– Ну, мы тут не виноваты… – разводит руками голландец. – Я вашу красавицу в обычном районе дожидался. Двое суток! Нет как нет! Правда, мимо проходили французы. Я так понял, они ее спугнули.
– Спугнешь ее, – буркнул губернатор, – половину перетопила, вторую половину загнала на Тортугу. Правда, с помощью нескольких других кораблей. Вы улыбнулись?
– Да, но не потому, что не поверил. Я прикидываю, сколько она на этом разгроме заработала.
– Ничего, – сообщил губернатор, – и много. Только вот выбросила всю добычу, когда сюда шла. Услышала канонаду. А впрочем, что мы забыли на причале? Вы не откажетесь навестить мою резиденцию?
– Нет. Но по дороге, если позволите, проясню некоторые вопросы. Видите ли, у меня на борту раненый. Жив останется, и несколько дней на берегу пойдут ему на пользу. Беда в том, что ранили его жители Ямайки.
– Война, – отозвался губернатор, – впрочем, не поверю, что ваш моряк – безгрешный ягненочек. Плантаторы и скотоводы не имеют обычая обстреливать проходящие мимо корабли. Хотя бы потому, что в ответ могут получить ядро. А то и десантную партию.
– Я высаживал партию за пресной водой.
– И только? Все равно не верю. Люди с большим недоверием относятся к тем, кто пришел с моря. Слишком часто такие гости не приносят ничего, кроме разорения и смерти… Но по той же причине береговые жители не нападут первыми.
– Тем не менее… Мы даже не отвечали на выстрелы. Я лично осматривал оружие у ходивших на берег.
– В таком случае это очень странно. Вы не можете еще раз поговорить с командой? Выяснить подробности. Я, в свою очередь, займусь поселенцами. Не хотелось бы оставлять неразъясненным это недоразумение.
Легко сказать – я займусь! Дела наваливаются со всех сторон, и скоро ты понимаешь, что выполнить еще и это обещание, и вон то, и самое которое лично уже никак не выходит. Приходится распихивать. Вот уж чего де Гамбоа не любит. Со времен Бреды знает – куда быстрей сделать дело самому, чем искать толкового исполнителя.
Тем более толковые давно заняты сами. И приходится отменять или откладывать одни поручения ради других. Более срочных или более важных. Вот и теперь…
– Есть работа, донья Изабелла. Выход по нуждам острова, обычная оплата от казны.
Спокойный взгляд. Какой-то немного кошачий. Недаром по городу ходят слушки про рысий взгляд. Отчего? То ли из-за дотошности – рысь, по поверьям, зверь ясновидящий. То ли за добычливость. То ли просто дело в том, что на берегу Изабелла одета по-девичьи. И ведет себя соответственно. Даже глаза поднимает, лишь когда желает напомнить, кто она. И когда разговор о морских делах. Смотрится это – странно.
– Мы готовим обмен с Барбадосом.
– Задержим на неделю. Ничего страшного. Отношения с купцами важней. Опять же, случай вполне юридический. Тебе будет интересно.
Снова взгляд купается в чашке с какао.
– Все сделаю. Но выход не раньше, чем завтра. Без полного комплекта ядер я в море не сунусь. Дело продумать тоже не повредит.
– Вот и хорошо. Работай спокойно. Времени тебе – до отхода «Златольва».
И раньше управилась. Где искать – подсказали голландцы. А там… Один разговор, и никакой юриспруденции, кроме необходимости задать вопрос голландским морякам. Через их капитана, конечно. Тот пожал плечами, обещал спросить. И скоро уже сидел в доме с колоннами, обсуждая раскрытое наконец происшествие.
Голландцы высаживались за водой, решили заодно фруктов нарвать, а тут пуля. Мстить не стали, даже простые матросы понимают – торг важней. Но недоумение высказали.
– И очень правильно поступили. Теперь мне ясно, что с поселенцами на восточном берегу все в порядке! – подвел итог дон Себастьян.
– Вина моего матроса заключалась только в том, что он желал нарвать апельсинов! – возмутился Броммер. – Вы полагаете это достаточной причиной для убийства? Попади пуля на ладонь правей… Испанцы!
– Вы оскорбили мою нацию? – дон Себастян потемнел. – Всего лишь за противостояние грабежу? Кажется, наши добрые отношения подошли к концу!
– Замолчите оба!
Голос Руфины чуть на визг не сорвался. Что ж, два взгляда в упор встречают не вздорную бабу, а чиновника при исполнении. Несмотря на то что донья Изабелла и на этот раз в зеленом платье.
– Ваше превосходительство, вы поторопились обижаться на оскорбление. Пока грубость капитана Броммера всего лишь знак непонимания. Позвольте мне разъяснить ему ситуацию. И если капитан не принесет после этого извинений, можете меня расстрелять.
– Не расстреляю, – сообщил сеньор де Гамбоа, – но если не получу объяснений от вас обоих, патент аннулирую.
– Прекрасно. Теперь вы, господин капитан. Будь у вас время, я б вас свозила в одно место. Там пару месяцев назад была небольшая эстансия. Теперь ничего, кроме головешек. Так что нет повода любить пришельцев с моря. Особенно если они уже начали воровать.
– Плоды с ветки? Да в Испании этими апельсинами просто швыряются…
– Это на полуострове. А тут все-таки Индии.
– Разница есть?
