– Делать вам нечего? – поинтересовалась Руфина. – Вот и хорошо, я работу принесла… Из-за чего веселье?
Сразу и узнала – пятно свежее, ничего страшного, промыть водой да высушить. А битва произошла из-за проходившего мимо Хайме. Который интересовался, надолго ли задерживается учение, да велел передать, что прибыла барка из Номбре-де-Диос. А с нею шелк.
– Ну, все, – обрадовала служанок Руфина, – теперь ни вам, ни мне не спать. Будем кроить и шить.
– Что? – Интерес. Большой интерес.
– Одежку для пуль… Чтобы красиво. А еще – видно.
Пуля, она даже в шелковой одежке с богатым шлейфом, куда дешевле пушечного выстрела. И если правильно подобрать мушкет, да приладить поверх ствола, выйдет очень неплохое средство для натаскивания канониров. Дешевое. Да и в бою неплохо узнать заранее, куда попадет ядро, не тратя порох. Который мало того, что дорог – полностью привозной!
Конечно, лучшим решением были бы пороховые мельницы да литейный завод. Но если в колониях сделают хотя бы гвоздь, новый фаворит и министр воспримет это точно так же, как и предыдущий, – как измену.
Но и здесь можно что-нибудь изобрести. Даже больше, нужно. Торговля может уйти, а зависеть от одного сахара ненадежно. Со временем придется решить и эту проблему, пока же всего важней пушки и пушкари. К ним – это же служба! – можно в мужском заявиться, как на корабль. А в городе сойдет и не слишком удобный наряд… Руфина опять забудет заказать голландцам обновку. Сама не заметит, как станет поздно, и на Ямайку вместо кровавых сороковых и тяжелых тридцатых вернутся веселые двадцатые годы XVII века! По крайней мере, в том, что касается женской моды…
– Хороший форт, – капитан Броммер с интересом глядит по сторонам, – только маленький, да?
– Любое укрепление можно усовершенствовать.
Откровенничать с врагом, пусть и столь дружелюбным, Патрик О’Десмонд не желает. И прав. Сегодня голландцу – который, на деле, зеландец – выгодно торговать. А завтра, может, он сочтет более доходным продать планы всего, что видел. Незачем ему знать, что старый форт скоро окончательно превратится в тюрьму. Увы, каменные стены плохо держат пушечные ядра, а средств на поддержание земляных укреплений теперь достаточно.
Так что пусть смотрит… Вот канониры чистят пушку. А что им с ней еще делать? Стрелять дорого, а так хоть орудие всегда глаз радует. Только больно много вокруг людей. И Изабелла. Которая держит в руках мушкет и что-то объясняет солдатам.
Вот она, чрезмерная занятость. Визит иноземца и испытания пристрелки совпали. Впрочем, Изабелла девушка умная – поймет. Жаль только, что ее ученик в фехтовальной науке и в политике покажет себя с глупой стороны. Хотя на фоне могучего Хайме у него все равно нет шансов.
– Донья Изабелла!
Только помахала в ответ.
– Здесь капитан Броммер! Полагаю, тебе следует послушать его беседу с захваченным пиратом. Ты их язык понимаешь.
– Хорошо. Но ты мог предупредить меня заранее!
– Извини, забыл.
Все вопросы между учителем и учеником закрыты. Что учитель – девчонка лет на пять его моложе, ничего не меняет. Просто еще один камень лег на место в постройке, что служит мостом дружбе и стеной – любви.
До тюрьмы – старой казармы – несколько шагов. Ее показали Броммеру, не стесняясь практически отсутствующей крыши. Какие церемонии с пиратами и мародерами? Стены крепки, решетки тоже, на прочее караул имеется. Недавние сидельцы увидели посетителей, зашевелились. Иные подошли к решетке. Иные просто повернулись и смотрят. Есть на что. Среди привычных кожаных кирас гарнизонных солдат – офицерский султан, черный колет и морская куртка, поверх которой намотана перевязь цвета надежды. Оранжевого! Да и лицо знакомое. Видали такого в Нассау! Точно, свой! Один из пленных поспешил отвернуться.
– Я что-то вроде парламентера, – начал было человек, схваченный апельсиновой перевязью. – Ааа, капитан Беннингс! Рад снова видеть вас.
– Нет тут никакого Беннингса, – буркнул один из пленных.
– Утонул, – добавил другой, – не повезло нашему капитану.
– Не повезло, понимаю. Совсем-совсем утонул, – подтвердил Ян Броммер снаружи, рассматривая соотечественников через решетку, – в полном составе. И башмаки, и камзол, и перевязь, и штаны. Даже рубашка. Даже шляпа! Собственно, это ведь и был весь капитан Гармен Беннингс. То, на что было надето добротное сукно, никак в капитаны не годится. Костюм же, припоминаю, был вполне капитанский. В Нассау смотрелся неплохо, не хуже корабля. Особенно когда молчал… И вот его нет! Хотя – стоп. От корабля остался киль, а от Беннингса – чулки. Немного, конечно, но я все-таки желал бы с ними поговорить.
Ткнул в моряка в плохонькой одежонке, но в дорогих шелковых чулках. Повторил по-испански:
– Вот этот.
– Предатель! – крикнул один из пленных. Остальные просто отворачивались. Кто-то сплюнул. Под ноги. Что на плевок в человека охрана отвечает пулей, уяснить успели.
