о-то приглаживает сзади волосы, еще кто-то пытается расправить грязную коричневую рубашку, рубашку, которую она не меняла с тех пор, как ее поймали. Спасли. Теперь так нужно это называть. Спасли.
Она оглядывается, ища Дэрена и Даураму, но их нигде нет. Может быть, они в другой комнате.
Свет слишком яркий. Напротив Айфи сидит, положив ногу на ногу, женщина в костюме колониального стиля. Вокруг нее тоже копошатся, пудрят ей щеки и промокают лоб, а она ведет себя так, словно вообще не замечает этой суеты.
– Можете побрызгать ее? – спрашивает женщина, и Айфи понимает, что речь о ней. – Все будут видеть и слышать ее, но запах же они не почувствуют, так что избавьте и меня.
Айфи хочет сказать женщине, что, если бы ей дали возможность помыться, она бы помылась. Но ее держали в крошечной больничной палате, немножко покормили, а потом возили по новому незнакомому городу, и она никак не могла этого сделать. Она хочет грубо обозвать женщину, но в голову ничего не приходит. Ей не хватает слов.
Она надеется, что с Дэреном все в порядке. Она не видела его с тех пор, как вышла из больницы. С тех пор, как доктора сказали, что она оправилась от травм. Крушение самолета возвращается вихрем воспоминаний: взрыв, кружение, Даурама хватает ее за шею и угрожает, Дэрен успокаивает ее, Дэрен заворачивает ее в одеяло, выталкивает наружу, она кружится, кружится, кружится, а потом – боль, сильнее которой не было в жизни.
Она приходит в себя в больнице. Дэрен лежит на соседней койке.
У нее в руках бумажный журавлик – она подобрала его с пола и с тех пор не расставалась с ним. Она не может его выбросить. Если она его потеряет, то может потерять и Дэрена. А этого допустить нельзя. Ей нужно быть сильной для него. Она должна быть готова к тому, что он поправится и вернется за ней.
Кто-то обрызгивает спреем все вокруг Айфи. Она чихает, но женщина напротив, похоже, расслабляется. Лицо смягчается.
Она наклоняется ближе:
– Меня зовут Сафия, – тихим глубоким голосом говорит она. – Сегодня мы с тобой побеседуем о том, что тебе пришлось пережить.
– Вы доктор? – спрашивает Айфи.
Сафия смеется:
– Нет, я журналистка. Мы хотим, чтобы твою историю узнали во всей Нигерии, чтобы люди знали: одну из нас возвратили к соотечественникам. – Она касается колена Айфи. – Ты столько пережила. Если в какой-то момент почувствуешь, что больше не хочешь говорить, просто дай знать, и мы прервемся.
Айфи должна быть сильной. Поэтому она кивает. Окей.
Удовлетворенная, женщина откидывается назад.
– Готовы? – спрашивает она куда-то в воздух. Потом пристально смотрит на Айфи. – Сегодня у нас в студии девочка, которую меньше месяца назад спасли нигерийские военные, осуществившие героическую операцию. Биафрийские террористы захватили ее много лет назад, после зверского убийства ее семьи. Сегодня, благодаря выдающемуся мужеству пилотов Нигерийских вооруженных сил, она снова дома. Пережив травму, которую сложно даже представить, эта девочка решила рассказать нам об ужасах, с которыми столкнулась в плену. Встречайте – Айфи.
Глава 31
– Нужно вернуться к ним, – говорит Онайи Агу по коммуникатору. Агу кивает ей с экрана. Нефтеперерабатывающая станция на большем расстоянии от береговой линии, чем ожидала Онайи, но все же достаточно близко, чтобы хорошо слышать остальных. Она напрямую подгружает все, что видит Чинел, и на панели появляются мелкие экраны с изображениями, которые передают пчелы. Онайи тоже видит коридоры, металлические ступеньки, переходы, похожие на пещеры склады, все помещения.
– Под балками есть место, – замечает Агу. – Можем спрятать там мехи. У меня на схеме станции видно, что до сестер и абдов добраться довольно просто.
Она изучает план этажа, сохраненный в его центральном процессоре, и намечает маршрут. Находясь под одной из балок, они смогут вскарабкаться по крутой лестнице, которая приведет к нижней части другой балки, а затем к дорожке, опоясывающей восьмиугольник. А потом по вентиляции они попадут туда, где находятся остальные и заложники.
Онайи снова подключается к Чинел.
– Они пытались выйти на связь? Хотя бы требовали освободить заложников?
Глазами Чинел Онайи видит, как все отрицательно качают головами.
– Ничего. Молчат. Перекрыли все входы и выходы. – В ее голосе не слышно ни обреченности, ни даже привкуса неудачи. Она отвечает твердо и уверенно, и Онайи понимает, что Чинел пойдет до конца. Эта девочка, которая раньше интересовалась только тем, как налаживать и совершенствовать технику, как сделать, чтобы в теплицах не гас свет и система фильтрации воды работала идеально, – эта девочка готова умереть за свой народ.
Хотя сердце Онайи поет от гордости, отчаяние все равно подкрадывается. Нет, сама она не стремится избежать конца, но хочет, чтобы такая любознательная девчонка, как Чинел, уцелела и увидела наконец мирную жизнь. Какие чудеса она смогла бы сотворить в будущем! Но нигерийцы несут смерть.
Онайи с Агу добираются до пустого пространства под балкой, где прячутся от самолетов и воздушных мехов. Их игве покачиваются в воде – только панцири видны над поверхностью.