– Еще какая. Сейчас постараюсь объяснить… – Руфина макнула палец в какао и принялась рисовать по скатерти загогулины, пытаясь поймать ускользающую мысль. – Пожалуй, это разница между награбленным и заработанным. Что жальче?
– Заработанное, – немедленно ответил капитан, – именно потому легкие деньги редко идут впрок, чему мы видим очень приятный пример на рейде.
– Да, так мудро устроен наш мир. Так все эти сады на юге полуострова – награбленное. Отобранное сперва у мавров, потом у ложных выкрестов-морисков… Это даже не удары меча. Много-много жалоб на соседей – и вот те в Африке, а их достояние досталось вам. Одна беда – столько его урождается, что портится. И не съесть, и не вывезти. Разве солить… Вы пробовали соленый апельсин?
– Бог миловал.
– Мне тоже не приходилось. Есть иное решение – засахаривать. Закончится война, займусь. Полагаю, апельсиновое варенье многим придется по вкусу… Но здесь, на Ямайке, никакого избытка нет. А главное, каждый корешок полит потом семижды семь раз, и это не пот рабов. В крайнем случае, работников. А работникам нужно платить. Вы знаете, как возникает плантация на Ямайке?
– Нет, но с удовольствием выслушаю.
Капитану действительно интересно. Плантация – дело, дающее прибыль. Значит, никак не повредит узнать побольше. И дону Себастьяну не повредит послушать лишний раз. Он-то свою купил, а это совсем другое.
– В начале приезжают переселенцы. Семья или даже один человек. Мужчина, женщине одной плантацию не поднять. Больно тяжело. Я бы, может, и смогла, спасибо веслам. Ставят домик, выжигают кусок леса. Первые три месяца едят привезенные запасы. Потом фасоль, она быстро зреет. Через полгода добавляется картофель. Вот тогда начинают выращивать овощи и фрукты. И сажать деревья. Тут у нас бывает довольно сухо, и чтобы неглубокие корни саженцев не высохли, их нужно каждый день вручную поливать и закрывать сверху пальмовыми листьями. Так ухаживают около года, пока корни не уйдут достаточно глубоко. И вот является какой-то, простите, бандит и начинает разорять родное! Наверняка ведь не апельсин-другой сорвал, а ободрал дерево, да не заботясь, что вместе с ветками… Представьте, что так растили дерево вы. У вас в руках хорошее ружье. Вы бы не выстрелили?
– Да, стражу тут не кликнешь. Но поймите и моих людей!
– А поднять флаг переговоров? Спросить, сколько стоит? Заплатить? Здесь, на островах, апельсины не бесплатны в отличие от бананов, но и не дороги. Небольшой подарок, и поселенцы будут счастливы проявить гостеприимство. Не деньги, торговать нам с вами запрещено. Но проявлять человечность – нет.
Повисла тишина. Наконец капитан Броммер отпил несколько глотков какао. Вытер усы.
– В будущем, – сказал, – я намерен поступать в соответствии с рекомендациями сеньориты де Тахо. Потому предупредите поселенцев, чтобы не торопились стрелять по флагу перемирия. А вообще… Ваше превосходительство! Прошу простить, если имя вашего народа я произнес с несколько меньшим почтением, чем следовало. Несколько минут назад я и не подозревал, насколько испанская нация достойна уважения. Несмотря на все наши дела, я как-то иначе представлял себе испанцев.
– Жестокие, алчные, но стойкие вояки, крепкие пьяницы и жуткие транжиры? А женщины все в мантильях, много поют и пляшут? – поинтересовался дон Себастьян. Снова доволен.
– Точно. Хотя… где ж вы видели питухов крепче голландских?
– Ну, этот спор благополучно разрешат моряки в кабаках, – подвел итог губернатор. – Я рад принять ваши извинения, капитан Броммер. И рад буду вас видеть – во время войны как честного врага, а после – как доброго гостя. Донья Изабелла, вы куда?
– Простите, мне нужно домой… – дорисовалась. Все, что не допила и не перевела на чернила, теперь на юбке красуется. Отвратительное коричневое пятно.
Вот теперь у нее глаза не рысьи, ясновидящие и выворачивающие наизнанку. Обычные, даже не черные, а темно-карие. И суетится обыкновенно, как зашедшая в гости знакомая. А что, если?
– Конечно. Кстати, патент я у вас отзываю.
Пятно забыто.
– Почему, сеньор губернатор? – перед ним снова капитан де Тахо. Пусть и в юбках.
– Отныне вы не просто капитан. Вы капитан-алькальд. С сегодняшнего дня именем короля я разрешаю вам юридическую деятельность на Ямайке. За новым патентом зайдете к вечеру.
– Да, ваше превосходительство. Спасибо. Можно идти?
– Ступайте, донья Изабелла.
Снова – оплошавшая гостья, у которой на уме одно – вечером нужно зайти к губернатору, а на платье пятно… На единственном голландском, красивом и удобном разом! Придется опять прицеплять рамку вертугадена. Что делать, во время переговоров не думаешь ни о чем, кроме цели, а потом приходится идти через площадь быстро и осторожно, пряча темное безобразие пятна в складке.
Дома – шум, и драка есть! Морская и береговая выясняют, кто главней. Вцепились друг другу в волосы, сопят и скулят. Смотреть противно, несмотря на то что уже почти расцепились. Узнают шаги, голубушки.