В любом случае то, что «объясняет» концепция мема, легко объяснить в рамках других моделей. Есть ли хоть какие-нибудь загадки, которые можно решить только с помощью мемов? Докинз избегает здесь каких-либо подробностей, демонстрируя огромный контраст между концепцией мема и своей же концепцией «эгоистичного гена», которую он блестяще обосновал фактами.
«Науке» меметике уже четверть века, однако она так и не смогла выработать продуктивную исследовательскую программу в рамках когнитивных наук, социологии или истории идей. Отталкиваясь от того, что мы знаем сегодня, я могу лишь согласиться с убийственной критикой Мартина Гарднера:
«В силу своей размытости понятие мема оказалось бесполезным, оно вносит больше путаницы, чем ясности. Я предсказываю, что эта концепция вскорости будет забыта, оставшись в истории лишь любопытной, но бессмысленной игрой слов. Для критиков меметики, которых в настоящее время намного больше, чем ее сторонников, она выглядит нагромождением терминологии для объяснения того, что все и так знают и могут изложить в рамках пусть и более скучной, но зато значительно более полезной теории передачи информации»[475].
Соображения Гарднера нашли отражение в статье 2005 года, посвященной закрытию онлайн-журнала меметики[476][477]. Почему он прекратил свое существование? Ответ можно найти в статье с разгромной критикой понятия «мем», опубликованной в последнем номере этого злополучного журнала[478]. Доктор Брюс Эдмондс сделал два фундаментальных замечания в отношении меметики, которые, как он считает, подрывают ее претензии на научную достоверность.
1. Основная причина неудачи меметики заключается в том, что она «не обладает ни объяснительной, ни предсказательной силой, кроме той, которую можно извлечь из аналогии между генами и мемами». Иными словами, она не принесла никакой «добавленной стоимости» для понимания наблюдаемых фактов.
2. Для меметики характерно «крайне абстрактное и чрезмерно амбициозное теоретизирование». Эдмондс в особенности критикует чрезмерно амбициозные и зачастую не основанные на фактах попытки «„объяснить“
некоторые чрезвычайно сложные явления, такие как религия». Однако многие приверженцы понятия «мем» считают, что его ровно для этого и изобрели – чтобы разделаться с верой в Бога[479].
Эдмондс заканчивает статью фактически некрологом: меметика «была недолговечной причудой, которая скрывала больше, чем показывала. Боюсь, у меметики как отдельной научной дисциплины нет будущего».
Неудивительно, что Докинз со временем дистанцировался от претензий на то, чтобы использовать мемы для объяснения культуры в целом[480]. Как выразился Дэниел Деннетт, Докинз «слегка втянул свои рога»[481][482]. Он отступил от былого оптимизма, появились намеки на то, что понятие мема было лишь полезной аналогией. Многие придерживаются схожей точки зрения, предлагая рассматривать мем как теоретическую конструкцию, полезную для объяснения некоторых наблюдений. «Для нас вопрос не в том, существуют ли мемы… а в том, полезна ли эта теоретическая конструкция»[483]. Деннет предполагает, что отступление До-кинза было вызвано тем, что к нему стали относиться как к стороннику социобиологии[484]. Я же думаю, что это связано скорее с осознанием очевидной хронической бездоказательности концепции мема. Хотя дискуссия об объяснительной и прогностической ценности мема продолжается[485], примерно с 2010 года заметна значительная потеря интереса к этой идее.
Бог как «вирус мозга»
Тем не менее существуют и другие основанные на биологических аналогиях способы визуализировать или концептуализировать передачу идей в культуре. В 1990-е годы Докинз развил концепцию мемов в ином направлении, предложив образ «вируса разума». Мемы, говорит нам Докинз, могут передаваться «как вирусы во время эпидемии»[486]. Хотя связь между «мемом» и «вирусом разума» не прояснена с той точностью, которую мы могли бы ожидать, ясно, что в каждом случае ключевой темой для Докинза является репликация. Чтобы вирус был эффективным, он должен уметь две вещи: точно воспроизводить информацию и повиноваться инструкциям, которые в ней закодированы[487].