– Не спеши бросаться словами, матрос. Я здесь, чтобы всех вас выкупить. – И маленькое уточнение после хрипло-радостного вопля полусотни глоток. – Кроме дурака-капитана. Им чертовски интересуется инквизиция, и губернатор зол, как черт. Остальных теперь же проводят на «Златольва»!
– А капитан? – спросил один из моряков, пока солдаты отпирали узилище, чтоб вести арестантов в порт.
– Поговорим, – сообщил Броммер, – поговорим. Кстати, учтите – я не правительственные средства на вас трачу, а собственные. Так что вам придется на меня поработать. По морской службе. Бесплатно, пока не отработаете выкуп. Потом по моей обычной ставке.
Которая немного выше привычной в Нидерландах.
– Сколько выкуп? – поинтересовался моряк. – Уж не купил ли ты нас в качестве рабов? Учти, придем в Нассау, все узнают нашу историю!
– И это вместо благодарности? Выкуп равен вашему месячному жалованью, – сообщил Броммер, – как видишь, шваль вроде тебя не ценят даже враги. Ступай. И можешь во всех кабаках Нассау трепать, какова тебе цена. Потому как со «Льва» я тебя вышвырну.
Когда пленных увели, Броммер зашел в опустевшую камеру и прислонился к решетке.
– Я им наврал, Гармен, – вздохнул уныло. – Ложь во спасение, слыхал такое? Двойная цена раба, вот сколько я заплатил за каждого. Но я не работорговец, я добрый христианин.
– Добрый? Зачем же ты выдал меня католическим свиньям? Это не по-христиански.
– Не по-христиански ближнему в тапочки гадить, – все так же тускло заметил Броммер, – и в убытки его вводить тоже грех. Если инквизиция вознамерится тебя сжечь, да положат они в костер по полену на каждый гульден, что я потратил на выкуп твоей команды. Несчастных придурков.
– Сволочь… И о батарее ты наверняка знал! И ни словечка!
– Ну извини – не понял, какой ты дурак, Гармен… Выглядел ты умным. А я рассказал достаточно, чтоб все вменяемые люди выбрали торговлю!
– Торговля – это долго… Ты знаешь мои обстоятельства. Мне нужно отдавать кредит!
– Вот и отдал… Ухаживать за девушкой тоже долго. Проще прижать в уголке. Хорошо, Ямайка – девчонка с кулаками. И эти кулаки поставил я. Знай это!
– Ян, но ты хотя бы подтвердишь мой патент?
– Нет, дружище… Я поступлю лучше. Я тебя выкуплю. Как и всех остальных. Видишь, я в большей степени христианин, чем ты. Но поступлю я так только в одном случае. Если ты вот здесь же, на месте, подпишешь контракт, по которому обязуешься служить мне в качестве корабельного слуги семь лет.
– Нет!
– Предпочитаешь костер? Хм. Уважаю твой выбор.
Последний пленник не верит глазам своим, но Броммер отлепился от решетки. Медленно вышел.
– У вас вся спина рыжая, – жестяным голосом сообщает ему молоденький, еще безусый офицер, – позвольте, отряхну!
И, не дожидаясь ответа, принимается выбивать ржавчину из куртки.
– Спасибо. Знаете, я почти рад, что Гармен отказался. Очень уж вы за него заломили… Я, конечно, понимаю – инквизиции нет больше счастья, чем сжечь убежденного кальвиниста под какой-нибудь праздник.
Офицер, кажется, немного удивлен.
– Насколько я помню, пленных мы собирались отослать на полуостров.
– Да, конечно… Аутодафе по поводу помолвки инфанты… Надеюсь, моему другу Беннингсу отведут достойное место.
В черных глазах испанца заплясали чертики. А потом он повернулся, показав косу с алой лентой. Гармен вдруг понял – это и есть та самая морская ведьма, что приловчилась торговать во время войны, и совершенно законно. Не иначе, дьявол надоумил.
– Насколько я помню, ему будет предложено узреть свет истинной веры, – сообщила колдунья, – что может избавить мародера от пламени. Таким образом, Ян, отказываясь выкупить этого человека, вы можете ненароком усилить испанский галерный флот одним гребцом.
– На деньги, что вы требуете за этого типа, можно трех негров купить. Даже сейчас, во время войны… Что, лучше не отряхнуть? Ну и ладно, пойдемте отсюда.
Одна из кожаных кирас начинает звенеть ключами. Оранжевое пятно надежды делает шаг к выходу из узилища.
– Стойте! Ян, будь ты проклят, я согласен!
Ян молчит. Но остановился. Пригладил ус.
– Еще раз, и без проклятий.
– Ян, я согласен… – тише. А что тут кричать? Хребтина сломлена.
– Ладно. Я этого тоже забираю, хоть он того и не стоит. Зато он отчистит мою любимую куртку!
Голландцы ушли. Можно возвращаться к пушкам. Патрик провожает, хвалит за то, что подыграла. Для хорошего человека не жалко, тем более что лгать не пришлось. Однако…
– Сколько он заплатил на самом деле? – спросила Руфина.
– Ровно половину стоимости раба, – сообщил Патрик.
– То есть он все-таки проиграл на их бесплатной работе?
– Да, почти половину затраченного. Кстати, капитан пошел за ту же цену, что и остальные. Мы его вообще отдельно не оговаривали.
Руфина улыбнулась.
– Что ж, он за свои деньги неплохо потешит самолюбие. Знаешь, никогда не думала, что даже чужую месть научусь смаковать, как изысканное блюдо. Даже жаль, что меня подобные светлые