— Нет, если я буду иметь на это права, — отец поднимает бровь. — Позволь спросить тебя, Крей. Ты хочешь поехать за ней?
Я качаю головой.
— Я не могу.
— Почему?
— Нам не повезло.
— Чушь. Ты просто позволяешь страху отказа взять над тобой верх. Не знал, что у меня трусливый сын.
— Эйден! — мама снова рыгает его.
— Дело не в том...
— Тогда в чем дело? — прервал он меня. — Ты думаешь, я поверю, что ты забыл о ней, когда ты категорически отказался выдвигать против нее обвинения? Ты тогда едва говорил, но ты умолял меня не сообщать ее имя в полицию. Я не буду говорить тебе, что делать, но вот что я тебе скажу, сынок. Если ты отпустишь ее, кто-нибудь другой прилетит и заберет ее.
Горячий огонь разгорается в моей груди со смертоносностью извергающегося вулкана. Эта мысль не давала мне покоя ни во время бодрствования, ни во время сна. Образы Анники с другим мужчиной выводили меня из себя и приводили в ярость. Особенно после того, как я подслушал, как Сесилия и Глин говорили, что, возможно, ее все-таки выдадут замуж за какого-нибудь мафиози.
— Я просто... не могу простить ее родителей. Не могу. Не могу. И я знаю, как сильно она их любит.
— И ты боишься, что она выберет их, как выбрала своего брата? — спрашивает мама мягким голосом. Когда я киваю, она гладит меня по щеке. — Если она сделает такой выбор, то она не заслуживает тебя, малыш.
— Согласен с тем, что сказала твоя мама, — соглашается папа. — Если она не признает твою ценность или снова причинит тебе боль, ты узнаешь ее природу и сможешь жить дальше. Навсегда.
Я обдумываю их слова в своей голове, и у меня формируется безумная и совершенно извращенная идея. Я уверен, что папа поможет.
Потому что он заботится обо мне. И мама тоже.
— Спасибо, — шепчу я. —И мне жаль, если я заставил тебя сомневаться в том, что ты важна для меня. Мне повезло, что я твой сын.
Мама прижимает обе руки к груди, в ее глазах блестят слезы.
— Ты заставил меня переживать. Сейчас вернусь. Я принесу печенье, оно должно быть готово.
Она проходит мимо папы, целует его в щеку, а затем исчезает за своими творениями.
Папа занимает ее место и берет одну из странных на вид вещей, которые она принесла ранее.
— Это мама сделала, — предупреждаю я.
— И некоторые из них нужно съесть, иначе она будет грустить.
Он даже не вздрагивает, когда хрустит тем, что должно быть кексом.
— Она никогда не хотела научиться готовить, пока не узнала, что ты так любишь еду. Она очень старалась, чтобы ты ее принял.
Я беру булочку, но папа качает головой.
— Ты болен. Я съем их.
— Даже не пытайся быть крутым. Я не настолько болен и могу справиться с этим. В конце концов, она приготовила их для меня, — я поморщился от переизбытка еды.
— Ты слышал, что она влюбилась в меня с первого взгляда? То, чего не было ни с тобой, ни с Илаем?
Он сужает глаза.
— Ты получаешь поблажку за то, что болеешь.
— Это значит, что я важнее вас двоих.
— Не дави на это. И перестань изображать Илая, или я тебя отшлепаю. Больной ты или нет.
— Я принесла печенье!
Мама вбегает обратно с печеньем, которое похожими на убитых Смурфиков.
Мы с папой стонем, но съедаем все до последнего кусочка.
А та идея, о которой я думал раньше? Она становится все более реальной с каждой секундой.
Глава 33
Анника
Странно, как может идти время и одновременно оставаться на одном и том же месте. Именно так я чувствую себя с тех пор, как меня привезли обратно в Штаты.
Прошел целый месяц.
Месяц убеждения себя вставать с постели каждый день. Я заставляю себя, разговариваю со своим отражением в зеркале и изо всех сил стараюсь не погрязнуть в самых темных уголках себя.
Я так стараюсь не думать о том, что я оставила на острове Брайтон и как отчаянно я жажду вернуться.
Даже если это невозможно. Даже если мне будет больно.
Мы с Крейтоном должны быть точками, которые никогда не пересекались. Мы бы и не пересеклись, если бы не мой отвратительный характер.
Если бы не моя настойчивость, болтливость и попытки понравиться всем.
Если бы не мое ядовитое любопытство и глупая решительность.
Это все я, я и я.
Именно поэтому я должен быть той, кто все исправит и пойдет дальше.
Я бы не сказала, что мне это удалось, но то, что я здесь, с моими родителями, Яном и другими, конечно, помогает. Я снова занялась балетом и регулярно хожу на тренировки, а потом стала волонтером в приюте, который курирует мама.
Таким образом, когда я возвращаюсь домой, бываю слишком измотана, и мне ничего не останется, кроме как спать, верно?
Неправильно.
Ночное время — самое худшее. Именно тогда мои демоны выходят наружу, и я превращаюсь в клубок неровных граней и подавленных эмоций.
