— Мы с тобой путешествовали в этом поезде, как в СВ![42] И это мне обошлось в кругленькую сумму, а не «доброта» одесского проводника, который отнесся к нам, как к родным братьям! — пояснил ситуацию Соколов, кидая Федорову новые флотские брюки.
— Весьма признателен, ваше благородие! — шутовски поклонился Федоров, надевая предложенные брюки.
Голландку и бушлат за длинную дорогу Федоров вычистил до первозданного состояния, как и ботинки, которые сияли, как новенькие.
— Оборзел ты, старшина, до невозможности! Разленился! Нет на тебя старорежимного фельдфебеля, который погонял бы товарища старшину по хорошему плацу часов десять прусским шагом![43]
— Что я вам плохого сделал, товарищ капитан второго ранга? Я каждый день и медитировал, и отжимался, и присаживался, и даже занимался с вами тренировками по системе Ознобишина! — делано плаксивым голосом заныл Федоров, смотря, как Соколов придирчиво просматривает его сумку, откладывая в сторону немецкий компас, старый комплект формы номер три и желтую робу. Немного подумав, Соколов отложил десяток банкнот и сунул в карман брюк Федорова. Остальные деньги без зазрения совести положил в свой карман.
На вопросительный взгляд Федорова пояснил, кивая на вещмешок:
— Тебе, старшина, по штату не положено иметь все эти дорогие вещи. Дашь адрес, и я отправлю все это к тебе домой!
— Жалко, товарищ капитан второго ранга! — протянул Федоров, прекрасно понимая, почему Соколов так говорит.
— Придешь в новую команду, обязательно просмотрят все твои вещи. И если наличие компаса, часов и некоторой суммы денег еще можно объяснить, то вот присутствие дорогой гражданской одежды моментально вызовет не только вопросы со стороны каптерщика, но и пристальное внимание как командования подводной лодки, так и соответственно офицеров Особого отдела!
— Еще жальче стало! — протянул Федоров, внимательно смотря на капдва.
— Жалко у пчелки, товарищ старшина! — чуть повысил голос капдва, складывая мокасины в сумку Федорова.
— Слушаюсь! — вспомнив все флотские правила, коротко ответил Федоров, присаживаясь к столу.
Быстро написав почтовый адрес, Федоров подпер рукой голову и уставился в окно, за которым проплывали пригороды большого города.
«Интересно, Одесса больше Владика или меньше? Сколько же здесь живет народа? — размышлял Федоров, смотря, как после остановки поезд медленно тронулся, оставляя за собой еле освещенный перрон, на котором стояла одинокая фигура дежурного по станции.
«Какой станции? Половину страны проехали, а что я видел? Вокзалы, убогие домишки, которые что во Владике, что в Сибири практически одинаковые, за исключением мелких деталей и отсутствия китайцев и японцев, рынок и баню в Омске, и больше ничего!» — пожалел себя Федоров, поправляя бескозырку на голове.
— Постели сдавать! — гнусаво пропел проводник, дважды стукнув металлическими ключами в закрытую дверь.
«Дверь была полуоткрыта перед станцией. Почему сейчас дверь закрыта?» — спросил сам себя Федоров по извечной привычке водолазов говорить сам с собой.
Повернув голову, Федоров внимательно осмотрел купе. Кроме него, в купе больше никого не было. Как, впрочем, сумок, записки и недопитой бутылки водки.
— Вот Соколов сквалыга! Водку, и ту забрал! Не мог мне оставить! — вслух выдал Федоров, снимая простыни с постели и начиная их аккуратно складывать.
— Не надо этого делать! Я все равно каждую простыню и наволочку разворачиваю и проверяю! — посоветовал проводник, возникая в дверях. От проводника явственно попахивало водкой.
Теперь стало ясно, куда делась стоящая на столе бутылка с недопитой водкой.
Быстро подняв койки, Федор проверил рундуки, но, как и следовало ожидать, ничего там видно не было. Вот только парочка тараканов валялась в противоположном от Федора рундуке.
— Опять бригадир орать на меня будет! — констатировал проводник, опуская койку и присаживаясь прямо на скомканное белье.
— За что? — вяло поинтересовался Федоров, опуская свою койку.
— Денег мало принес с поездки! — выдохнул проводник, вынимая из кармана бутылку, в которой жидкости осталось едва ли одна треть.
— Будешь, моряк? — спросил проводник, наливая водки в стоящий на столе стакан.
— Я на службе! Мне нельзя! — отказался Федоров, смотря на красное потное лицо проводника.
— А я выпью! У меня сейчас будет перестой[44] трое суток! Так что можно и выпить и закусить вволю! — печально заявил проводник, медленно выпивая водку, как воду.
— Через пять минут конечная! И мне надо стоять в рабочем тамбуре и выпускать пассажиров второго класса! — встрепенулся проводник, тяжело вставая со своего места.
— Куда же ты в таком состоянии? — поинтересовался Федоров, сам не понимая, чем он может помочь проводнику.
— Ты прав, моряк! — встряхнул головой проводник и, схватив бутылку, одним махом вылил в себя остатки водки, прямо из бутылки, не утруждая себя переливанием огненной воды в стакан.
