й нужно. – Есть одна девочка. Когда бело-зеленые ушли, я пошла к ее убежищу, но ее там уже не было.
– И ее не было среди мертвых?
Вообще-то у них не было времени осмотреть всех, но Онайи отвечает:
– Нет.
– Думаешь, ее забрали?
– Да. Я найду ее. Я верну ее.
– Куда? – Впервые за разговор генерал-майор злобно повышает голос. – Куда ты ее вернешь? У вас что, есть дом?
Онайи отвечает сквозь зубы:
– Мы построим новый.
– Помоги мне бог! – в сердцах бросает генерал-майор, бессильно всплескивает руками и плюхается на стул, как сдувшийся скафандр.
Онайи слышит шаги позади себя. Подойдя ко входу, военный отдает честь.
Генерал-майор подзывает его:
– В чем дело, лейтенант?
– Место крушения, которое вы приказали осмотреть. – У него в руках видавший виды, ободранный планшет. Он вытирает грязь с экрана, прежде чем передать его генералу.
Генерал-майор бросает взгляд на Онайи, скользит пальцами по экрану, затем приближает что-то, раздвигая пальцы, и сдвигает их снова. Швыряет планшет со всей силы на другой конец стола, где он зависает на краю.
– Твоя сестра! – говорит он, нахмурившись.
– Что? – выдыхает Онайи. Она хватает планшет и пытается разглядеть что-нибудь на перепачканном экране. Наконец находит сенсорную панель. Ее пальцы танцуют над клавишами. Перед ней возникает голограмма. Трехмерная проекция чьего-то поля зрения.
Они в лесу. Несколько человек. Солдаты Биафры. Потом помехи, а потом они оказываются в пустыне. Взбираются на холм. То, что они видят, открывается перед Онайи.
– Только животные на это способны, – говорит генерал-майор. В его голосе нет злобы, только брезгливость. – Но я слышал, что на севере все такие. Живут тем, что дает земля, и мы, возможно, первые настоящие люди, которых они увидели. Они не знают, что не должны есть нас. Не знают, что люди не поступают так – только те, кто стоит ниже человека, способен на такое. Но ничего не поделаешь. Собаке можно скомандовать, но бессмысленно приводить ей разумные доводы. – Он качает головой. – Единственное, чему собака может научить человека, – то, что собака глупа. Ничего не поделаешь…
Планшет с треском разламывается пополам.
– Ты что творишь? – кричит лейтенант, бросаясь к Онайи. Заносит руку для удара, но что-то останавливает его. Онайи, сгорбившись над разбитым планшетом, чувствует, как он уставился на нее в страхе. Но Онайи все равно. То, что она видела, намертво впечаталось ей в мозг. Картина, прожигающая насквозь.
Ее начинает трясти. Сначала пальцы, потом руки. Ноги тоже дрожат.
А потом она чувствует, как что-то нарастает в ней. Тепло расцветает и превращается в жар, который заполняет грудную клетку. То самое чувство, с которым она бросала мех в атаку, чтобы защитить лагерь. Нет в ней больше ничего мягкого и доброго – осталась только сталь.
Стоящий рядом солдат отступает назад.
Онайи не двигается, когда приближается генерал-майор.
Он качает головой и цокает:
– Я же говорил тебе. Вот что они делают. – Склоняет голову. Когда он переводит взгляд на Онайи, в его глазах появляется новое выражение. Озабоченность.
Она чувствует привкус меди во рту. Смотрит прямо ему в лицо.
– Я буду сражаться.
Его черты смягчаются:
– Во славу Биафры.
Она закрывает глаза и чувствует: все мягкосердечное, что еще жило в душе, уходит без остатка. Картина, которую она увидела, будет преследовать ее всегда. Заполнять ее мысли. Толкать ее вперед.
– Нет. Не ради Биафры, – отвечает она. – Ради мести.
Волны сверкают в солнечном свете. Стоп-кадр. Голоса. Ссора. Дети. Девочки. Драка из-за мяча булубу. Стоп-кадр. Цветок. Лепестки медленно поднимаются под стальными пальцами, которыми управляют наномашины. Стоп-кадр. От огня светлячками разлетаются искры. В воздухе клубится дым. Вопли. Стоп-кадр. Молодая женщина несет через комнату фигурку ито-ито, фигурка болтает рыхлыми ручками. Стоп-кадр. Две девочки, сестры, улыбаются друг другу. Стоп-кадр. Женщина на столе баюкает ито-ито. Стоп-кадр. Вопль. Стоп-кадр. Стоп-кадр. Стоп-кадр.
Энаймака гудит, возвращаясь к жизни. Она все еще чувствует дым.
Она лежит на земле скрючившись, руки согнуты, будто она кого-то обнимает.
Воспоминания проносятся через ее центральный процессор. Она что-то защищала? Кого-то? Сенсоры сообщают, что у нее спина в шрамах, – значит, взрыв, сровнявший строение с землей, произошел позади нее.
Она медленно распрямляется и встает.
Память то и дело прерывается и зависает, но внутри уже монотонно гудят резервные системы, и она чувствует с помощью проводов, которые служат ей венами и артериями, что наномашины приводят ее в порядок.
Сенсорная информация переполняет ее. Картинки, звуки. Тишина в воздухе. Она выходит из разрушенного здания, где очнулась, и не видит вокруг ничего, кроме следов кровавой бойни. Небольшие постройки повалены друг на друга, на обугленной земле – осколки флексигласа, сбитые мехи, отключившиеся звери. Тела – повсюду. Смерть вступила в свои права.
