Он прикасается к одной из кнопок на ближайшей панели. Последствия огненной бури. Люди выползают из вырытых в земле убежищ или заранее приготовленных бункеров, некоторые выходят из пустыни – она очень близко к Красной земле, но достаточно далека от эпицентра пожаров, чтобы чувствовать себя в безопасности. По крупицам они восстанавливают свою жизнь.
– Может быть, они действуют так не из беспечности, а для того, чтобы научиться жить рядом с огнем? – продолжает он.
Ему приходит сообщение по внутреннему каналу. Айфи видит все по-прежнему. Она хочет отключиться, но Дэрен забывает, что она еще здесь, и открывает рапорт.
– Сэр, произошло нападение, – говорит голос на другом конце. – Нефтяная станция у побережья. В Дельте. У них заложники.
У Айфи перехватывает дыхание. Такого она не ожидала. Но теперь невозможно отключиться. Не сейчас.
У нас есть снимки с камер наблюдения? – передает мысленный запрос Дэрен.
Голографический экран перед его лицом заполняется серией фотографий – почти полностью темных. Потом разрешение улучшается, изображение приближается и становится ярче. На снимках одетые во все черное фигуры занимают позиции вдоль дорожек, огибающих массивные восьмиугольные здания, которые поддерживаются балками. Широкий обзор – и на картинке поблизости от зданий появляются буровые вышки. Мехи с берега смотрят на воду. Следующий набор голограмм показывает еще больше фигур внутри станции. Они бегут по металлическим мосткам, стоят наготове с винтовками возле генераторных установок. Еще один снимок: несколько черных фигур окружают связанных людей с кляпами во рту, посаженных спиной друг к другу. Кто-то без сознания, кто-то истекает кровью. В другом помещении (изображение более темное, с низким разрешением) видны силуэты двух гигантских мехов, таких высоких, что их головы теряются в полумраке. Игве. Это слово всплывает в сознании Айфи. Игве. Мехи, о которых Дэрен говорил с ойнбо.
На пути к кабине одного из игве – две фигуры, бегущие согнувшись. Дэрен приближает картинку, улучшает качество, приближает еще.
У Айфи кровь стынет в жилах. Она наклоняется, щурится, чтобы лучше разглядеть голограмму.
Это лицо.
– Нет. Ты же умерла, – шепчет Айфи.
Несмотря на то что половина лица – механические компоненты, несмотря на то что один глаз теперь киборгизирован, а металл от плеча разросся до головы, будто захватывая тело, Айфи все равно узнает ее.
Онайи.
Ее сестра.
Сообщение обрывается внезапно, и Айфи остается сидеть в оцепенении. Акцент отключается. По телу пробегает дрожь.
Она приходит в себя и успевает увидеть, как Дэрен выбегает из зала.
Глава 27
Рано утром они входят в лес за трущобами Макоко. Перед тем как шагнуть в высокую, по колено, слоновую траву, Агу поправляет рюкзак на плечах, кряхтя под его тяжестью. Плотные, мясистые листья деревьев сгибаются под утренней росой. Повсюду мелькают тени. Онайи настроила свой механический глаз на режим теплового обнаружения, чтобы лучше видеть, какие живые существа попадаются на пути и от каких лучше избавляться сразу.
Они доходят до края леса. Отсюда видно восточное крыло нефтеперерабатывающего завода. Выглядит он как заброшенный город. Но кое-что там есть. Кое-что настолько ценное, что нигерийцы напустили дымовую завесу. Однако они изучили разведданные, проверили источник информации, проконтролировали перекрестно все, что было возможно. Они знают, что нигерийцы не гнушаются никаким обманом и еще они самонадеянны. Оставить самое ценное без охраны в расчете, что биафрийцы не догадаются и клюнут на этот трюк. Но они недооценивают Биафру. И в этом их фатальная ошибка.
Агу перевешивает рюкзак на грудь, достает и раскладывает треногу для винтовки. Затем вытаскивает оружие, щелкает по прицелу и прикручивает к стволу удлинитель. Лежа на влажном мху, устанавливает винтовку. Секунда – и он готов. И Онайи знает после всех тренировок, что он может лежать неподвижно, но не ослабляя внимания, по крайней мере полдня. Сейчас они должны обеспечивать прикрытие до тех пор, пока не очистят побережье. Через минуту пальцы Агу начинают танцевать по прикладу и стволу винтовки. Неосознанно играет на пианино, которого тут нет.
Онайи должна наблюдать за лесом. Она тоже ложится в укрытие. Высокая трава надежно прячет их. Невооруженным глазом никто не разглядит здесь двух солдат, готовых к атаке.
Война почти закончилась. Какие у тебя планы? – спрашивает Онайи Агу.
Агу молчит почти минуту. Потом говорит: Я не знаю. Регулирует зум для прицела, потом возвращает прежние настройки, и Онайи понимает, что он просто пытается чем-нибудь занять руки, то ли чтобы пальцы не затекали, то ли нервничает. А синты могут нервничать? Но когда Агу заговаривает снова, его голос меняется. Немного, но меняется. У меня сохранились воспоминания. Я играю на пианино. Вокруг люди, слушают меня. Иногда только один человек. Но он улыбается. Всем нравится, когда я играю. Думаю, мне тоже нравилось.