Когда тоска и невозможные чувства, которые мне успешно удается держать в тайне весь день, превращаются в летучих мышей и взрываются в пещере моей груди.
Как сейчас.
Обычно я принимаю таблетку и заставляю себя заснуть. Но не сегодня.
Сегодня я хочу позволить боли просочиться внутрь меня, чтобы я могла почувствовать каждую плеть, каждый хлыст и каждый удар.
Это справедливо после того, что я сделала.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю на сверкающий потолок, и мне требуются все силы, чтобы сдержать слезы.
Спать в одиночестве никогда не бывает легче и не кажется нормальным, сколько бы времени ни прошло. Я не помню, как я спала до появления Крейтона, но сейчас?
Все, что я могу представить, это его мускулистые руки, обнимающие меня и укрывающие от всего мира. Он зарывался носом в мои волосы и глубоко вдыхал, а его сильные руки были на моем бедре, талии, груди, попке, шее.
Везде.
Теперь их нет нигде. Только холодный озноб пробирает мое тело, цепляясь за то, что осталось от моей души, чтобы заморозить ее до смерти.
Вместо того чтобы сосредоточиться на этом и свести себя с ума, я беру телефон и открываю Instagram. В течение первой недели дома я фактически удалила все свои приложения.
Боль была слишком сильной, настолько сильной, что даже моя одержимость биографией своей жизни не могла смягчить удар.
Но потом я стала жадно ждать хоть малейших новостей о нем.
Реми изредка переписывался со мной, хотя и тайно, как он мне рассказывал. Он единственный, кому я предлагала оправдания. Единственный, кто знает, что я не могла просто так позволить своему брату умереть и что нажатие на курок убило меня изнутри.
Вначале он все еще ненавидел меня за то, что я причинила боль его двоюродному брату, но я думаю, что вскоре он забыл об этом.
Хотя мы больше не говорим о Крейтоне. Странно спрашивать о нем, зная, что он и все его окружение ненавидят меня.
Я ожидала, что он будет преследовать меня за то, что я стреляла в него. Черт, заявить на меня в полицию было бы его идеальной местью моей семье. Конечно, папа не позволил бы никому арестовать меня, но это был вполне приемлемый вариант, на который он мог бы пойти.
Поэтому представьте мое удивление, когда Реми сказал, что Крейтон сказал полиции, что это был анонимный человек, который ограбил и застрелил его.
Я не могла перестать плакать той ночью. Наполовину потому, что он действительно защитил меня после того, как я чуть не убила его. Наполовину из-за того, что он больше не хочет иметь со мной ничего общего.
Что между нами действительно все кончено.
Иногда я думаю, что это к лучшему. Часто я застреваю в петле, которую сама же и создала, и не могу найти выход.
Первая фотография, которая появляется в моей ленте, — это Реми, обнимающая за плечи Крейтона с пустым лицом.
«Кузен, лучший друг, отпрыск — называйте как хотите. Этот наглый ублюдок остался со мной на всю жизнь.»
Мои пальцы дрожат, когда я увеличиваю изображение Крейтона. Он выглядит хорошо — его лицо вечно красивое, безмолвно лихое. Его глаза остаются невозмутимыми, хотя и немного безжизненными, а пряди его теперь уже более длинных волос целуют лоб.
Иногда я не могу поверить, что он выздоровел и чувствует себя хорошо. Я не могу поверить, что жизнь вернулась на его лицо, стирая бледность.
Иногда я вспоминаю ту его версию, которую видела в больнице, или все то красное, в чем он утонул, и задыхаюсь от собственного дыхания.
Но теперь он в безопасности.
В полной безопасности.
Это единственное, чего я желала с самого начала, так почему я не могу просто отпустить?
Почему я жажду малейшего обновления или малейшего взгляда на него?
Я должна была уже двигаться дальше. Время должно было заставить меня забыть, как сказал папа, так почему же происходит прямо противоположное?
На мои вопросы нет ответов, сколько бы я их ни задавала.
Более того, они становятся сложнее, чем больше я их задаю.
Я нажимаю на профиль Реми и пролистываю другие сообщения.
Крейтон недавно вернулся в университет, то есть около недели назад, и Реми ежедневно публикует селфи с ним или застает его на заднем плане.
Я нажимаю на групповую фотографию, а затем перехожу к профилю Илая через нее.
Он отписался от меня и удалил меня как подписчика, но, по крайней мере, он не заблокировал меня.
Меня пронзает дрожь, когда я вижу последнюю фотографию, которую он опубликовал. Илай и Крейтон стоят полуобнаженные, их груди блестят от влаги, а волосы влажные.
Часть груди Крейтона, куда попала пуля, закрыта повязкой, и мне требуется все, чтобы не подавиться рыданиями.
«День сауны, спонсором которой выступил я, поскольку слышал, что это полезно для восстановления. С возвращением, братишка #BrothersTime #SleepingBeautyChroniclesResumingSoon»
Я делаю скриншот фотографии, обрезаю Илая и добавляю его в коллекцию, которую храню на телефоне.
Затем я засыпаю, глядя на них со слезами на глазах.