— Часы продать не хочешь? — неожиданно спросил Моня, для наглядности ткнув пальцем в левое запястье Федорова.
— Это подарок! — отрицательно покачал головой Федоров, вешая сумку на свое левое плечо.
— Тапочки положи в сумку, а сам надень ботинки! — посоветовал Моня, подавая Федорову бумажный пакет.
— Пожалуй, ты прав! — согласился Федоров, моментально переобуваясь.
Сложив тапочки в сумку, Федоров вышел за своим провожатым, положив тапочки в сумку сверху.
Во дворе Федоров застал идеалистическую картину.
В середине двора стоял большой стол, заставленный бутылками и закусками, за которым сидело человек десять людей, сосредоточенно предающихся чревоугодию. По центру стола стояло огромное блюдо, в котором навалом лежали бычки.
Как раз в это время водитель, подняв до краев наполненный темно-вишневой жидкостью стакан, провозгласил:
— За коммунизм во всем мире!
Все дружно выпили. После чего лейтенант, пьяно покачиваясь из стороны в сторону, приказал:
— Старшина! Надеть брюки и сесть за стол!
— Слушаюсь! — моментально отозвался Федоров, первым делом надевая брюки.
Только после этого Федоров скинул халат и, надев голландку, присел за стол. Бушлат так и остался висеть на спинке стула.
Первым делом Федоров положил себе на тарелку приличную горку бычков и с аппетитом принялся есть. Тем более что желудок настоятельно требовал пищи.
Блондинка положила на тарелку соленой капусты, пару крабов и пододвинула к Федорову, смотря на него ласковыми глазами. Справа от нее пристроился Моня, который шустро уплетал бычков, закусывая их ярко-красными помидорами.
Федоров покачал головой, беря с тарелки первого багрово-красного краба. И только он начал разламывать краба на части, как блондинка спросила:
— Почему вы не едите капусту? Все ваши товарищи уплетают капусту за обе щеки и просят еще добавки.
— У меня живот пучит и болит от капусты[48], — пояснил Федоров, отламывая от краба клешни.
— А не пьете почему? — снова задала вопрос блондинка, глазами показывая на полный стакан вина, к которому Федоров так и не притронулся.
«Представляться[49] новому командиру, когда от тебя прет на километр винищем, что может быть противнее?» — размышлял Федоров, не думая отвечать на провокационный вопрос блондинки.
Вместо ответа Федоров придвинул к себе тарелку с вареной картошкой, попутно отмечая, что форма на пьяненьком лейтенанте тщательно вычищена.
Захватив со стола кучку капусты пальцами правой руки, лейтенант потащил белые волокна в рот, по пути роняя их на стол и на только что вычищенный китель. Лицо блондинки страдальчески скривилось.
«Жалко тебе, блондиночка, сделанной работы!» — оценил страдальческую гримасу своей собеседницы Федоров.
Кинув взгляд на часы, Федоров обнаружил, что до названного времени отхода катера осталось всего тридцать минут.
— Бойцы! Подъем! До рандеву осталось всего тридцать минут! — вставая, объявил Федоров, отмечая, что на кителе лейтенанта висит капуста, остатки бычков и даже кусок клешни черноморского краба.
«У наших крабов клешни больше и красивее!» — оценил Федоров несъедобное украшение кителя лейтенанта.
Лейтенант, качаясь из стороны в сторону, с трудом встал и, уперевшись взглядом в надевающего бушлат Федорова, выдал:
— Ты чего раскомандовался, старшина?
— Виноват! Исправлюсь! — бодро отрапортовал Федоров, вешая на плечо только что купленную сумку и беря в руки вторую.
— Сесть за стол! — приказал лейтенант, мутным взором смотря на Федорова.
— Краснофлотцы! Взяли пьяного лейтенанта, и в машину! — приказал Федоров, делая первый шаг по направлению к «Эмке».
— Слушаемся! — хором ответили матросы, ловко подхватывая качающегося лейтенанта под руки.
От матросов здорово пахло не только вином, но и водкой.
Сунув лейтенанта на заднее сиденье, матросы шустро влезли в машину, на переднем сиденье которой уже сидел Федоров, держа на коленях свои сумки.
Глава третья. Недолог путь до Севастополя, если идешь на скоростном катере
«Эмка» неслась по городу, не обращая внимания ни на сигналы светофора, ни на другие автомобили, которых на улицах Одессы было довольно много.
— Ты не боишься ездить пьяным? — спросил Федоров, едва «Эмка» остановилась на красный сигнал светофора.
— Кто остановит комендантскую машину? Милиция наши машины не тормозит, а свои не захотят с нами связываться! — пояснил водитель, ловко подрезая автобус.
— Почему с вами не захотят связываться местные военные? — решил уточнить Федоров, едва автомобиль остановился перед полосатым шлагбаумом.
Водитель нетерпеливо посигналил, и шлагбаум начал подниматься.
Федоров оглянулся назад и обнаружил, что матрос и лейтенант дружно спят, привалившись друг к другу.
— Каждый может попасть в комендатуру. И от того, как к ним отнесется не только следователь и дознаватель, а также комендантский взвод, зависит очень многое в жизни подследственных!
