— Но, Джер...
— Это для твоей безопасности.
Я хочу застонать от разочарования, но меня прерывает хриплый голос, доносящийся с другой стороны двери.
— Что, блядь, не так с людьми посреди ночи? Неужели никто не может поспать в этой богом забытой дыре?
Высокий, мускулистый, полуголый парень вальсирует в мою комнату, отбрасывает пушистое перо и смотрит на нас своими налитыми кровью глазами.
Или, скорее, на Джереми.
Мой статус и фамилия давно стерли меня из глаз Николая.
Спасибо, Чайковский.
Он страшный человек, имеет мафиозное происхождение и принадлежит к Нью-Йоркской Братве, как и мы. На его теле больше татуировок, чем можно сосчитать, и он всегда без рубашки. Серьезно, мне интересно, носит ли он на занятия не только шорты, или он и их наделяет своим статусом полуголого.
Он прислоняет свое тяжелое тело к стене.
— Что, блядь, происходит?
— Пожар. — Мой брат наклоняет голову в сторону своего друга. — И надень рубашку.
— Рубашки переоценены. И ты сказал «пожар»? Почему меня никто не разбудил?
— Тебя нигде не было.
— Ты уверен? Потому что я спал внизу лестницы. Или, может, за лестницей. Не могу, блядь, вспомнить.
— Это если ты спал.
— Что это, блядь, должно означать?
Джереми еще раз взъерошивает мне волосы и выходит из моей комнаты с Николаем на хвосте. Несмотря на то, что Николай младше Джереми на несколько лет, они были близкими друзьями столько, сколько знают друг друга.
Мой брат — молчаливый стратег, применяющий насилие только в случае крайней необходимости, а Николай — безумный, кровожадный монстр.
Наблюдая за их спинами, я не могу избавиться от чувства дискомфорта от осознания того, какое будущее их ожидает.
Будущее, наполненное кровью, мафиозными войнами и жестокими столкновениями. Если Николай прекрасно вписывается в этот образ и даже стремится к нему, то Джереми я не хочу представлять в таком свете.
Даже если я знаю, что он может быть гораздо хуже.
— Кем был этот ублюдок? — Николай спрашивает Джереми, когда они выходят. — Я собираюсь испоганить его жизнь, сжечь его труп и развеять пепел в крови.
— У меня есть предположение.
Я подсознательно делаю шаг к двери, но Джереми бросает на меня взгляд, который я не могу расшифровать, и закрывает ее за собой.
Это лишает меня шанса услышать его догадку.
Он не мог догадаться, что это он.
Верно?
Шепот плывет вокруг меня с настойчивостью жужжащих пчел.
Мое имя и имя Джереми, а также наша фамилия были произнесены десятки раз.
Я по-прежнему улыбаюсь всем, кто встречает мой взгляд, и даже спрашиваю, как у них дела. Я комментирую их моду и говорю, что мне понравился их последний TikTok или Instagram.
Каждый из них улыбается в ответ, и если они и говорят обо мне, то только в таком духе:
«Не могу поверить, что она сестра Джереми Волкова. Она такая душка.»
«Куколка.»
«Милашка.»
«Хорошая балерина.»
Я — человек, пиарщик репутации Джера и кандидат номер один на то, чтобы стать представителем семьи.
Говорят, что единственный способ быть популярным или любимым — это топтать других и быть злым, но я верю в то, что нужно быть милым.
Я верю в то, что нужно быть социальным ради общего блага.
Если бы я только могла не позволять чужому мнению разъедать меня изнутри, это было бы идеально.
Я останавливаюсь, когда рука обхватывает мое плечо.
— О. Ты жива, слава богам и всем религиям.
Ава делает вокруг меня целый тур, и это выглядит довольно забавно, учитывая огромную виолончель, пристегнутую к ее спине.
Она осматривает каждый сантиметр моего тела, даже поглаживает мое лицо, чтобы убедиться, что оно такое же.
Сегодня она одета в розовую юбку и белый топ с модным разрезом. Она самый элегантный человек из всех, кого я знаю, после моей мамы, и она также похожа на меня по характеру.
Мы сблизились сразу же, как только встретились, около двух месяцев назад, когда я только поступила в КЭУ. В результате я сблизилась со всеми ее подругами. Она и девочки даже разрешили мне переехать в их отдельную квартиру в общежитии, несмотря на то, что я «американка», которая просто не понимает их одержимости рыбой и чипсами.
Я ухмыляюсь.
— Привет, скучала по тебе.
Она обнимает меня и целует в щеку.
— Скучала по тебе до усрачки, сучка. Каковы шансы, что твой брат отбросит отстойный патриархат и разрешит тебе вернуться в общежитие?
— На данный момент? Никаких.
Она стонет и цепляет свою руку за мою.
— Ты действительно в порядке? Все говорят о пожаре в особняке Язычников.
— Я крепко спала. — Я лгу сквозь зубы. — Пока они не разбудили меня шумом.
— Должно быть, это было так страшно. Не могу представить, как можно проснуться посреди ночи от известия о нападении.
— Я бы не назвала это нападением.
— Вполне. Они, вероятно, охотились за твоим братом или его друзьями. Серьезно, как он думает, что это место безопаснее для тебя, чем наша маленькая общага?
