– Я так хочу.
Дэрен печально кивает.
– Я сделаю, как ты хочешь. – Он поднимается с кровати. – Скоро придут врачи, – говорит он, стоя у двери. – Я хочу кое-что показать тебе напоследок.
Айфи хочет отказаться, наорать на него, плюнуть под ноги. Но он выглядит сломленным. Униженным. Она не отвечает, даже не кивает, только смягчает ожесточенный взгляд, чтобы он понял, что можно подойти.
Он подносит руку к лицу Айфи. Погружает палец в ее ухо. Акцент начинает гудеть. Мир вспыхивает золотым светом.
Глава 41
Онайи бродит по территории кампуса. Кажется, будто все попрятались. Ничто не движется. Даже ветра нет.
Ведь если она все обойдет и не встретит Агу, можно будет пойти к Чинел и сказать, что абд убежал, ну, или просто что его не удается найти. Или что слишком сложно выследить его. Или он почувствовал, что происходит, и сам решил проблему за них. Но, вернувшись в общежитие, еще из коридора она слышит, как кто-то тихо играет на пианино.
Обычно тут были смех, разговоры, топот босых ног. За этим шумом пианино не услышать. Но теперь здесь ни звука, нечему заглушить игру. Сердце Онайи падает.
Она подходит к его комнате и долго стоит, прислушиваясь. Прижимается к двери лбом и закрывает глаза, пытаясь думать, как же исполнить то, что она должна. Вместо этого перед глазами снова разыгрывается последняя битва. Столько смертей. Каждый ее рейд, каждая битва с нигерийскими мехами вспышками проносятся в голове. Каждый мех, которого она рассекла, сбила или обезглавила. Каждый подстреленный ею пилот. Она видит своих сестер и абда, который сейчас в этой комнате, всех вместе на нефтяной станции, перед тем как они расстались навсегда. Одно за другим появляются их лица.
Что, если их смерть – наказание за все убийства, которые совершила Онайи? Все, кого она знала близко, потеряли кого-то дорогого. Она погружается в воспоминания о лагере Боевых девчонок, о минутах перед расставанием с Айфи. Онайи позволяет себе вспомнить, как впервые увидела ее. Такую маленькую в том темном пустом доме. Может, это и есть подлинная суть и сила Демона Биафры? Все, к чему она прикасается, обращается в пыль. Все, с чем она борется, и все, что она любит.
Вот и все. Она уйдет. Сделает последнее дело, которое должна сделать, и уйдет.
Она начнет стирать из мыслей это подразделение, Агу, лагерь Боевых девчонок, задания, операции, миссии. Она отправится в Красную землю и будет жить там, чтобы отравленный воздух и кроваво-красный грунт разъедали ее память и уничтожали мозг. Она не хочет ничего вспоминать.
Только сначала нужно это сделать.
Она прикладывает большой палец к панели у входа в комнату Агу, и дверь открывается.
Агу сидит на полу возле кровати с маленькой сенсорной клавиатурой на коленях. Его пальцы замирают. Он смотрит на Онайи, улыбаясь:
– Пора тренироваться?
Только через несколько секунд Онайи находит в себе силы ответить:
– Нет, Агу. Просто прогуляемся.
Спустя миг он уже на ногах, хватает сумку с кровати. Запихивает туда клавиатуру. Открывает ящик, вытаскивает пистолет и коробку с патронами.
– Не надо, – говорит Онайи слишком резко. – Сегодня не понадобится.
Он не колеблясь кладет все обратно. Вместе они выходят на двор, залитый полуденным солнцем.
Онайи видела эти горы только издалека. Самая близкая цепляет на свою вершину облака над долиной, где у них было стрельбище. Пониже вершины каменистые склоны, а так почти сплошь все поросло лесом.
Она идет немного позади Агу и видит такую пышную зелень, как и представляла. Вокруг тишина. Никаких диких зверей, шнырявших в джунглях возле лагеря Боевых девчонок. Никаких двухголовых волков или других отравленных радиацией монстров, которые бродят по Красной земле, наводя страх на ее обитателей. Нет даже комаров.
Немного плотных листьев опало. Но кроны деревьев густы и вполне могут укрыть людей и насекомых, когда наступит сезон дождей. Здесь прохладнее. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, светят мягче.
Может, он захочет в последний раз увидеть солнце, думает Онайи. Почему-то ей кажется, что неправильно обрывать его жизнь в темноте. Надо быть доброй. Не такой, как остальные. Пусть это убийство будет другим.
Освещенная солнцем тропинка извилисто уходит из леса и ведет в гору, исчезая из виду. Агу оглядывается, словно чувствуя мысли Онайи, и она кивает. Он бежит вперед, придерживая сумку на боку. Онайи идет обычным неторопливым шагом.
Она находит его на небольшом открытом солнцу выступе, откуда виднеется их лагерь. Каким маленьким он кажется сверху!
Агу сидит, сумка лежит у ног. Онайи останавливается сзади. Достаточно близко, чтобы не промахнуться. Достаточно далеко, чтобы Агу не смог добраться, если вдруг вздумает сопротивляться.
Но он не станет.
Одним движением она вытаскивает пистолет из кобуры на поясе. Снимает предохранитель. И ждет. Сама не знает чего. Может, ворона закаркает и заглушит выстрел. Может, движение какого-нибудь животного отвлечет Агу. Может, медведь Агба выскочит из леса, и они будут бороться с ним, и Онайи вернется к Чинел и скажет, что Агу в порядке и его главные установки работают как раньше.
