При этих словах пришелец глянул в сторону наркома. Тот остался бесстрастным — видимо, не был уверен в реакции Хозяина.
— Вторая моя просьба состоит вот в чем. По возможности не назначайте меня ни на какие государственные посты.
Судя по голосу Сталина, тот был недоволен ответом.
— Вы хотите уменьшить свою долю ответственности, товарищ Александров?
— Нет, я хочу по возможности уменьшить ограничения в своей работе.
На этот раз вождь открыто выразил удивление:
— Как может высокая государственная или партийная должность ограничить ваши возможности? Скорее наоборот.
Рославлев мысленно улыбнулся. Этот вариант им также рассматривался.
— Могу привести пример. Скажем, назначите вы меня замнаркома авиационной промышленности. И как только я вздумаю что-то предоставить морякам, тут же последует окрик: "С какой стати ты, легкокрылый, вмешиваешься не в свое дело? Лети-ка отсюда, да побыстрее." А если это будет партийная должность, то будет активное неприятие предложений партийца военными и и флотскими товарищами. Но и тут решать вам.
В разговор вмешался Берия. Рославлев успел подумать, что, видимо, он уловил настроение вождя.
— Надо полагать, товарищ Странник, — при этих словах Сталин чуть заметно усмехнулся, — у вас есть какие-то наметки и на эту тему. Изложите их. У нас появится основа для решения.
— Вы полностью правы, товарищ нарком, такие наметки есть, и они продиктованы объективными обстоятельствами. Мне понадобится команда вот для каких целей. Когда речь идет о матрикации, и то требуются склады, транспортные средства и все такое. Но если дело дойдет до производства, то здесь уж без активных помощников просто не обойтись. Приведу пример. Взять тот пистолет-пулемет, который я вам показывал, товарищ Берия. Надо будет связываться с оружейником, передать ему комплект документации и образцы, объяснить задание в тонкостях. Если рации — это кто-то должен ехать на Фрязинский завод, захватив с собой опять же документацию, образцы элементной базы. Ездить по предприятиям — это мне время терять. То есть нужны полномочные исполнители. А для меня — некая гражданская должность, но с мощной бумагой, дающей широкие полномочия, или же это должно быть высокое воинское звание — на уровне коринженера, не меньше. Как вариант возможно звание в системе НКВД. Думаю, последнее лучше; ваш наркомат уважают, товарищ Берия. В случае вопросов смогу сослаться на данные или образцы, что добыты вашей разведкой. Но я недостаточно хорошо разбираюсь в должностях и званиях, чтобы давать прямые рекомендации. Вы, товарищи, сделаете это лучше меня. Подробный план — вот он. Два экземпляра, как видите.
Сталин и Берия обменялись быстрыми взглядами.
— И последнее дело. К сожалению, оно не терпит отлагательства. Прошу прощения, что влезаю не в свою епархию, но Валерий Павлович Чкалов не должен погибнуть: слишком он значимая фигура. А это произойдет, если не вмешаться, пятнадцатого декабря. Причина: отказ сырого двигателя М-87 при испытаниях истребителя И-180. Поликарпов не виноват: он-то был против полета и не дал на него визу. Думаю, тут могу помочь. У меня на складе есть этот двигатель, доведенный до ума; посадочные места такие же, переставить его — работа на полдня, и того-то много. Вторая значимая катастрофа, которую хочу предотвратить: гибель спарки, которую будут пилотировать комбриг Серов и майор Осипенко. Причина: грубейшие ошибки Серова в пилотировании. Осипенко, по-видимому, просто не успела перехватить управление…
Именно в этот момент в глазах Сталина что-то такое мелькнуло. Инженер решил, что угадал причину, но, конечно, же, не остановился в докладе:
— …и, по моему мнению, предотвратить эту ошибку вполне возможно. Разумеется, для этого понадобятся те самые полномочия, о которых я уже говорил, иначе комбриг просто не станет меня слушать. И придется сильно изменить систему подготовки летчиков. Для этого понадобятся технические средства, которые я могу предоставить…
Последовало перечисление.
Сталин чуть помедлил с ответом.
— Можно согласиться с вашим мнением, товарищ Александров, что положение с аварийностью в авиации совершенно неудовлетворительное, — вождь говорил с совершенно непроницаемым лицом. — В частности, поддерживаем вашу высокую оценку личности товарища Чкалова и те меры, которые вы предложили по предотвращению изложенных вами событий. Однако…
Последнее слово в устах начальства никогда не было любимым у подчиненных. Рославлев был полностью солидарен с коллегами по этому вопросу.
— …что касается мер, предполагаемых по отношению к товарищу Серову, то их действенность нуждается в доказательствах. И если окажется, что они и вправду дали результат, то мы подумаем об их более широком применении. На первое время вы получите полномочия представителя НКО. Товарищ Берия, оформите.
На этот раз искра понимания блеснула за стеклами пенсне наркома.
— Обращаю ваше внимание, товарищи. Если та бумага, о которой вы говорили, будет у меня сегодня, то сегодня же начну работу с товарищем Поликарповым.
Хозяин кабинета с отвратительной медлительностью достал еще одну папиросу, очень неторопливо прикурил, без малейшей спешки затянулся, глянул в сторону Странника и вымолвил:
— По этой бумаге еще предстоит принять решение. Я думаю, что завтра она будет готова. С вами свяжутся, товарищ Александров. Вы свободны, а вы, товарищ Берия, задержитесь.