— Без понятия. — Наверное, из-за того, что у него там вся охрана.
— Давай попросим Сес поговорить с ним. Она явно не боится всей этой его ауры темного лорда... Говорите о дьяволе!
Мы приходим в кафетерий, в котором часто обедаем. Мы, то есть Ава, Сесилия, Глиндон — девушки, с которыми я остаюсь, Ремингтон, Брэндон и... он.
Парень с океанскими глазами и пугающим присутствием.
Хотя, когда мы садимся за стол, Сесилия и Реми ссорятся из-за картошки фри, а Брэн пытается быть посредником. Я нигде не вижу ни Глиндон, ни его.
Я стараюсь не обращать внимания на узел в груди, но у меня не получается.
Мы с Авой занимаем свободные места, и я улыбаюсь Брэну, когда его глаза встречаются с моими.
— Где Глин?
— Я удивлена, что ты все еще спрашиваешь об этом предателе, честно говоря. — Ава хмыкает. — Она, наверное, где-то там, получает двойки.
Брэн отталкивает свою тарелку, его нос наморщен.
— Не тот образ моей младшей сестры, который мне нужен.
Ава бросает в рот картошку фри.
— Вот почему я сказала «двойка», а не «член».
Реми ухмыляется.
— Кто-то упомянул член?
— О, посмотрите на это. Кто-то признает, что он таковым является. — Сесили скрещивает руки на своей рубашке, на которой изображен милый кот с пистолетом, стреляющий словами «Пиу, пиу, мудак».
— Я? — губы Реми растягиваются в ухмылке чеширского кота, но это все равно не отменяет его симметричного красивого лица. — Скажи слово, Сес. Ч-Л-Е-Н. Не будь ханжой.
Она откидывает назад свои серебристые волосы.
— Ханжа? Я предпочитаю границы.
— Зеваю. — Реми притворяется, что заснул. — Разбуди мою светлость, когда у этой зануды начнется жизнь.
Так Реми называет себя, «моя светлость», из-за своей благородной крови. В то время как все остальные считают это высокомерием, я нахожу это очень милым.
У него характер беззаботного ангела — хотя Ава и Сесили утверждают, что он дьявол-гедонист. Реми был одним из первых людей, которые мгновенно ко мне привязались, и я никогда этого не забуду.
— Прекрати. — Брэн подталкивает его.
Сесили готова к тысячному раунду препирательств, но потом видит меня и отступает.
— О, Анни. Ты в порядке?
— Абсолютно в порядке. Физический осмотр проводила сама Ава.
— Это точно. — Моя подруга поглаживает свою виолончель. — Внешне она в порядке.
— Они знают, кто это сделал? — спрашивает Сесилия.
— Понятия не имею. Ты же знаешь, я в это не вмешиваюсь. — Я улыбаюсь, доставая свой контейнер с едой.
Мое ОКР может быть спровоцировано крошечными, глупыми деталями, например, тем, что один из моих контейнеров для салата стоит не на одном уровне с другими.
Моя кровь бьется о грудную клетку, и звуки кафетерия начинают заглушаться.
Я быстро расстегиваю контейнеры, наполненные здоровой пищей, расставляю их перед собой и дышу только тогда, когда все идеально.
Шум внешнего мира медленно, но верно проникает обратно.
— Кто еще это может быть? — Реми откинулся в кресле, потягивая кофе со льдом. — Возможно, Змеи.
— Разве они не из того же университета? — спрашивает Ава. — Наш клуб, скорее всего, будет иметь с ними дело.
Брэн качает головой.
— Элита сейчас не в плохих отношениях с Язычниками Змеи, однако, были унижены ими, особенно после последнего налета на их особняк, и более склонны к действиям.
— Все это слишком запутанно, — говорит Сесили. — Кто-то мог пострадать во время пожара.
— Никто не пострадал, — повторяю я слова Джереми. — Не волнуйтесь.
— Все равно. Мне это не нравится. — Она пожевала нижнюю губу, потом полезла в рюкзак и достала фиолетовую ручку с пушистыми перьями. — Я нашла это в своем ящике, и я больше не пользуюсь ею, поэтому я подумала о тебе, Анни.
Я хватаю ее обеими руками.
— Это так мило, спасибо!
— В любое время.
Разговор идет о вражде между тремя клубами, двумя из Королевского Университета — Язычниками и Змеями — и одним из КЭУ — Элитой.
Говорят о войне, соперничестве и расплате, но я не обращаю на это внимания.
Мой взгляд все время устремлен на вход в поисках намека на знакомую высокую фигуру. Я почти доедаю свою еду, но его не видно.
Никто о нем не говорит.
Поэтому я поднимаюсь и спрашиваю непринужденным тоном:
— Кстати, а где Крейтон?
— О, Крей-Крей? — говорит Реми между неслышными хлюпаньями. — Наверное, где-то спит. Этот отпрыск сказал, что не спал прошлой ночью.
Интересно, почему?
Что я также нахожу восхитительным в личности Реми, так это то, как он называет Крейтона отпрыском. Они двоюродные братья по материнской линии, но Реми полностью экстраверт, который его усыновил.
Я позволяю им вернуться к обсуждению пожара и махинаций в клубах, а затем говорю, что вернусь.
Скорее всего, не вернусь, но в маленькой лжи нет ничего плохого.