Леон быстро огляделся. Его сквайр своим поведением привлек излишнее внимание тассирийских вельмож.
— Кристан, а ну сядь! — шикнул принц.
— Но ведь это чудовищно!
— Сядь сейчас же и замолчи!
Кристан повиновался, однако на лице его отражался ужас. Леон схватил его за плечо и притянул к себе.
— В Гринвельде на рыцарских турнирах тоже иногда убивают! — зло прорычал принц. — А ты не смей давать местным вельможам повод усомниться в нашем уважении к их традициям!
— В рыцарских турнирах бьются на равных! Рыцарь бьется с рыцарем! А здесь я вижу избиение!
— Заткнись сейчас же! Оставайся хладнокровным и не давай им думать, что мы размякшие и изнеженные овцы, которые приходят в ужас от вида крови и жестокой битвы! Мы посланники Гринвельда, а не посторонние зеваки! Это испытание для нас! Они демонстрируют нам свою силу, мы не должны показать, будто испугались! Мы гринвельдцы, твою мать!
— Простите, ваше высочество, — тихо всхлипнул Кристан.
— Так-то лучше. — Леон отпустил его.
— И все же это чудовищно и неправильно, — добавил еще тише молодой Брекенридж.
— Думай что хочешь, но говори что должно, — рыкнул Леон.
Первая атака лучников закончилась. Возможно, за ней последовала бы и вторая, но в стане вирганцев уже царил хаос. Вопли умирающих оглашали равнину. Шеренги были нарушены. Тассирийское войско вновь ровными рядами двинулось в наступление. Лучники продолжали пускать стрелы даже на ходу, но не так часто и не так эффективно. Однако в ряды противника это продолжало вносить смятение. Вдруг заголосили боевые трубы. Лучники перестали стрелять, армия остановилась. Вновь были поданы сигналы, и армия Тассирии, демонстрируя завидную выучку, сомкнула ряды. Через каждые сорок человек в шеренге оставался промежуток. В эти проходы ринулись боевые носороги; всадники их держали двулезвийные секиры.
— О… поимей вас всех тринадцатый… — выдохнул ошеломленный зрелищем Леон.
Поняв, что сейчас произойдет, он сам перестал верить в свои слова, только что сказанные сквайру. Какое, к черту, хладнокровие: ему самому уже хотелось свернуть шею устроителю этого «праздника».
Тяжелая конница врезалась в нестройные ряды вирганцев. Неповоротливые в своей броне всадники орудовали секирами, как веслами, круша щиты в щепки и отсекая конечности, разрубая тела на части. Оказавшихся на пути носорога или затаптывали, или насаживали на рог и отбрасывали, жутко мыча. Леон смотрел на весь этот ужас как завороженный, затаив дыхание. Вдруг захотелось, чтобы из-за горизонта появилась целая стая тиранодраконов и разорвала в клочья потешную армию с носорогами и слонами. А потом ринулась сюда, в резиденцию, и сожрала всю эту толпу, рукоплещущую адскому действу.
Тяжелая конница в сравнении с обычной была гораздо менее маневренной, поэтому носороги лишь протаптывали себе дорогу сквозь гущу гибнущих людей. Пройдя через армию вирганцев насквозь, носороги неслись дальше, в тылы. На агонизирующее войско обрушилась пехота в сопровождении боевых слонов. Леон отчетливо видел, как мечи и копья вирганцев ломались при первом же ударе, тогда как тассирийские клинки и наконечники находили все новые и новые жертвы. В гуще сражения некоторым вирганцам удавалось завладеть оружием тассирийцев, и тогда они могли продержаться какое-то время, даже нанести урон врагу. Но силы были неравны изначально.
— Кто все эти люди? — спросил Леон, сдерживая проклятия.
— Сражающиеся? — уточнил Кергелен.
— Да. Кто они?
— Армия Тассирии действительно является тассирийской армией. Каждый десятый среди них — ветеран, остальные — молодые воины, которые еще не были в настоящем бою и проходят обучение. Этот бой для них — заключительный экзамен. Настоящая тренировка в условиях, приближенных к боевым.
— С настоящим оружием против дощатых щитов, деревянных копий и мечей из перекаленной стали?
— Обучение солдат стоит денег, их стоит беречь. Но, как я вижу, даже в их числе есть потери. С другой стороны, погибшие не сдали главный экзамен. Этот бой выбил слабых из армии, которая должна быть непобедимой.
— А что за люди изображали вирганцев? Кто эти несчастные?
— Это пленные вирганцы, мой господин, взятые в недавних стычках на границе, пленные дикари из числа горских племен Ариатрии, которые не желают покоряться власти императора, и прочие враги империи. Выставлять их на продажу на невольничьих рынках никак нельзя: лазутчики вирганского царства повсюду, они могут организовать их побег. Или выкупить, чтобы вернуть обратно в армию Виргамнирии. Потому это обычный конец для них. Но справедливости ради я должен сказать, что с нашими пленными в вирганском царстве поступают так же. Более того, этим невольникам было объявлено, что если они выстоят, то получат свободу и по четыре монеты на каждого, чтобы добраться до дома.
— Но они никак не могли выстоять против такой силы!
— Вы знаете, на что способен человек, у которого нет выбора?
— А ведомо ли сие тебе, раб? — Леон строго взглянул на евнуха.