Но здесь появляется проблема. Мэри Мидгли утверждает, что, хотя человеческие существа и способны являться пассивными носителями биологических вирусов, их нельзя рассматривать как пассивных «переносчиков» или «носителей» идей и убеждений[488]. Со времен Уильяма Джеймса (1842–1910) психологи убеждены, что человек интерпретирует получаемую информацию активно, на основе своих знаний и ценностей. Именно на этой основе он решает, что ему делать с поступающей информацией: принять ее, отвергнуть или изменить[489].
Однако здесь Докинз, к сожалению, снова прибегает к словесной эквилибристике и вместо научных доказательств использует риторические приемы. Всем известно, что вирусы плохие: это заразные паразитические сущности, которые эксплуатируют своих хозяев[490]. Компьютерные вирусы мешают нормальному функционированию системы. Риторически нагруженное утверждение «Бог – это вирус» является плохо замаскированной инсинуацией, а не строгим аргументом. Вера в Бога здесь изображается как злокачественная инфекция, заражающая умы. И надо ли упоминать о том, что за этим предположением не стоят никакие экспериментальные данные – лишь ни на чем не основанные субъективные суждения Докинза о том, что такое хорошо и что такое плохо.
В этой связи интересно, что Сьюзен Блэкмор недавно поменяла свое мнение о том, можно ли рассматривать Бога как «вирус разума»[491].
«Представление о религии как о „вирусе разума“, возможно, отжило свое», – заметила она, признав, что религия пусть и не всегда, но по крайней мере иногда может быть «чем-то полезным для своего носителя». Может быть, выражение «бактерия разума» было бы более удачным? В конце концов «бактерии бывают как полезными, так и вредными, они могут быть как симбионтами, так и паразитами».
Итак, каковы же экспериментальные доказательства того, что вера в Бога для нас вредна? По мнению Докинза, в научном сообществе принято считать, что религия ослабляет людей, снижая их выживаемость и здоровье. Тем не менее многие недавние исследования указывают, что религия в целом положительно влияет на здоровье. Существование хорошо известных патологических форм религиозного поведения не отменяет научно обоснованной позитивной оценки влияния религии на психическое здоровье.
По-видимому, Докинз полагается на некритичность своих читателей, рассчитывая, что они примут его собственные субъективные взгляды на пагубность религии без возражений. Здесь мы снова не видим строгого доказательного анализа влияния религии на индивидов, который характерен для научного подхода, чьим поклонником является как Докинз, так и я.
Растущее недоверие к представлению о Боге как о вирусе ведет к вполне однозначным последствиям. И без того слабая аналогия окончательно теряет свою убедительность. По результатам последних исследований, религия оказывает положительное влияние на благополучие человека в 79 % случаев, нейтральное или смешанное – в оставшихся 20 %[492]. Как можно в этой ситуации считать религию вирусом, то есть чем-то вредоносным? Много ли вирусов оказывают такое же положительное влияние на своих хозяев? Вера в Бога вовсе не снижает выживаемость: это дополнительный ресурс, повышающий психическую устойчивость[493]. Однако не сомневаюсь, что в рамках мировоззрения, а скорее вероисповедания До-кинза, каковым является атеизм, вера в Бога должна оказывать на человека непременно пагубное воздействие. Но она этого не делает. Доказательства не подтверждают теорию.
И снова: каковы экспериментальные доказательства существования гипотетических «вирусов разума»? В реальном мире вирусы проявляются не только во внешних симптомах: их можно непосредственно обнаружить, подвергнуть эмпирическому исследованию и детально охарактеризовать их генетическую структуру. Напротив, концепция «вируса разума» гипотетична, основана не на прямых наблюдениях, а на сомнительных рассуждениях по аналогии и совершенно не согласуется с тем поведением, которое приписывает этому «вирусу» Докинз. Можно ли наблюдать вирусы разума? Какова их структура? Каков их генетический код? Где именно они локализованы в человеческом теле? И, учитывая, какое значение Докинз придает их распространению, самый важный вопрос: каков механизм их передачи?
Нет никаких экспериментальных подтверждений того, что идеи являются вирусами. В некоторых отношениях они могут «вести себя» словно вирусы, но между аналогией и тождеством огромный разрыв. Как показывает история науки, у истоков большинства научных заблуждений лежали аналогии, ошибочно принятые за тождества. В той мере, в какой оно имеет научный смысл, выражение «Бог как вирус» может быть сформулировано примерно следующим образом: «Закономерности распространения религиозных идей, возможно, аналогичны закономерностям распространения определенных болезней».