То ли они очень быстро выйдут на свободу, то ли получат пять суток ареста, а могут и получить штрафбат в виде добавки к основному сроку! — весомо выдал водитель, у которого от опьянения не осталось ни одного градуса.
«Чувствуются большая тренировка и закалка!» — оценил Федоров поведение водителя, имени которого Федоров так и не узнал, понимая, что видит его в первый и последний раз в жизни.
Один поворот, второй, и «Эмка» выскочила на длинный пирс и сразу прибавила скорость.
Еще минута езды, и «Эмка» остановилась возле торпедного катера, с которого был спущен на пирс деревянный трап.
Первым выйдя из автомобиля на пирс, Федоров повесил одну сумку на плечо, взяв металлический бачок в правую руку, а второй в левую, как, впрочем, и свою сумку. Вахтенный у трапа отдал честь поднимающемуся по трапу старшине, на что тот ответил резким поворотом головы.
— Давай, старшина, быстрей поднимайся на борт! — поторопил вахтенный, срываясь со своего места.
Федоров пробежал[50] по трапу и, остановившись у фальшборта, обернулся.
Вахтенный и второй матрос из автомобиля тащили на плечах лейтенанта, передвигаясь по трапу бегом.
— Постой у трапа! — крикнул на бегу вахтенный, заскакивая на палубу.
— Подстрахую! — быстро ответил Федоров, ставя около фальшборта бачки с бобинами с пленкой и свои сумки.
На палубу проскочил водитель автомобиля с двумя бачками и поставил их рядом с двумя первыми.
— Вроде успели? — спросил водитель, останавливаясь рядом.
— Давай спустимся вниз и там поговорим! Находиться на корабле посторонним запрещено! — предложил Федоров, настойчиво подталкивая водителя к трапу.
— Правильные действия, старшина! — уверенно сказал худощавый лейтенант, внезапно возникший в двух метрах от Федорова.
Водитель, моментально просекший обстановку, сбежал по трапу, небрежно приложив ладонь к виску.
— Это водитель! Он доставил меня к кораблю! — доложил Федоров, безошибочно признав в уверенном худощавом лейтенанте командира торпедного катера.
— Потом расскажете! — оборвал доклад Федорова командир и, прямо смотря на стоящего перед ним высокого старшину, добавил:
— Убрать вещи с палубы!
Повернув голову, лейтенант резко махнул рукой. Из-за рубки выскочили два матроса и быстро стали убирать трап. На пирсе тоже начали работать, снимая канаты с двух кнехтов.
— Отдать швартовы! — громко скомандовал командир, выглядывая из рубки.
Федоров посмотрел вправо. Около правого фальшборта на секунду показался знакомый матрос и призывно махнул правой рукой.
Еще через пять минут, сняв форму, Федоров растянулся на верхней койке и провалился в глубокий, как обморок, сон.
Едва катер перестало сильно качать, Федоров проснулся. В иллюминатор ярко светило солнце, показывая, что уже наступило утро и пора вставать.
Встав, Федоров выглянул в иллюминатор и обнаружил с правой стороны высокий гористый берег, всего в десяти метрах от правого борта.
«Похоже, мы двигаемся каким-то проливом! Интересно, куда идет катер? Если это бухта, то наверняка закрытая, в которой стоит не менее секретная подводная лодка!» — прикинул Федоров, в темпе натягивая брюки.
В маленьком кубрике, всего на шесть посадочных мест, было занято одно место, где, свесив правую руку вниз, оглушительно храпел давешний лейтенант, распространяя во все стороны запахи застарелого алкоголя. Кроме них, в кубрике никого не было.
В брюках и тельнике Федоров выскочил в коридор и справа увидел дверь, которая ну никак не могла быть ничем, кроме гальюна. В гальюне нашелся и маленький умывальник, в котором Федоров наскоро умылся и вытерся вафельным полотенцем. Снова метнулся в кубрик, где все оставалось на своих местах.
Лейтенант по-прежнему храпел, а на соседней койке лежали аккуратно сложенные лейтенантские брюки и китель.
Откинув постель наверх, Федоров нашел внутри рундука две свои сумки, поверх которых лежали тоже аккуратно сложенный бушлат и голландка.
Найдя в кармашке сумки бритвенный станок, Федор вставил в него новое лезвие, полученное от бородача, и с удовольствием побрился.
— Кто там в гальюне сидит? — раздался пьяный лейтенантский голос.
— Одну минуту! — попросил Федоров, в темпе споласкивая лицо.
— Быстро вышел из гальюна, старшина! — приказал лейтенант заплетающимся голосом, дергая за ручку, которую держал Федоров левой рукой.
«Здорово летеха вчера набрался! Вот он, вред дармовой выпивки!» — мысленно покачал головой Федоров, вытираясь своим полотенцем.
Отпустив дверь, Федоров прижался к правой стене умывальника, пропуская лейтенанта с опухшим лицом и заплывшими глазами. На правой скуле лейтенанта красовался огромный багрово-черный синяк.
«Где-то ночью лейтенант вышел на поиски приключений и их нашел. Вот только где на таком маленьком корабле лейтенант подрался?» — начал прикидывать Федоров, перебирая кубрик, кают-компанию, машинное отделение и палубу.