Она не знает, что произошло здесь, но догадывается. По положению мехов может понять, откуда именно они упали. Ей известны марка и модель каждой гильзы от каждой выпущенной пули. Она получает информацию о каждой группе крови, которая здесь пролилась. Тела изувечены. Некоторые завернуты в тряпки, в которых она узнает нигерийский флаг. У других нашивки на куртках с флагом Биафры. Она не помнит, кому принадлежит эта земля. Что это – Биафра или территория Нигерии. Все, что она знает, – здесь были люди. Здесь учились, играли, сражались, лечили и лечились. Двух девочек она помнит особенно хорошо. Одна постарше, такая темнокожая, что отливала синим в лунном свете. Вторая – маленькая, с кожей цвета песка и фиолетово-золотой радужкой глаз. Перестав принимать сигналы извне и вернувшись к фрагментам памяти, она ясно видит их. Они сохранены в чипах ее мозга.
Те, что во всем черном, должно быть, враги. Но Энаймака не видит здесь врагов. Тела в черном принадлежат людям, которые тоже учились, играли, сражались, лечились, принимали душ – точно так же, как девочки, которых она помнит. Сквозь дыры порванной формы их кожа тоже отливает синим, когда начинает светать.
Наноботы, плывущие по венам Энаймаки, посылают ей в мозг команды.
Неторопливо она идет по лагерю и, найдя клочок пустой земли в центре, начинает копать. Вырыв яму, достаточно большую для тела, она приносит одну из убитых девочек и осторожно кладет ее туда. Хоронит. Находит неподалеку металлическую рейку, сгибает, делает крест и ставит у изголовья могилы. Она хоронит каждое тело, и вокруг множатся аккуратные ряды могил с крестами, отражающими зарождающийся солнечный свет. Затем, следуя командам наноботов, уходит прочь от лагеря.
Она останавливается, когда добирается до выжженной радиацией пустыни.
Разбившийся самолет лежит в грязи. Его уже наполовину занесло красным песком. Везде только красный песок, и больше ничего.
Сначала Энаймака думает, что шипение в воздухе – радиация, излучение, разрушающее металл, из которого она сделана. Нельзя оставаться здесь долго. Но она почему-то не может уйти. В этом воздухе витает какая-то тайна. Здесь было что-то еще. Кто-то еще.
Оживает новый блок памяти. Девочка с большими глазами прижимается к ее спине, обняв за шею. А потом они вдвоем сидят в лесу, изучая созвездия. Потом Энаймака аккуратно бреет ей голову. Энаймака знает этого ребенка. Она должна найти ее. У нее есть ответы на вопросы.
Питающая ее энергия слабеет. Наноботы замедляют движение. Жар Красной земли сжирает ресурсы батареи. Она еще не научилась самосохранению. Не знает боли. Поэтому Энаймака не знает, что радиация уже разъедает ее механизмы. Все, что она помнит, когда наноботы уходят в режим гибернации и в конце концов умирают, это то, что на свете жила маленькая девочка и она брила ей голову.
В сознании Энаймаки вдруг всплывает слово. Оно появляется из обугленных, разорванных клочков ее воспоминаний. Слово, соединяющее вместе все разрозненные образы и звуки – пальцы на лепестках роз, поднятая рука на уроке, чей-то взгляд в прицел винтовки. Слово, которое заполняет пробелы. Слово, которое остается с ней, когда свет в ее глазах начинает гаснуть.
Сестра.
Часть II
Глава 14
Слоновая трава достает Айфи до плеч.
Ее платье переливается на солнце, что могло бы привлечь зверей, которые бродят рядом, но свет огибает ее, превращая в невидимку. Мир – голубое небо, зеленая трава и акации, которыми пестрит пейзаж, – все сияет золотом. Через бусины кимойо – браслеты и ожерелья – она получает данные из внешнего мира. Стадо животных, жующих траву в утреннем тумане, тоже очерчено золотым.
Некоторые из них покрыты броней, механизированы так, что живой организм сросся с проводами и приборами, другие – обычные существа из плоти и крови. Это и интересует Айфи. Животные, кажется, чувствуют свою общую природу. Металл не пугает их. Они не чета мутировавшим шотгорнам или волкам, которых радиация отравила и лишила рассудка. Они куда более прекрасны.
Акцент, усиленный бусами, позволяет рассмотреть биомеханическую лошадь изнутри. Айфи видит контейнеры с энергией, от которых работают микросхемы животного. Пищу, которую принимает животное, они превращают в топливо. Она заглядывает глубже, за клапаны и шестерни, и фокусирует внимание на сердце, в котором красная кровь превращается в черную и маслянистую, как нефть. Она видела такие технологии в лабораториях, где их использовали для аугментирования животных, дистанционного контроля над популяцией и их состоянием. Столько металла. Тут где-то должно быть отверстие. Это животное – автономная целостная система, которая, казалось бы, никак не связана с коммуникационной сетью, покрывающей Нигерийскую республику, где каждое устройство и каждый человек, оснащенный техническими устройствами, могут подключаться друг к другу. Но к животным должен быть какой-то доступ, их можно взломать. Она делала это и раньше, а ведь у нее еще не было таких крутых инструментов. Получится и сейчас.