Точка зрения Фиша заслуживает пристального рассмотрения. Методы исследования и нормативные допущения встроены в социальный и профессиональный контексты и, таким образом, изменяются с течением времени. Одно и то же «доказательство» (то есть наблюдение) может быть интерпретировано по-разному в зависимости от социокультурных условий.
Третья мишень, которую Докинз избрал для критики, – антропный принцип. Изложив его тезисно и насмешливо, без всякой попытки выглядеть объективным, Докинз заявил, что идея Бога-творца не имеет смысла, поскольку такой Бог должен быть «сложным» и, следовательно, «невероятным»[555]. При этом он признал, что это умозаключение не столько опровергает существование Бога, сколько делает его неправдоподобным. Это, надо сказать, озадачивающий довод – критики вынуждены ломать голову, пытаясь понять, в чем же его суть[556]. Докинз, по-видимому, путает статистическую невероятность с эпистемологической. Позвольте мне привести аргумент, по уровню наивности соответствующий рассуждениям Докинза. Вероятность существования конкретного человека по имени Ричард Докинз исчезающе мала. Это событие настолько невероятно, что Ричарда Докинза не существует. Но это же абсурд.
Четвертое направление критики Докинза касается учения о творении. Бог создал мир, ну а кто тогда создал Бога? «Любой бог, способный что-либо сотворить, сам должен быть достаточно сложным; и тогда возникает аналогичный вопрос о его появлении. Встает неразрешимая проблема бесконечного членения бога»[557]. Прекращение этой регрессии представляет собой неправомерный и преждевременный шаг, основанный на «сомнительной поблажке произвольно оборвать бесконечную регрессию»[558]. Причина какого-либо события должна в свою очередь иметь и свою собственную причину, которая тоже должна иметь свою причину и так далее. Нет никакого способа положить конец этой бесконечной регрессии причин. В чем причина этой причины? Кто спроектировал Проектировщика?
Святой грааль естественных наук – это поиск «теории великого объединения», «теории всего». Почему она считается настолько важной? Потому что она объясняет все, но сама не требует объяснения[559]. На ней прерывается цепь объяснений. Если бы опрометчивые и примитивные аргументы Докинза имели вес, этот великий научный поиск можно было бы прекратить якобы глубокомысленным, но на самом деле тривиальным вопросом: «Чем объясняется объясняющее?».
Возможно, такой сверхтеории не существует. Возможно, «теория всего» окажется «теорией ничего». Однако нет никаких оснований предполагать, что поиск такой теории с самого начала обречен на неудачу просто потому, что он предполагает конечную остановку на пути объяснений. В основе научного поиска лежит именно такое стремление к необъясняемому объяснению, к причине всех причин. В этом нет логической непоследовательности, концептуального изъяна или внутреннего противоречия. «Теория всего» вполне может быть более сложной, чем менее всеобъемлющие теории, которые она объясняет, – но какое это имеет отношение к ее вероятности или невероятности?
Дарвинистское объяснение веры в Бога?
Возможно, самый интересный раздел «Бога как иллюзии» посвящен предположению об обусловленности веры в Бога эволюционным прошлым. Может ли вера в Бога быть убедительно объяснена в терминах теории эволюции? Обсуждение этого вопроса могло бы стать одним из наиболее важных и интересных разделов книги, однако вышло скомканным и неубедительным, поскольку Докинз решил занять позицию атеиста-полемиста, а не беспристрастного ученого.
Если отнестись к этой проблеме всерьез, то надо было бы рассмотреть по крайней мере четыре взгляда на то, является ли религия адаптацией и каким образом и в какой степени это может объяснить ее происхождение:
1. Религиозные верования не имеют адаптивных функций, поэтому их успех в человеческих популяциях следует объяснять другими способами. Рассмотренное ранее понятие «мем» является примером такого редукционистского эволюционного объяснения веры в Бога.
2. Религиозные верования можно рассматривать как побочный продукт более фундаментальных и по существу адаптивных особенностей человеческого познания.
3. Религиозные верования следует рассматривать как адаптацию, которая играет позитивную роль в приспособлении человека к окружающей среде.
4. Религиозные верования – это культурные адаптации, которые коэволюционируют и взаимодействуют с естественными адаптациями.
Трудность в том, что до сих пор не ясно, является ли религиозная вера адаптацией или нет. Некоторые утверждают, что религиозные верования очевидно не обладают адаптивной функцией[560], в то время как другие однозначно трактуют веру в терминах адаптации[561]. На сегодня по этому вопросу консенсуса нет[562].