Но вокруг тишина.
Она поднимает пистолет, целится Агу в затылок. Нужно, чтобы это произошло мгновенно. Без боли.
Она чувствует присутствие Адаиз, словно ее наставница здесь, рядом, в нескольких метрах, просто ее не видно. Она знает, что это призрак. Может, какая-то неисправность в ее аугментации влияет на ту часть сознания, что отвечает за веру в богов и сверхъестественное. А может, миссия сломала и ее.
Но она решает не бороться с видением. Не поворачиваясь, спрашивает: Что мне делать?
Призрак Адаиз молчит.
Что сделала ты? Ты оставила меня, но перед этим что ты сделала? Как ты прекратила?
Онайи знает, что призрак понимает. Прекратила убивать.
Тишина. Рука Онайи дрожит, держа пистолет. Ее механическая рука никогда так не дрожала. Она хмурится. Глупо ждать ответа от призрака. Она просто тянет время.
Как только она напрягается, чтобы спустить курок, призрак отвечает: Я прекратила убивать.
И этого достаточно. Рука Онайи перестает дрожать, и она опускает ее. Склоняет голову. Вот-вот прорвутся рыдания, но Онайи, стиснув зубы, сдерживает слезы.
– Уходи, – говорит она наконец. – Беги и никогда не возвращайся.
Агу неестественно спокоен. Словно он в снайперском гнезде, ждет появления цели.
– Мне все равно, куда ты пойдешь и что будешь делать. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. – Она не убирает пистолет в кобуру. – У тебя ровно двенадцать часов, чтобы убраться как можно дальше отсюда.
Он не двигается.
Не заставляй меня стрелять.
Он медленно встает и поворачивается. На его лице ничего не отражается.
– Можно взять ее с собой? – Он прижимает к груди клавиатуру.
Вопрос поражает Онайи. Слезы все-таки наворачиваются на глаза. Она кивает.
На губах Агу мелькает легкая улыбка. Он проходит мимо Онайи по тропе и исчезает в лесу.
Она смотрит туда, где только что стояла Адаиз, и качает головой. Всего лишь призрак.
Онайи уже заканчивает паковать вещи, когда в дверях появляется Чинел. После секундного колебания Онайи продолжает собираться, не глядя ей в глаза. В воздухе висит тишина, плывет вместе с пылинками, которые видны в лучах солнца, освещающего комнату.
– Куда ты поедешь? – спрашивает Чинел так тихо, что Онайи едва слышит ее.
– Не знаю. Куда-нибудь.
И ничего.
Онайи заканчивает сборы и застегивает сумку. Выпрямляется в полный рост. Чинел склоняет голову набок, в ее глазах мольба, чего Онайи никогда не видела прежде. Но и сама она хочет сказать: Попроси меня остаться.
– Это официально, – говорит Чинел. У нее трясутся руки. На пальцах кровь. Чиамер. Он что, сопротивлялся? – Заключают мир. Через неделю сделают официальное заявление. В новостях. – Голос звучит сбивчиво. – Мы победили. – Она не может сдержать слезы. – Онайи, мы победили.
Просто попроси меня остаться. Онайи надеется, что глаза скажут это за нее. Пожалуйста.
– Мы это сделали. – Чинел шагает к Онайи и хлопает ее по настоящему плечу, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. – Ты и я. Мы построили… – Ей трудно говорить. – Мы должны построить…
Она падает на колени и рыдает. Роняет лицо в окровавленные ладони и рыдает, рыдает, рыдает, тело бьется в конвульсиях, разрываемое болью, силу которой не может представить даже Онайи.
– Что я наделала? – стонет Чинел, когда может снова взглянуть на Онайи. – Скажи мне, что все это того стоило. Скажи, что это того стоило. Пожалуйста. Скажи мне. Пожалуйста.
Сколько раз она задавала себе те же вопросы? У нее на руках не меньше крови. Судьба выживших. Их личный ад. Вот что Онайи слышит в рыданиях Чинел.
И тогда Онайи опускается на колени и обнимает подругу. Она больше не прячет от нее своего страдания.
Глава 42
Айфи лежит на спине в круге света. Медленно садится. Со всех сторон все белое.
Внезапно мир вокруг превращается в сплошные помехи, как будто чей-то сигнал вторгся в ее поле и с экранов пропало изображение. А потом – ночь. Все сумеречно-голубого цвета. И тишина.
Она осматривается: она в каком-то жилище. Словно из ниоткуда: глинобитные стены, окна, крыша. Затем, как в замедленной съемке, появляется мебель, сначала как будто из пикселей, потом превращается в предметы, до которых можно дотянуться, потрогать. Дом строит сам себя. Перевернутый диван, разломанный стол. Пол комнаты, где она сидит, усеян осколками стекла.
Слышится чей-то плач.
Она поворачивается на звук и видит, что кто-то клубком свернулся у дальней стены. Она щурится, дыхание перехватывает. Это же она сама. Где она… во сне?
Звуки приходят короткими вспышками. Выстрелы. Отрывистые очереди. Падая в траву за окном, гильзы стучат друг о друга. Это… это ее дом. Откуда ей это известно? Она ничего здесь не узнаёт. Но уверена. Совершенно уверена. Взгляд мечется по разгромленной комнате. Потом снова смотрит на себя. Видение. Эта Айфи намного младше. Она ребенок. Держит что-то на коленях. Собаку. Лохматая, шерсть темная, блестящая.