Глава 11
Назвать эту квартиру своей Рославлеву было бы неловко: она все же была государственной. Но это не помешало обставить ее нужным образом; мебель, правда, была не вполне обычной для того времени, но весьма функциональной. Особенно это касалось того стола, который тогдашний житель Москвы назвал бы письменным или, на худой конец, рабочим, а сам инженер мысленно именовал компьютерным. И вечером того же дня новый обитатель квартиры созвал всю группу своих (уже!) сотрудников. Впрочем, время было явно нерабочее, так что их попросили быть в штатском.
Ни один из них, даже вроде бы привычный капитан Полознев, не смог скрыть удивления при виде обновленного жилища. Мебель бросалась в глаза прямоугольными очертаниями, за исключением хитросделанного кресла на колесиках. О загадочной плоской пишущей машинке на письменном столе и стоящей чуть поодаль от нее плоской стеклянной пластине темного, почти черного цвета в узкой рамке и говорить не приходилось. Все без исключения отметили, что на пишущей машинке имеются клавиши с русскими и иностранными буквами, а на некоторых присутствовали какие-то непонятные знаки.
Но хозяин, он же начальник, по каким-то своим соображениям рассадил людей за обеденным столом.
— Поднимите руки те, у кого нет часов. Так, выходит, трое? Покажите ваши часы, товарищ Джалилов.
Часы явно были наследством: тяжелые, карманные, сильно поцарапанные, с треснутым стеклом.
— Вы, Джалилов, и вы трое получите другие. Они вам понадобятся по работе. Получите.
Капитан посмотрел на подношения и чуть заметно кивнул. Эти часы были точь-в-точь как те, которые получил он сам. Подчиненные высказали более эмоциональную реакцию:
— Швейцарские, поди.
— Странно ходят, рывком по секундам.
— Что, точный у них ход, наверное?
— Наденьте их. Николай Федорович, потом разъясните молодежи, что собой представляют часы и как с ними обращаться. Изделия необычные, — на губах инженера появилась загадочная ухмылка, — контрабандные, можно сказать. И не забудьте потом сверить время. Но это не все.
Подчиненные, уже застегнувшие кожаные ремешки, уставились на начальство.
— Установим вот какие правила, товарищи. Ко мне в неофициальной обстановке можно обращаться по имени-отчеству, а поскольку я старше, то звать вас буду по именам. Исключение составите вы, Николай Федорович, к вам из уважения к возрасту буду также обращаться по имени-отчеству. А теперь касательно дел.
Может быть, кто-то из младшего командного состава и был недоволен тем, что о делах говорят чуть ли не в семь часов вечера, но это чувство никак не проявилось.
— В данный момент их, считайте, нет, но обязательно появятся, когда мне дадут поручения. Одно из дел могу описать прямо сейчас: Николай Федорович, завтра или послезавтра найдите уборщицу для этого помещения. Второе куда более приятное: надо обмыть новую квартиру. Вы сейчас не при исполнении, так что можно по маленькой. Подождите, я вернусь.
Очень скоро начальник снова вошел в столовую, собственноручно катя тележку, сделанную из никелированных стальных трубок, а на этой тележке были закуски и то, что к ним полагается.
На этот раз реакция была более чем зримой и слышимой:
— Ух ты, это откуда ж такая бутылка?
— Иностранная.
— Нет, наша, но в экспортном исполнении, ну, которая для продажи за границу.
— А это что за великанская курица?
— Да то ж индюшка! Они завсегда большие.
— Ого, какая рыба!
— А я знаю! Это осетр. Балык называется.
В обмен мнениями вклинился гостеприимный хозяин:
— Купил за свои в Торгсине. Кстати, Тимофей, нарезай, и леща тоже — вот на эту тарелку. Нож лучше бери этот, он для рыбы больше подходит, а тот для хлеба. Серафим, им и займись. А ты, Михаил, отвечаешь за бутылку.
Процесс пошел, но зоркие глаза сотрудников сразу же уловили некую несообразность.
— Сергей Василич, а себе что ж?
— Мне другое. Белую не очень-то можно по здоровью, только что коньяк, да и то совсем немного. Впрочем, любого желающего могу угостить.
После второй стопки и надлежащей закуски атмосфера стала настолько неофициальной, что со стороны старшины Джалилова последовал не вполне приличный вопрос:
— Сергей Васильевич, а коль не секрет: что за дела предстоят?
Ответ последовал без малейшей задержки:
— Могу сказать лишь в общих чертах. Как только получу "добро", то двое из вас направятся в одну организацию в Москве с посылочкой, килограмм этак на двадцать пять. Там увидеть человека, передать с разъяснениями. Второе дело также простое: в подмосковный городок ехать, задание почти то же самое, но груз куда меньше, и десяти килограмм не будет. Третье дело уже на двоих, включая меня самого. Опять же посылка, но претяжелая: две тонны сто, это в минимуме. И с ней придется на грузовике ехать. Но никаких подробностей от меня не услышите, и не только потому, что дело секретное. У меня самого начальство есть, и если прикажут, то придется план свернуть и новый разработать. И тут предсказывать не возьмусь.