Докинз предлагает весьма выборочный обзор литературы по этой теме, приправленный его собственными воинственными взглядами на природу и ценность религии. Эти взгляды являются скорее догматической предпосылкой его аргументации, а не обоснованным выводом из нее. Каким бы ни было наше эволюционное прошлое, заявляет Докинз, в настоящее время религия не адаптивна и вредоносна для людей. Религиозные верования адаптивны только в том смысле, что адаптировались к паразитированию на своих хозяевах – людях. Эти рассуждения лишены каких-либо эмпирических подтверждений, в силу чего воспринимаются как голословное теоретизирование, не имеющее какой-либо научной ценности. По словам эволюционного биолога Дэвида Слоана Уилсона, «Бог как иллюзия» показывает нам, что Докинз – «просто еще один разгневанный атеист, разменивающий свою репутацию эволюциониста и ученого на возможность высказывать свое личное мнение о религии»[563].
Нет смысла рассматривать книгу «Бог как иллюзия» как серьезный вклад в исследования о происхождении религии. Можно лишь пожалеть, что эволюционное учение Докинза опирается на «общие принципы»[564] религии, сформулированные сэром Джеймсом Фрэзером (1854–1941) в 1890 году в весьма импрессионистском раннем труде по антропологии «Золотая ветвь»[565]. Это в высшей степени странная тактика. Почему Докинз ставит себя в зависимость от работы, которой исполнилось уже более ста лет и которая в значительной степени дискредитирована? Многие добавят, что подъем современной антропологии был реакцией на очевидные недостатки «Золотой ветви» Фрэзера, за которой не стояло каких-либо серьезных эмпирических исследований.
Но тогда почему Докинз вслед за Фрэзером пытается свести религию к какой-то одной универсальной черте, пренебрегая (если, конечно, он осознает это) массой исследований, которые утверждают, что религиозная вера сложна, разнообразна и не может быть сведена к простому набору универсальных установок? Единственный убедительный ответ заключается в том, что выводы Фрэзера дают Докинзу возможность уложить происхождение религии в свой «универсальный дарвинизм», ведь «универсальные видовые нормы требуют дарвинистского объяснения»[566]. Однако религия не демонстрирует этих «универсальных черт». Это один из многих случаев, когда автор «Бог как иллюзия» берет на вооружение отброшенные предположения XIX века, чтобы с их помощью вершить дело борьбы с религией в XXI веке.
Докинз говорит, что религия – непреднамеренный побочный продукт эволюционного процесса[567]. Один из наиболее удачных отрывков в «Бог как иллюзия» описывает, как мотыльки в процессе своего полета по ночному небу ориентируются на свет луны. Эта эволюционная адаптация пошла наперекосяк из-за изобретения искусственного света.
«Губительный побочный эффект навигационной системы, которая в нормальном случае вполне эффективна», заставил мотыльков лететь на искусственное освещение, в том числе на пламя свечи[568]. Попадая в пламя, мотылек сгорает, совершая ненамеренное самоубийство. Он стал жертвой того, что когда-то было полезной адаптацией.
Не уделяя особого внимания поиску доказательств, Докинз предполагает, что религию также следует рассматривать как ложное срабатывание какого-то некогда полезного инстинкта. «Религиозное поведение может оказаться злополучным, досадным побочным продуктом некоей более глубинной, нижележащей психологической особенности, которая является или являлась в прошлом действительно ценной для выживания»[569]. Это «побочный продукт», «исключительно выгодное свойство», «проявляющееся порой в искаженном виде религиозного верования». Подобные утверждения озадачивают. Как можно говорить о «побочном продукте» эволюционного процесса? Как указывает сам Докинз, естественный отбор «не заглядывает в будущее, не просчитывает последствий, не исходит из какой-либо цели». Как можно осмысленно говорить о намеченной цели процесса (и, следовательно, отличать ее от непреднамеренного «побочного продукта»), не принимая телеологических объяснений в эволюции? Как Докинз может видеть в религии явную «случайность», если его же собственные взгляды не позволяют относить одни результаты эволюционного процесса к «преднамеренным», а другие – к «случайным»?
Докинз тем не менее следует этому неубедительному эволюционному объяснению религии, дилетантски размышляя о предрасположенности человеческих существ к вере в Бога. Но он не замечает проблем, присущих психологическому подходу к происхождению религии. Очевидно, что какие-то аспекты когнитивных процессов могут помочь в объяснении возникновения и выживания религиозных идей, но, как указывает психолог Фрейзер Уоттс, необходимо понимать, что в такого рода областях существует множество возможных объяснений. У некоторых ученых вошло в привычку формулировать вопрос по схеме: «Чем было вызвано событие А? Событием X или событием Y?» Но в гуманитарных науках множественность причин является нормой.