Онайи преодолевает минутное потрясение и улыбается. Она ведь просто следовала совету Кесанду, пробовала сделать из Агу еще более совершенную машину для убийства. В голову не приходило, что у Агу была другая жизнь до того, как его превратили в синта. Ее наполняет чувство гордости и благодарности. Если каким-то образом удалось наладить для него связь с прошлым, если он стал чуть счастливее, значит, она сделала что-то хорошее. И ее сейчас не волнует, лучше ли Агу от этого проявит себя в спецоперациях.
Но это фальшивые воспоминания.
Онайи вздрагивает.
Это импланты, вставленные в мой процессор, чтобы разнообразить эмоциональный фон и усовершенствовать главные функции. Как абд я готовлюсь не только к прямым боевым действиям, но и к более тонким акциям. Мои создатели считают, что я должен уметь выдавать себя за настоящего человека из плоти и крови, чтобы было максимально похоже. Он замолкает. Это самая длинная речь, которую он произнес за все время, что Онайи его знает. После войны я буду служить так, как ты сочтешь нужным. И тишина. Из разъема на шее Агу появляется провод, он вытаскивает его свободной рукой и подключает к разъему винтовки. Теперь он видит то, что видит винтовка. Винтовка теперь не его продолжение, он – ее продолжение. Просто еще одно оружие.
У Онайи жужжит коммуникатор. Она смаргивает слезы, о которых не подозревала, и слышит, как Калу говорит: «Листва закрывает мою локацию». Лезет в карман и достает комок пластичной глины.
Мышечная память не изменяет: пальцы отрывают кусочек и быстро лепят небольшую куклу. Ногтем она выковыривает маленькие полумесяцы вроде глаз на лице куклы. Вытаскивает провод из разъема на шее и вставляет в куклу. Кровь и жидкость запускают в нее наноботы. Как будто в готовую форму заливают ДНК. Через секунду кукла уже шевелит конечностями, которые превращаются в маленькие ручки и ножки. Она извивается, и Онайи ставит ее на землю. Еще четыре куклы ито-ито вскоре присоединяются к первой, трепыхая короткими ручками. Выстроившись в ряд, они кивают в ответ на ее мысленную команду и бросаются врассыпную, передавая Онайи всю информацию, которую собирают. Уровень радиации, тепловые сигнатуры, следы, по которым можно выявить маршруты патрулей.
Онайи берет свободный конец провода и подсоединяет ко второму разъему за ухом Агу. Так она может передавать ему полученную информацию, а он – передавать ее другому абду. Как только Онайи включает сеть, где сама стала роутером, она замечает: в воздухе что-то изменилось. На их позициях все тихо, но она понимает, что кому-то из абдов удалось ликвидировать вражеский патруль.
– Закончили, – говорит Агу.
Они собираются и быстро идут мимо сдутых футбольных мячей и сломанных деревянных досок. Может, когда-то здесь играли дети. А может, кто-то откачивал нефть из ближнего трубопровода. Онайи, просто понюхав воздух, понимает, что ни один ребенок по этой грязи в последнее время не пробегал.
Трущобы Макоко, должно быть, уже оживают. Еще чуть-чуть, и начнется новый день.
Онайи и Агу расположились возле небольшого фургона, Агу вытаскивает маленький диск, который разворачивается в планшет. Онайи, с винтовкой за спиной и пистолетом в руках, медленно поднимается и заглядывает в окна фургона, проверяя, нет ли там кого. Пусто. Сквозь заляпанное окно она различает какую-то разбросанную технику, приборы, что-то похожее на музыкальный плеер. Но здесь явно в последнее время никто не жил.
Вдали появляются маленькие движущиеся фигурки. Ито-ито пробираются через кустарник прямо к Онайи в руки. Она сминает их и кладет глину в вещевой мешок.
Из планшета Агу вырастает голографическая карта. На ней – план одного этажа, затем еще нескольких этажей, затем все замирает на поверхности планшета.
Я не могу подключиться к камерам наблюдения на площадке, говорит Голиб по их связи. Замкнутая схема. Значит, систему не взломать.
Агу складывает и убирает планшет. Онайи хочет броситься вперед, но он хватает ее за руку.
– Слишком тихо, – шепчет он.
Онайи хмурится:
– Наверное, они хотели, чтобы мы не заметили это место.
Он отрицательно качает головой:
– Даже для этого слишком тихо.
– Что определяют твои сенсоры?
Наморщившись, он смотрит на землю:
– Это не сенсоры. Что-то другое. Глубже.
Это инстинкт. Его человеческий инстинкт.
Она опускается на колени, чтобы встретиться с Агу взглядом:
– Эй, послушай. Мы справимся. Выполним задание. Мы разоблачим Колонии Содружества и добьемся прекращения огня. И тогда наступит мир и ничего этого больше не будет.
– Мне все равно. – У него дрожит голос. В нем идет какая-то внутренняя борьба. – Если скажешь мне идти в бой, я пойду. Скажешь убивать, я буду убивать. – Ему трудно подбирать слова. – Я буду защищать тебя. – Это, кажется, успокаивает его. – Я буду защищать тебя, – повторяет он как мантру.
– Ты защитишь меня. – Онайи чувствует, что на душе у нее теплеет.
Всю свою жизнь она сражалась за других и защищала других. Агу – ребенок, но он готов умереть, защищая ее. Ему важно только одно: чтобы она осталась жива. Она хочет погладить его по голове, но понимает, что такой жест его озадачит. Однако она позволяет себе улыбнуться. Легкое движение губ – и она поворачивается и ведет его к другому фургону, потом к грузовому контейнеру, брошенному посреди поля, и, наконец, мимо высоких ржавых труб, к боковому входу, спрятанному в тени металлической лестницы.