Онайи вылезает наружу, на спину гигантского робота. Будь он полностью над водой, до края панциря не дойти бы и за сто шагов.
Агу идет прямо к лестнице. Онайи – за ним, забрав кое-какие боеприпасы из кабины игве. Абд на мгновение останавливается, снова пробуя сгибать пальцы и двигать рукой, но в итоге просто силой прижимает пальцы сломанной руки к перекладине лестницы и начинает взбираться. Онайи следует за ним, готовая в случае чего подхватить его.
Вот они уже на платформе. Ветер хлещет так, что они пригибаются. Они готовы. Быстро двигаются вдоль решетки, окружающей балку, подходят к вентиляционному люку. Онайи убирает винтовку за спину и резким движением открывает его. Когда люк перестает греметь, она замирает. Шаги. Стучат подошвы ботинок. Враг близко. Снова шаги. Теперь быстрее.
Крепко прижимая винтовку, Онайи забирается в отверстие, пока Агу, стоя на одном колене, целится, зорко глядя по сторонам, готовый встретить то, что появится из-за угла.
– Агу, – шипит она, забравшись внутрь. – Эй! Пойдем!
Он еще раз окидывает пространство взглядом, прежде чем протиснуться в люк. Онайи уже на другом конце трубы, которая ведет в генераторную. И тут она слышит выстрел. Агу.
Она пробирается дальше, но Агу кричит:
– Онайи, назад!
Вентиляционная труба заполняется серебристо-фиолетовым газом. Реактивная граната. Снова выстрелы, взрыв.
Труба изгибается и ломается; Онайи скользит, ей не за что ухватиться. Ноги разъезжаются в разные стороны, она вываливается в дыру на другом конце вентиляционного хода и падает навзничь. Винтовка в руках, она целится, еще не видя во что или в кого, а потом понимает, что смотрит прямо в дуло винтовки Кесанду.
Кесанду заливается резким смехом, словно не веря тому, что произошло. Через пару секунд Агу тоже вываливается из люка. Он приземляется, сгруппировавшись, и вскидывает винтовку.
– Реактивная граната, – говорит Онайи.
Увидев, что он среди товарищей, Агу поднимается на ноги.
– Я выстрелил в ответ. И еще послал вдогонку снаряд, чтобы он вытолкнул дым и чтобы ветер снаружи подхватил его. Теперь труба сломалась, – он показывает пальцем вверх, – и воздушный поток отрезан.
Чинел, Джиника и Обиома смотря на Агу с удивлением, а затем, с лукавым восхищением, – на Онайи.
– Ну, по-моему, они реально спелись, – улыбаясь, говорит Обиома без малейшего ехидства.
Онайи заглядывает за угол и видит заложников, сидящих на полу. Нгози и Ннамди сторожат их.
– Покажите мне убитую, – говорит Онайи.
Чинел ведет ее по коридору, и они находят прислоненное к стене тело молодой женщины в порванном комбинезоне. Под ним – обтягивающий бронекостюм. Онайи опускается на колени и щупает пульс на шее нигерийки, потом разрывает на ней одежду еще больше, стучит костяшками пальцев по груди и чувствует, как тверд бронежилет. Однако недостаточно тверд, чтобы защитить от той самой роковой пули.
Вдруг Онайи замирает. Это лицо. Из-за другой прически она не сразу узнала ее. Но сейчас – уверена. Воспоминания нахлынули, как цунами. Онайи, вся в грязи, лежит в лесной траве, ее ноги – искореженное месиво. От сбитого ибу-меха валит дым. Она лежит на спине и видит, как нигериец, одетый во все черное, тащит Айфи. А эта женщина стоит над ней с винтовкой. Она ждет, пока уйдут остальные, затем стреляет в воздух. Спасает жизнь Онайи.
Онайи смотрит на нее, под ней еще не высохла лужа крови. Ее звали Даурама. Минута – и Онайи стирает с лица эмоции.
– Идем, – говорит она, предоставляя Чинел догадываться, о чем думает ее боевая подруга. Они возвращаются к остальным.
– Вы уже приняли решение? – спрашивает Онайи, кивая в сторону иностранных заложников.
Чинел отводит ее в сторону.
– Мы думали, объект охраняется только солдатами, если охраняется вообще. Что придется иметь дело с мехами и синтами. Но эти… эти могут стать выходом для нас.
– А ты не подумала, что нигерийцы все равно их убьют, а вину повесят на нас?
На лбу Чинел появляется складка.
Один из ойнбо начинает дрожать.
– Посмотрите-ка, – ухмыляется Обиома. – Дрожит как осиновый лист.
Остальные заложники низко наклонили головы. Им не дождаться снисхождения от Онайи. Джиника подходит к ней и тихо говорит:
– Если отпустим, они расскажут своим нанимателям и под ударом окажемся мы.
Чинел хмурится еще больше.
– А если убьем, вызовем международный скандал. И вся репутация, за которую боролся премьер, чтобы склонить на нашу сторону Колонии, будет потеряна навсегда.
Чинел – лидер, и Онайи чувствует, как все смотрят на нее в ожидании.
Им может казаться, что Чинел – воплощение спокойствия, но Онайи знает, как нелегко дается ей решение. Пусть для них она командир, вожак, стратег, готовый дать ответы на любые вопросы и решить любую проблему. Но Онайи видит девчонку, которая ничего этого не хотела, которой не нужны ни стрельба, ни кровь, которая взяла винтовку только потому, что заставили обстоятельства.