И странное дело. Едва только проводник допил водку, как моментально выпрямился, схватил грязное белье и зарысил к себе.
— У каждой Марфушки — свои игрушки! — вслух констатировал Федоров, надевая на плечи вещевой мешок.
В коридоре оказалось человек пятнадцать пассажиров с чемоданами, в хвост которых и пристроился Федоров, абсолютно не представляющий, куда ему идти, если его не встретит капитан третьего ранга Малышев.
Глава вторая. Не удалось посмотреть на красавицу Одессу. Своеобразный одесский дворик
У трапа на перроне стоял абсолютно трезвый проводник, благоухающий тройным одеколоном на метр вокруг. Едва Федоров вышел из вагона, как к нему моментально подошел лейтенант в морской форме и требовательно спросил:
— Вы старшина первой статьи Федоров?
— Так точно! — встал по стойке «Смирно» Федоров.
— Следуйте за мной! На катере вас ждет капитан третьего ранга Малышев! — приказал лейтенант, круто разворачиваясь на месте.
«Как хорошо было ехать в поезде с Соколовым! Ни разу он со мной не разговаривал таким презрительным тоном! Всегда уважительно и почти на равных! А ведь Соколов — капитан второго ранга, а не какой-то лейтенант, который только что окончил военное училище!» — с ностальгией вспомнил Федоров, следуя в кильватере за невысоким лейтенантом.
Выйдя на привокзальную площадь, лейтенант бодро направился к черной «Эмке», которая стояла у выхода из здания вокзала.
«Меня уважают! Раз за мной прислали легковую машину! Но мотоциклет лучше!» — оценил прием черноморских моряков Федоров, вслед за лейтенантом протискиваясь внутрь пропахшей табаком легковушки, в которой кроме лейтенанта находился еще один матрос с двумя круглыми железными коробками.
— Поехали! — скомандовал лейтенант и, не оборачиваясь, пояснил: — Сейчас заедем к сапогам[45] и поменяем фильм, а потом на катер поедем.
— Как прикажете! — согласился Федоров, откидываясь на спинку довольно жесткого сиденья.
Десять минут спустя автомобиль подкатил к высоким металлическим воротам, украшенным двумя красными пятиконечными звездами.
— Я быстро! — оповестил матрос, выскакивая из автомобиля.
Федоров вытянул ноги вперед и закрыл глаза, приготовившись вздремнуть.
— Не спать, старшина! Не спать! — рявкнул лейтенант, демонстрируя служебное рвение.
— Слушаюсь! — не стал спорить Федоров, смотря, как из железной двери, справа от ворот, выскочил маленький, худенький солдатик в застиранной форме с двумя железными бачками и остановился.
Следом быстро вышел матрос из машины, тоже с двумя бачками и быстро пошел к «Эмке».
— Товарищ лейтенант! Я два фильма взял! — радостно сообщил автомобильный матрос, ставя металлические бачки около автомобиля и протягивая правую руку к дверце.
Федоров тоже протянул руку и быстро открыл дверцу, куда местный солдатик стал быстро загружать бачки.
Минуту спустя автомобиль покатил по городу Одессе, держась посередине улицы.
«Почему все люди и книги прямо взахлеб пишут об Одессе? Ничего особо красивого я не нахожу в городе», — сам себя спросил Федоров, смотря на булыжную мостовую, по которой сейчас катил автомобиль.
— Куда ты едешь, матрос? — удивился лейтенант, смотря по сторонам.
— Вы же сами обещали, что если быстро управимся, то поедим бычков на Дерибасовской и попьем там пива! У нас же еще два с половиной часа до отхода катера! — авторитетно заявил водитель.
— Бычков сам наловишь и пожаришь! Двигай в морпорт к третьему причалу! — приказал лейтенант тоном, не терпящим возражений.
Прямо у бордюра дороги стояла худенькая бабка с большим пакетом, из которого торчали небольшие рыбьи хвосты.
«У нас в Приморье бычки не в пример больше!» — промелькнула в голове быстрая мысль.
Правая рука Федорова хлопнула по плечу водителя, и голосом капдва старшина первой статьи приказал:
— Тормозни, браток!
Водитель послушно нажал на тормоз, и автомобиль остановился прямо напротив бабуси.
Бабка привстала и открыла рот, удивленно посмотрев на «Эмку» выцветшими голубыми глазами.
Выскочив из машины, Федоров подбежал к бабусе и с ходу предложил:
— Давайте четыре! Нет, восемь кульков бычков!
— Спасибо, матросик! — прошамкала бабка, на глазах которой показались слезы.
— Только дайте большой пакет! — попросил Федоров, вынимая первую попавшуюся купюру.
— У меня сдачи не будет! — развела руками старушка, складывая пакеты в сетку-авоську.
— Старшина! Марш обратно в машину! — заорал фальцетом лейтенант, высовывая голову из открытого окна автомобиля.
— Сдачи не надо! — отмахнулся Федоров, забирая сетку с бычками и не торопясь идя к «Эмке».
По тротуару шли две девушки в открытых коротких платьях и с интересом посмотрели на ладного старшину.