— Только понаслышке. — Кергелен улыбнулся, разводя руками и делая невинное лицо. — Но я слышал из разных источников, что загнанный в угол человек либо сломается, либо будет стоить полсотни обычных людей.
Вновь затрубили горны, и бой, а вернее, бойня закончилась. Равнина с правой стороны была усыпана мертвыми телами и отрубленными конечностями. Желтая песчаная земля окрасилась обильно пролитой кровью. Тассирийцы бродили по полю битвы и добивали тяжелораненых, подбирали трупы своих. Далеко на горизонте колонной двигались верховые носороги, возвращаясь в казармы. Слоны, которым повоевать не удалось, тоже уходили.
Из армии вирганцев в живых осталось около двух десятков человек. Их выстроили перед воротами. Командующий в красном плаще вновь обратился к императору.
— Что он говорит?
— Мой господин, он испрашивает решения императора насчет их дальнейшей судьбы.
— Они ведь выжили. Разве им не обещали свободу?
— Они выжили, но не победили.
— Они и не могли победить.
— Естественно, иначе они ринулись бы сюда и поубивали нас всех.
Император Шерегеш поднялся, с презрением взглянул на выживших невольников и вдруг повернулся и посмотрел на Леона. Затем громко и медленно начал-то говорить. Все зрители тоже устремили взоры на Леона. Не понимая, что происходит, принц поднялся и дернул евнуха за одежду:
— Быстро переводи!
— Его божественное величество вверяет судьбу пленных воле своего почетного гостя, наследного принца Пегасии. То есть Гринвельда.
Быстро собравшись с духом после такой неожиданности, Леон прижал правую ладонь к груди и поклонился императору.
— Ваше божественное величество, в каких пределах я волен решать их судьбу?
Фатис перевел его слова.
— Если принц Леон пожелает им смерти, они умрут легко и быстро, как воины. Если принц Леон дарует им жизнь, их отпустят на волю и дадут несколько монет на то, чтоб они могли добраться домой. Но им поставлено клеймо. Если они будут пойманы на территории империи на разбое или воровстве или вновь попадут в плен в сражении, то их будет ждать долгая, мучительная и позорная смерть.
Выслушав перевод, Леон задумался на миг, затем снова обратился к Шерегешу:
— Ваше божественное величество, могу ли я подойти к ним и взглянуть в глаза?
На лице Шерегеша, которому перевели эту просьбу, отразилось изумление. Некоторое время он глядел на Леона, потом развел руками и кивнул.
— Благодарю вас. — Леон снова поклонился, затем тихо обратился к своим спутникам: — Сидите смирно и помалкивайте. Это приказ!
— Мой принц, не беспокойся. — Нордвуд кивнул. — Я за этими детишками присмотрю.
— Леон, ты что задумал? — тревожно прошептал молодой Брекенридж.
— Заткнись, я сказал. Так! Кергелен!
— Да, мой господин…
— Ты идешь со мной.
Фатис хорошо знал это место, поэтому вереницу лестниц и залов они миновали довольно быстро. Оказавшись снаружи, Леон решительным шагом направился к воротам. На широкой дорожке через виноградники их ждал командующий гарнизоном. Он сошел с коня и опустился на одно колено, знаком предлагая Леону занять место в седле.
— Нет, приятель, спасибо, я пешком. — Не сбавляя темпа, принц небрежно махнул рукой.
По пути к воротам он чувствовал спиной пристальные взгляды толпы на крыше. Но, самое главное, ему в спину смотрела и она. Он был в этом уверен.
Командующий проводил посланника недоуменным взглядом и воззрился на семенящего следом евнуха. Фатис выдавил смешок и виновато развел руками, торопясь за господином.
Солдаты распахнули ворота и раздвинули горикеры. Стремительным шагом Леон вышел к пленным.
Выглядели они плачевно: лица изможденные, глаза пустые. Однако вообще чудо, что им удалось выжить в той кровавой бойне: запах крови и испражнений ощущался еще в винограднике. Пленные чувствовали себя обреченными, все равно что мертвыми, и, наверное, завидовали тем, чьи тела остались на равнине: для тех уже все кончено. Высшей наградой за свою доблесть уцелевшие считали быструю смерть.
— Евнух, они понимают тассирийскую речь?
— Рабство быстро учит понимать язык господ, — тяжело дыша и сопя, отозвался Фатис, наконец догнавший Леона.
— Тогда переводи им. Пусть поднимут головы и смотрят на меня без опаски.
Кергелен перевел.
— Я наследный принц королевства Гринвельд, что здесь зовется Пегасией, — продолжал Леон, обращаясь к пленникам. — Мое имя Леон Эверрет. Полагаю, что вы изнываете от ненависти ко мне, как и ко всем, для кого было разыграно это кровавое действо. И пусть я не знал, что мне здесь предстоит увидеть, питать ко мне ненависть — ваше право. Император Тассирии предоставил решение вашей судьбы мне. Я видел все, что здесь произошло. В этом побоище выжить было невозможно. Но богам было угодно, чтоб вы остались живы. Спорить с волей богов я не желаю. Как, впрочем, я не желал зла и смерти никому из тех, кто бился с вами плечом к плечу, но пал. Я хочу, чтобы вы остались живы и вернулись к своим семьям. Но я надеюсь, что вы люди чести, и хочу взять с вас слово, что вы, б