Классический пример применения этого метода можно найти в «Происхождении видов» Дарвина – книге, которой мы с Докинзом безмерно восхищаемся. Мы оба рассматриваем ее как образец применения научного метода. Как отмечалось ранее, Дарвин считал свою теорию естественного отбора наиболее элегантным и убедительным объяснением биологических феноменов, однако знал, что не сможет ее доказать[242]. Проблемы были очевидны.
Начнем с того, что не было никаких однозначных и «сбивающих с ног» доказательств, которые убедительно и неопровержимо заставили бы людей принять его теорию. Все, что было тогда известно о мире природы, можно было объяснить конкурирующими эволюционными теориями, например трансформизмом[243]. Кроме того, теория Дарвина сталкивалась с серьезными научными возражениями и затруднениями, что заставляло многих ученых того времени считать ее весьма шаткой[244].
И все же, несмотря на внушительные трудности, Дарвин был убежден, что его теория верна и однажды будет доказана. Как, спрашивал он, теория может быть неправильной, если так успешно объясняет то, что мы наблюдаем?
Да, с этой теорией множество проблем, куда ни глянь, концы с концами не сходятся. Но в верности основной мысли он был убежден, несмотря на невозможность ее доказательства.
Читатель «столкнулся с множеством трудностей. Некоторые из них настолько серьезны, что я до сих пор не в состоянии был подумать о них без некоторого трепета; но, насколько я могу судить, большая часть из них только кажущиеся, а реальные не являются, я думаю, роковыми для теории»[245].
Так доказывают ли ученые свои теории? Конечно, есть некоторые вещи, которые наука (не считая логики и математики) может доказать и доказала, например что химическая формула воды – H2O[246] или что среднее расстояние от Луны до Земли составляет около 384 500 км. Но это отдельные факты о мире. Большие научные вопросы касаются представлений о происхождении Вселенной, природе сил и материи, и, возможно, самый большой из этих вопросов состоит в том, существует ли «великая универсальная теория», способная объяснить все. На эти вопросы мы можем дать неплохие ответы, основанные на наиболее надежных имеющихся в нашем распоряжении данных. Однако окончательного ответа дать не можем, поскольку знаем, что завтра ученые не будут признавать того, что признают сегодня. Неудивительно, что многие стандартные научные учебники справедливо постулируют: «Наука держится на вере»[247].
Большинство людей не видит в этом никакой проблемы. Вера – это часть человеческой жизни, и в науке она играет такую же важную роль, как и везде. Однако Докинз, похоже, испытывает отвращение к использованию слова «вера», полагая, что оно обозначает некое интеллектуальное извращение, присущее лишь обманутым религиозным дуракам.
Вера, по его мнению, должна быть непременно слепой. Ну что ж, это не так. Вера, религиозная или светская, – это нормальный человеческий способ осмысления сложного мира. Как отмечает философ Юлия Кристева, «независимо от того, религиозен ли человек, агностик ли он, или атеист, когда он говорит: „Я верю“, то имеет в виду: „Я рассматриваю это как истину“»[248]. Или, как выразился литературовед Терри Иглтон, «многие убеждения, которых мы придерживаемся, не имеют безупречного рационального обоснования, но достаточно разумны для того, чтобы их принять»[249]. Докинз, по-видимому, считает, что вера ограничивается лишь рамками религии, хотя на самом деле она пронизывает все аспекты человеческой жизни.
Является ли атеизм верой?
Является ли наука религией? Докинзу часто задают этот вопрос, и у него есть стандартный ответ: нет. Наука, утверждает он, включает в себя все положительные стороны религиозных верований, исключая при этом все их негативные аспекты. Наука вызывает чувство удивления перед реальностью, возвышает и вдохновляет человечество и при этом остается защищенной от проблем, присущих вере. Атеизм – единственный возможный выбор для современного мыслящего человека, чьи идеи основаны на единственно возможном отношении к реальности – естественнонаучном. Блестящий в своей простоте взгляд.
Однако при ближайшем рассмотрении эта конструкция начинает быстро разваливаться. Мы уже отмечали убежденность Докинза в том, что религиозная вера есть «слепое доверие при отсутствии доказательств, а то и наперекор доказательствам»[250]. Это произвольное и ничем не подтвержденное определение само по себе является прекрасным примером ложной веры, которую упорно защищают «при отсутствии доказательств, а то и наперекор доказательствам». Докинз упрямо держится за свой собственный догмат о том, что есть «вера», несмотря на то что ему неоднократно бросали вызов и возражали в этом вопросе. Но в таком случае, как насчет самого атеизма?
