— Золотой пегас! — воскликнул Четт.
— Да. И у меня еще есть. Мне нужно переговорить с вашим старшим. Кто это — лучник или здоровяк?
— У нас все равны, — неуверенно произнес Крошка Четт.
— Вот как? Значит, ты, мальчик, ровня тому здоровяку? Что ж, я не против равенства, пусть и всегда считал его блажью. Однако даже среди равных есть первый. И мне надо с ним поговорить.
— Лысая Гора! Красавчик! Шон! — закричал Джон Мясник. — Все сюда, скорее!
Затрещали ветки, пропуская кого-то. Первым у дерева оказался человек лет двадцати пяти. С длинными светлыми волосами, высокий и голубоглазый, он и вправду был красив когда-то, но сейчас от углов рта тянулись длинные шрамы. Когда-то ему разорвали рот, а потом неумело зашили, и на лице его как будто навечно застыла жуткая ухмылка. Красавчик Флориан держал в руках арбалет.
— Что случилось? — спросил Красавчик, уставившись наверх, где сидели братья.
— Тут есть кто-то! — крикнул сверху Джон.
Рядом с Красавчиком уже стояли Лысая Гора и Покойник. Снова раздался шорох монеты, летящей сквозь листву. Шон поймал ее на лету.
— Неплохо, — послышался голос.
Затем прозвучал шелест коры и веток с листвой, и вдруг перед разбойниками возник человек в накидке с капюшоном. Арбалет Флориана сразу же нацелился на него, Покойник ловко выудил стрелу из колчана, и вот уже тетива его лука натянута, а острие готово пронзить незнакомца.
— Спокойно, друзья мои, — проговорил человек, медленно разводя руки.
— Ты кто такой?! — рявкнул Карл, шагнув в его сторону.
— Боюсь, после той беседы с латником мое имя вызовет у вас излишнее беспокойство.
— А если я просто разобью тебе голову, будет лучше? — усмехнулся Лысая Гора.
— Ненамного. Хочу сразу сказать, что я не послан господами, дабы выманить вас за обещанными деньгами…
— И звать тебя… — прищурился Карл.
— Олвин Тоот.
— Проклятье, — выдохнул Шон. — Вы там нас считаете полными глупцами?
— Я не знаю, что о вас думают командор стражи и магистр боя, но я вас глупцами не считаю. Оттого и пришел.
— Зачем?
— Мне нужна помощь. И мне тоже есть что вам предложить.
— За что тебя ищут? — спросил Флориан.
— Я убил великого магистра зеленого ордена. Думал, что и магистра боя тоже, но, похоже, этот пес жив. Правда, окривел, в этом я уверен.
— Чепуха! — фыркнул Карл, сплюнув в траву. — Как можно убить великого магистра?
— Если перерезать ему глотку, он умрет, — пожал плечами Олвин.
— И зачем? — Этот вопрос снова был задан Флорианом.
— Он оказался скотиной. Я принес ему весть о заговоре, а он меня пытался отравить. Я чувствую действие яда, но яд меня не убивает. Полезное свойство, приобретенное после многолетнего колдовского сна.
— Ни черта не понимаю, — нахмурился Лысая Гора.
— Ну так идем в ваше логово, по дороге я все расскажу. Здесь оставаться опасно. Тот латник уже наверняка достиг своего отряда и поведал, где встретил засаду лесных разбойников.
— Мы не разбойники! — послышался сверху голос Крошки Четта, видимо, уязвленного таким эпитетом.
— Ну, братства из кустов. Я не знаю, как вас называть. Как пожелаете, так и буду. Но давайте поторопимся.
— И зачем тебе в наш лагерь? — Шон хмуро смотрел на Олвина, как и острие его стрелы.
— Чтобы попросить помощи у вашего лесного короля и заодно предложить свои услуги. И пригоршню золотых пегасов, кстати.
ГЛАВА 13Потешный бой, кровавый пир и снова бездна черных глаз
Почетным гостям не сразу стало известно, что позади резиденции императора имеются еще одни ворота. Оставалось непонятным, какие из них главные. Вторые выходили на широкую улицу, на удивление пустынную даже днем, а улица спускалась по склону холма. От дневной суеты Эль-Тассира ее с обеих сторон отделяли высокие стены со множеством сторожевых башен.
— Это императорская дорога, ведущая в его загородную резиденцию, — пояснил Леону раб Кергелен.
— И что это за новое празднество в нашу честь? — спросил принц, стоя в тени финиковой пальмы у искусственного пруда, в котором резвились пестрые рыбки, и наблюдая за тем, как рабы грузят массу вещей на роскошно отделанные телеги. — Неужели того пира, что устроили три дня назад ради нашего приезда, было недостаточно?
Леон выглядел невыспавшимся, смотрел сонно. Чертовка Шатиса оказалась настолько хороша и умела, что ночь, потраченная просто на сон, казалась посланнику Гринвельда непростительным расточительством. Проклятье! Одна мысль о ней и воспоминание о звонких криках наполнили его возбуждением. Леон присел на скамью и попытался сосредоточиться на рыбках.
— Его божественное величество глубоко ценит своего почетного гостя и его спутников и потому хочет разделить с ними удовольствие от того зрелища, что сегодня предстоит.
— Ах, да… Потешный бой… Я что-то слышал об этом. А зачем позади телег привязывают волов?
— Мой господин, придется спускаться по довольно крутой дороге. Волы позади телег не дадут им разогнаться и разбиться о стены вместе с людьми, что в них будут восседать.
