Гулд справедливо утверждает, что наука работает только с натуралистическими объяснениями, поэтому утверждать или отрицать существование Бога она не может, и, следовательно, дарвинизму нечего сказать о существовании Бога или о Его природе. Дарвинист, высказывающийся по вопросам религии, сходит с прямого и узкого пути научного метода, оказываясь в дебрях философии. Либо выводы по таким проблемам делать вообще нельзя, либо их надо делать на каком-то другом основании.
Докинз прекрасно знает: «Наука не может доказать, что высшего существа нет»[540], но это, по его мнению, не означает, что «вера (или неверие) в высшее существо – это вопрос чисто личных склонностей». Но кто вообще говорил что-либо о «чисто личных склонностях»? Откуда взялась эта идея? По-видимому, Докинз подразумевает, что вне сферы применения научного метода существует лишь эпистемологическая анархия, обрекающая нас на чистый субъективизм личного мнения.
Ничего подобного. Эта вводящая в заблуждение заметка на полях серьезного спора о границах научного метода позволяет Докинзу уклониться от сути вопроса. Если научный метод не способен разрешить проблему, это не значит, что все прочие решения должны рассматриваться как одинаково обоснованные и при этом мы должны распрощаться с рациональностью в рассуждениях. Это лишь означает, что дискуссия сдвигается в иную плоскость, где действуют другие критерии доказательности и обоснованности. Каждому понятно, что, если научный метод не может ни доказать, ни опровергнуть существование Бога или каких-либо Его характеристик, мы либо оставляем этот вопрос неразрешенным, либо решаем его другим способом. А именно этим занимается и сам Докинз, выдвигая, по сути, ненаучные аргументы в пользу атеизма. Успешность этих аргументов мы рассмотрим позже, а пока еще раз подчеркнем ключевую мысль: научный метод, хотя и может внести важный вклад в эту дискуссию, сам по себе не способен помочь в решении вопросов о Боге.
Наука, вера и доказательства
Один из основных постулатов книги «Бог как иллюзия» заключается в том, что любые утверждения должны доказываться фактами. Как отмечалось ранее, Докинз считает религиозную веру бездоказательной и награждает такими эпитетами, как «слепая вера» или «разновидность психического заболевания». Не сомневаюсь, что у некоторых религиозных людей бывают странные взгляды на отношения веры и разума, тем не менее налицо факт: религиозная мысль (в особенности – в рамках христианства) всегда в основном поощряла, утверждала и развивала рациональность веры как раз для того, чтобы избегать «слепой веры» или «Бога белых пятен».
Так что же такое «доказательство»? Докинз, по-видимому, не понимает, что наблюдение становится доказательством лишь тогда, когда ему найдено место в рамках какой-либо теории. Одно и то же наблюдение может быть интерпретировано по-разному, и таким образом несколько теорий могут использовать его в качестве доказательства[541]. Главное допущение, на котором строится полемика Докинза против теизма, состоит в том, что наблюдения – это всего лишь «грубые» факты, которые имеют лишь одно правильное и недвусмысленное значение.
Этот укорененный в эпохе Просвещения подход весьма проблематичен[542]. Томас Кун справедливо заметил, что любые якобы «однозначные» научные наблюдения казались таковыми лишь потому, что интерпретировались исключительно в рамках одной господствующей герменевтической парадигмы своего времени[543]. «Сдвиг парадигмы» приводит к тому, что эти же наблюдения интерпретируются уже в другом контексте. Иными словами, наблюдение, когда-то считавшееся доказательством какой-либо теории, может стать доказательством и чего-то совершенно другого. Нетрудно понять, почему Докинз не уделяет серьезного внимания проблемам, о которых говорит Кун. Историко-философский анализ Куна подрывает эпистемологическую простоту «очевидной однозначности» Докинза, поэтому неудивительно, что он не уделяет достаточного внимания работам Томаса Куна, называя его «провокатором», который противостоит научному позитивизму из своих скрытых побуждений[544].
Возможно, именно это упущение не позволило Докинзу провести существенное и необходимое различие между «логикой открытия» и «логикой подтверждения». Происхождение научной гипотезы или теории обычно имеет мало отношения к ее истинности. Как отмечал американский философ и ученый Чарльз С. Пирс, теория может возникнуть как из интуиции или вдохновения, так и из рационального размышления. Тем не менее любая теория, будучи сформулированной, должна быть проверена наблюдением[545].