Докинз рассматривает агностицизм как атеизм для слабаков, пренебрегая этим термином. В своей Эдинбургской лекции (1992) он называет агностицизм «отмазкой» – ярлык, который можно наклеить на что угодно. «Существует бесконечное число гипотетических верований, которых мы могли бы придерживаться, но которые мы не можем опровергнуть со всей строгостью». В этом, несомненно, есть доля правды. Но трудность заключается в том, что естественнонаучные аргументы Докинза (в той мере, в какой это действительно аргументы, а не прямолинейные догматические утверждения) ведут только лишь к религиозному агностицизму. Докинз вынужден подкреплять их аргументами ненаучного характера, чтобы довести рассуждения до намеченной им концептуальной цели – атеизма. Эти аргументы обычно носят риторический, а не аналитический характер, в результате чего атеизм Докинза основывается вовсе не на науке, а на неявном комплексе ненаучных ценностей и убеждений. Поскольку этот момент важен, мы рассмотрим его подробнее.
Противостояние атеизма и религии продолжается веками, и практически все аспекты этого противостояния исследованы до такой степени, что даже философы, похоже, от него устали. Возникла безвыходная ситуация. Никто не может доказать существование Бога, и никто не может его опровергнуть. Это совершенно не устраивает Докинза.
Одна из самых поразительных особенностей атеизма Докинза – уверенность, с которой он утверждает как его неизбежность, так и научную обоснованность. Тем, кто знаком с философией науки, эта уверенность кажется до странного неуместной, возможно, даже из ряда вон выходящей. Как отмечал Ричард Фейнман[251] (1918–1988), научное знание представляет собой совокупность утверждений различной степени достоверности: некоторые из них весьма сомнительны, некоторые почти достоверны, но ни одно не является абсолютно бесспорным[252]. Докинз же выводит атеизм из «книги природы», как если бы это был чистый вопрос логики. Атеизм в его изложении оказывается единственно возможным выводом из ряда аксиом.
Чуть более искушенные в философии люди зададутся вопросом: учитывая, что естественные науки исходят из наблюдений, как Докинз может быть столь уверен в атеизме? О реалиях мира без Бога он временами говорит с убежденностью верующего. Его слова звучат так, словно атеизм – очевидный и неизбежный вывод из строгого логического рассуждения. Но как он сумел достичь такой уверенности, если дедукция не является методом естественных наук?
Этот вопрос постоянно озадачивал меня при прочтении работ Докинза. Любое умозаключение – вещь ненадежная, и нужно прилагать огромные усилия для того, чтобы не прийти к скороспелым выводам. Почему же Докинз так уверен в научности своего атеизма? Другие имели дело с теми же самыми фактами и пришли к совершенно иным выводам. Как будет ясно из вышесказанного, утверждение Докинза, что атеизм является единственным законным мировоззрением для ученого, ненадежно и недостоверно. И меня беспокоят не только пробелы в аргументации, но и то неистовство, с которым Докинз отстаивает свой атеизм. Один из возможных ответов очевиден: этот атеизм укоренен не в науке, его истинные причины следует искать в области эмоций… Однако я пока не обнаружил ничего, что заставило бы меня принять эту точку зрения. По-видимому, ответ скрывается где-то еще.
Я начал поиски ответа с чтения работы Тимоти Шанахана, который внимательно проанализировал особенности стиля рассуждений Докинза[253]. Шанахан сравнил его подход к обращению с биологическими данными с подходом Стивена Джея Гулда, указав, что выводы Докинза опираются на набор логических предпосылок, которые в итоге, пусть и косвенно, основаны на эмпирических данных. «Сама природа построения правильного дедуктивного аргумента такова, что при наличии определенных предпосылок заключение следует из логической необходимости совершенно независимо от того, истинны ли используемые предпосылки»[254]. В сущности, защищая дарвинистское мировоззрение, Докинз использует индуктивный подход, но затем извлекает из этого мировоззрения набор предпосылок для дедуктивных умозаключений[255].
Хотя Шанахан ограничивает свой анализ тем, как Гулд и Докинз приходят к противоположным выводам по вопросу эволюционного прогресса, его рассуждения вполне применимы и к религиозным взглядам Докинза. Сделав вывод, что дарвинизм является наилучшим объяснением наблюдений, Докинз переходит к преобразованию предварительной научной теории во всеобъемлющую идеологию. Атеизм таким образом подается как логический вывод из ряда аксиом, с уверенностью истины, выведенной дедуктивным путем, хотя на самом деле в своей основе он гипотетичен.