— А-а… Как же я не подумал, — равнодушно пробормотал Леон. — А где Шатиса? Разве она не едет с нами?
— Видите ли, мой господин, там рабам не место… — Евнух ехидно улыбнулся. Впрочем, каждая его улыбка казалась ехидной.
— Но ты раб, Фатис. И вон я вижу множество рабов, что готовят телеги.
— Я поправлю свое утверждение, мой господин. Не всяким рабам там место. К тому же я ваш переводчик. А у Шатисы другие обязанности. Более того, учитывая, что она пришлась вам по вкусу… Даже весьма… Ей надлежит днем отоспаться, чтоб грядущей ночью выглядеть свежей и быть полной сил.
— О боги, удержал бы меня кто-нибудь от этого безумства, — вздохнул Леон, невольно погружаясь в воспоминания о минувших ночах. — Еще пара дней, и я начну завидовать тебе, евнух.
— Так отчего бы вам просто не остановиться, мой господин?
— Видел бы ты ее прелести. Даже сам суровый бог Децимус не устоял бы.
— Я видел ее прелести и нахожу в ее красоте подтверждение существования богов. Но голова у меня не кружится.
— Везунчик, чтоб тебя… Постой-ка, а когда это ты ее видел голой?
— Мой господин, вы забыли? Я евнух. К тому же ученый. Наукой врачевания тоже владею в совершенстве. А таким рабыням надлежит быть всегда под пристальным присмотром целителей.
В начале процессии затрубил рог.
— Мой господин, все готово. Пойдемте рассаживаться. Ваши спутники уже на телеге.
Они расположились на мягких скамьях, обитых бархатом. В центре телеги был даже столик с отверстиями, из которых торчали узкие кувшины и питейные рога: нехитрое приспособление позволяло посуде не падать при движении по неровной дороге. От палящего солнца ездоков защищал навес, а по бокам шли по четыре раба с большими опахалами из пестрых перьев диковинных птиц. Десять телег было занято императорской свитой и прочими вельможами, только сам Тассир Шерегеш не показывался.
— Мне моя наложница тоже спать не давала, — хмыкнул Харольд Нордвуд, взглянув на садящегося в телегу принца.
— А мы с моей Ники стихи друг другу читали, — робко произнес Кристан Брекенридж. — Она чиста, как небесная звездочка. Скажи, Фатис, а когда нам придется покинуть ваши края, ее можно будет выкупить?
— Влюбился, болван, — презрительно фыркнул Уильям Мортигорн.
— Боюсь, мой юный господин, что нет. Такие рабыни стоят невероятно дорого. Уж очень много вложено в их обучение.
— Я накоплю денег!
— Господин, уверяю вас, к тому времени вы устанете от нее. К тому же не стоит забывать, что она лишь выполняет свою работу. Оставьте чувства сочинителям любовных песен.
— Ники мне никогда не надоест. — Брекенридж с грустью уставился в натянутый над головой матерчатый свод и мечтательно вздохнул. — И не надо думать, что я из-за похоти… Я не нарушал ее чистоты и не пользовался ею.
— Мне очень неприятно это говорить, юный господин, — вздохнул евнух. — Но она не девственница.
Леон нахмурился. Еще не хватало, чтоб сквайр расплакался, а, судя по его глазам, до этого оставалось недалеко.
— А где император? — спросил принц, стараясь сменить тему разговора.
— Скоро будет. Не волнуйтесь, — с облегчением ответил Кергелен.
Через некоторое время огромные двери резиденции распахнулись и оттуда показались две колонны безмолвных воинов. Между ними с полсотни могучих рабов несли внушительных размеров крытый паланкин, отделанный золотом и серебром.
— В нем его божественное величество со своими женами, — пояснил Фатис.
Следом показался еще один паланкин, того же размера, но отделанный скромнее.
— Там дети императора, — продолжал пояснения раб.
Третий паланкин был так же велик, но украшен скромнее всех.
— А в этом наложницы.
Наложницы… Леона пробрала дрожь — он вспомнил ту самую… Мильнэри… Но это не имя. Даже прелести Шатисы не заставили его забыть о тех черных глазах. Однако он вовсе не желал с обладательницей этих очей делать то же, что с Шатисой, особенно после того, как узнал, что она еще невинна. Он просто хотел утонуть в ее взгляде. И покориться ей. А ведь она там, в третьем паланкине. Вот мимо проносят императора, скрытого за плотными занавесями, вот паланкин его детей. И вот, совсем рядом, она… Там, за этой материей.
Затаив дыхание, Леон смотрел на проплывающий в руках рабов паланкин. Занавеси чуть качнулись, показались тонкие пальчики, отодвинувшие край… В тени за драпировкой Леон встретил взгляд тех самых глаз! И тут же край занавеси вернулся на место.
Леон нервно заерзал на скамье, в горле пересохло.
— Фатис, налей мне вина!
— Как угодно господину. — Евнух выполнил его повеление и, протягивая рог с вином, внимательно посмотрел на принца. — Может, пока стоим, я все же приведу Шатису?
— Нет-нет, пусть отдыхает, — мотнул головой принц и с жадностью осушил рог.
Процессия двинулась: возглавляли шествие носилки императора, по обе стороны шагали стражники. Замыкал процессию небольшой отряд стражи, а лишь подле паланкинов шагали безмолвные. Леон посмотрел вперед, на этих воинов с их странным оружием из двух изогнутых клинков, направленных в разные стороны.