Классическим примером этого является гипотеза Августа Кекуле (1829–1896) о цикличной структуре бензола. Впервые Кекуле опубликовал эту идею во Франции в 1865 году, а затем в Германии в 1866 году. Он не объяснял «логику открытия», которая привела его к этой новаторской идее, хотя в последующих работах им было приведено множество доказательств кольцевой структуры бензола. Но в 1890 году на праздновании двадцатипятилетия этой гипотезы, к тому моменту получившей широкое признание, Кекуле рассказал о том, откуда она взялась. Его репутация к тому времени была безупречна, и, возможно, именно поэтому он уже мог позволить себе признаться изумленной аудитории, каким необычным образом к нему пришла эта идея[546]. Ее источником был сон, в котором змея гналась за собственным хвостом. История происхождения этой гипотезы звучит несколько спекулятивно и даже мистически, но факт остается фактом: наблюдения подтвердили ее истинность, она работала. «Логика открытия» была непрозрачной, а «логика подтверждения» – ясной и убедительной.
Посмотрим, как эти размышления соотносятся с аргументами Докинза в книге «Бог как иллюзия». Докинз склонен рассматривать Бога как некий дополнительный объект во Вселенной, как чайник, вращающийся между Землей и Марсом[547], а это значит, что, во-первых, существование этого дополнительного объекта должно быть доказано; а во-вторых, что религиозная вера в целом менее экономна, нежели атеизм, поскольку включает в себя веру в дополнительную сущность.
Оба этих утверждения небезынтересны. Первое из них подверглось резкой критике со стороны философов и теологов, так как христианство не рассматривает Бога как объект в рамках материальной Вселенной, существование которого можно доказать, словно это ранее неизвестная планета Солнечной системы. Как заметил католический богослов Герберт Маккейб: «Бог – не обитатель Вселенной. Он – Причина, по которой Вселенная вообще существует»[548].
Утверждение Докинза, что Бог должен быть доказуем и наблюдаем, выглядит глубоко проблематичным. Доказуемость в собственном смысле слова ограничивается довольно узкими мирами математики и логики. В естественных науках скорее принято говорить об основаниях, дающих нам повод полагать, что нечто может быть истинным, не забывая при этом о предварительном характере наших умозаключений.
Однако довольно устаревшая форма научного позитивизма, которую исповедует Докинз, требует, чтобы реальность гипотетических сущностей доказывалась – например, при помощи наблюдений. Тут мы видим перекличку с оксфордским «логическим позитивизмом» Альфреда Дж. Айера (1910–1989) и его коллег. Подход Докинза к вопросу о существовании Бога, пожалуй, даже больше похож на философию «здравого смысла» ранних эмпириков, таких как Дэвид Юм (1711–1776), чем на дефляционизм[549] Айера. Сложно не заметить интеллектуальное сходство подходов Докинза и Юма: «Возьмем в руки, например, какую-нибудь книгу по богословию или школьной метафизике и спросим: содержит ли она какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет. Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и существовании? Нет. Так бросьте ее в огонь, ибо в ней не может быть ничего, кроме софистики и заблуждений!»[550] Но жизнь отнюдь не столь проста. Реалистическая философия науки, на которой, как я полагаю, основывается Докинз, проводит различие между наблюдаемыми и ненаблюдаемыми сущностями, признавая, что оно укоренено в сенсорных способностях человека, а не в реальности как таковой. Мы не можем непосредственно «наблюдать» субатомные частицы, но это не дает повод считать их «несуществующими». Различие между тем, что можно наблюдать, и тем, что нельзя, отражает ограниченность познавательных способностей человека, доставшихся ему от природы, которые, тем не менее, могут быть усилены технологиями и расширены с помощью теоретических интерпретаций[551]. Лучшие из научных теорий предлагают объяснения как наблюдаемых, так и ненаблюдаемых аспектов мироздания[552]. Выведенная теоретически и в принципе ненаблюдаемая «темная материя» в современной космологии является ярким напоминанием о важности этого момента. Эта гипотетическая сущность объясняет эффекты, вызванные присутствием некоей массы, которая сама не поддается наблюдениям[553].
Наука абсолютно права, когда требует обоснования наших убеждений на основе наилучших из имеющихся знаний и методов.
Однако, как отметил Стэнли Фиш, методы исследований и системы знаний со временем меняются:
«[Доводы в пользу объективной истины] исходят не из непосредственных и неоспоримых доказательств, а из доказательств, которые кажутся мне наиболее убедительными в свете моего собственного взгляда на особенности мироздания и тех утверждений, что я могу принять, по крайней мере, на данный момент. Короче говоря, мир мне видится таким, каким его изображает методология, которой я сейчас доверяю. Вот что значит объективность, опирающаяся на наилучшие аргументы и доказательства, доступные в данный момент»