Наверное, больше других повезло птицам: они могли взирать на королевский замок с большой высоты, откуда он представал во всем великолепии: огромный круглый донжон с высоченной башней вестников в центре; в три стороны из донжона росли каменные мосты, соединяющие его с широкими башнями пониже. В южной башне сейчас находился король с бароном тайных дел, северо-западная была башней клиров, северо-восточная — башней иноземных дел, в ней располагались покои посланников. Все три походили друг на друга, отличаясь лишь звуком колоколов и гербами: черный ворон — символ тайных дел, солнечный диск с двенадцатью заостренными лучами — символ колесницы и двенадцати детей Первобога, солнце, садящееся в чашу, — символ мироздания, герб башни иноземных дел.
Между клирской и иноземной башнями был главный вход в замок, к которому вела каменная лестница. А вокруг раскинулись сады, тренировочный двор, беседки, малое ристалище. Вдоль крепостных стен вокруг замка тянулись казармы королевской стражи, жилища прислуги, конюшни, бани, склады и кузница. Все это величие и великолепие лучше всего можно было осознать, лишь взирая сверху. Но человеку не дано летать, и Вэйлорд вместе с Симидаром Фэтчем шли через яблоневый сад по узкой каменной дорожке.
— Этот сад разбит принцем Претором Эверретом, младшим сыном Хлодвига Третьего, после которого на трон взошел Леон Второй, прадед нынешнего короля, — тихо говорил Вэйлорд.
— Угу… — отозвался Фэтч.
— Не угу, а запоминай!
— Да, господин, простите…
Колокол в башне вестников отбил шесть раз, извещая о текущем времени и распугивая голубей. Тени деревьев заметно выросли: солнце клонилось на запад. За стеной со стороны рыбачьего поселка усилился крик чаек: видимо, причалила очередная шхуна с богатым уловом. На утесе Плачущей Девы показались три всадника городской стражи. Это было почти самым высоким местом в Артогно, с которого можно наблюдать за городом. Выше утеса была только башня вестников.
Показывая замок и округу, лорд Вэйлорд старался избегать лишних встреч и поменьше попадаться людям на глаза. Пусть ему не нравилась задумка короля, он все же принимал желание Хлодвига держать все это в тайне. Лишь однажды он подошел к стражнику на посту и что-то шепнул, после чего тот бегом бросился исполнять приказ, а Вэйлорд и Фэтч продолжили прогулку.
Пройдя яблоневый сад Претора Эверрета, Нэйрос слегка замедлил шаг. Любопытно, что же ссутулившийся Симидар думает о своей участи? То, что напуган, и так видно. Хотя он смог настолько преобразиться, что даже прикрикнул на короля, когда последний это приказал, а значит, ему по силам совладать со своими страхами. Понимает ли это сам Фэтч? Можно прямо спросить. Только Вэйлорд по своему жизненному опыту знал, что слова не так откровенны, как поступки или глаза. Уста же лгут практически всегда. Но беда в том, что и взгляд Фэтча менялся, когда преображался он сам. О нем трудно судить по взгляду.
Разумеется, Вэйлорд не мог ему доверять. Он вообще никому не доверял. Наверное, только Хлодвигу, да и то потому, что они немало пережили вместе. А вот доверяет ли ему Хлодвиг? Сомневаться в этом, наверное, глупо, но уж больно многие сомнения Вэйлорда король не воспринимает всерьез. В том числе и тревогу из-за всей этой затеи с подменой. Впрочем, можно было уже привыкнуть к характеру короля. Иной раз, одержимый идеей, он бывал настолько самоуверен, что любое возражение принимал за признак скудоумия собеседника. Да и возражать королю смели очень немногие: королева Анриетта, принц Леон и больше других — сир Нэйрос Вэйлорд.
— Куда мы идем, господин? — спросил Фэтч, взглянув на серое каменное строение у крепостной стены.
Над строением высилась труба, из которой шел дым. Под навесом было сложено множество дров и древесного угля.
— Это кузница. Во дворце есть свой мастер кузнец и три подмастерья. Но иногда здесь и я работаю.
— Вы? — удивился Фэтч. — В кузне?
— Чему ты удивляешься? Я был кузнецом когда-то.
Они вошли; света в кузнице было мало, стойкий жар затруднял дыхание. По углам и вдоль стен были аккуратно размещены заготовки, материалы, инструменты: здесь были гвоздильни, зубила, различные клещи и кузнечные молоты, чеканочные молоты, паяльники, подсеки, настилы для фигурной ковки и многое другое. В центре располагался кузнечный горн с большими мехами, рядом наковальня и бадья с водой.
Хозяев всего этого в полумраке удавалось разглядеть далеко не сразу. У горна, грея металлический прут, стоял рослый мужчина лет сорока в черной одежде. Длинные черные волосы слиплись, будто от влаги.
Взглянув на человека у горна, Вэйлорд удовлетворенно кивнул: стражник успел выполнить поручение.
Человек повернулся к ним, и в скудном свете, проникающем сквозь дверь, им предстала жуткая картина. Вся правая сторона его лица была сплошным бурым ожогом. Угол рта был обожжен настолько, что казалось, человек постоянно зловеще улыбается, показывая зубы. Складки возле глаза создавали гримасу непрерывной боли. Изуродованную часть лица он старался скрыть свисающими волосами, шею — алым платком.
— Кто это? — испуганно пролепетал Симидар Фэтч.
— Это? — Вэйлорд тяжело вздохнул. — Королевский палач, сир Гильом Блэйд.
— Палач?! — воскликнул Фэтч и, резко обернувшись, уставился на Вэйлорда. — Зачем он здесь?!
— Послушай, Симидар, сейчас кое-что произойдет. И тебе это не понравится…
— Что?!
— Не перебивай и слушай. Тебе будет больно. Очень больно. Но так надо. Надо это не мне. Так надо для королевства. И это будет единственная боль, которую я тебе причиню. Надеюсь, ты поймешь и не будешь держать зла на меня за это…
— Да что вы задумали? — возопил Фэтч.
— Кончай уже нянчиться с ним, возведенный! — зло проскрежетал металлическим голосом Блэйд и извлек прут из углей.
На конце его виднелась печать с древними рунами, выкованная самим Вэйлордом.
— Прошу, не сопротивляйся, — мрачно сказал Вэйлорд и, схватив Симидара, повалил на широкую наковальню.
Хлодвиг стоял у большого окна в тронном зале и смотрел на закат. Король хмурился и жевал ус. Он был зол, и это весьма мягко сказано. Он был в ярости! Казалось, конец дня будет приятным: ведь многолетние поиски нужного человека наконец увенчались успехом. Это могло послужить неплохим утешением после того, как ему пришлось послать сына на чужбину, пусть и с почетной миссией. Ведь Леон был его сыном и наследником, однако к нему давно требовалось применить суровые меры. Выбор для путешествия маленькой галеры из них был еще самой мягкой. Но и помимо того у короля хватало поводов для тайной печали. Он тосковал по своему брату, погибшему много лет назад, тревожился о судьбе Элиссы, не желавшей вступать в брак, что постоянно вызывало недовольство королевы. Лорды ропщут по причине задуманных им реформ. Давний недуг лишил его возможности вести полноценную супружескую жизнь и надеяться на появление новых наследников. Он тосковал по тем временам, когда его дети были способны лишь на младенческий лепет и заразительный смех. Ему нравилось, как они крохотными ручонками дергали его за усы и неуклюжими движениями маленьких ладошек касались глаз. Дети выросли, и ту свежую радость первых времен отцовства ему больше не познать.