ает ткань в кулаке, даже когда ее уши краснеют. Я беру другое полотенце и бросаю его на ее волосы, которые уже не пахнут лилиями. Сейчас она пахнет мной. Не уверен, какой из запахов мне нравится больше. Мои пальцы скользят по ее волосам, уделяя одинаковое внимание каждой серебристой пряди. Скользящие, ласкающие, вьющиеся по ее голове, затем по затылку и голым плечам. Чем дольше я прикасаюсь к ней, тем краснее становятся ее уши, и она вздрагивает каждый раз, когда я делаю что-то новое.
— Почему ты выбрала этот цвет?
— Почему ты спрашиваешь? — ее мягкий голос разносится в пространстве и оказывается под моей кожей.
— Это необычный цвет для покраски волос. Обычно люди стараются скрыть седину, нет?
— Наверное. Но не я.
— Почему?
— Ты подумаешь, что это глупо.
— Попробуй, — и с каких это пор ее волнует мое мнение?
— Персонажи с серебристыми волосами являются моими фаворитами в мангах и аниме. У них такая умная, мудрая и сдержанная аура, которая мне всегда нравилась, так что я пошла на это. Не буду врать, поддерживать его очень сложно, но оно того стоит.
— Значит, ты любишь таких персонажей, как ты сама?
— Я не умная и мудрая. Сдержанная, может быть.
— Ты самый умный и мудрый человек, которого я знаю. Кроме тех случаев, когда ты ведешь себя как заноза в заднице.
Красные брызги заливают ее щеки, и между нами воцаряется тишина, тяжелая от нашего дикого дыхания. Никто из нас не нарушает ее в течение долгих минут, пока я продолжаю свою работу.
— Ты закончил? — пробормотала она голосом, который, я уверен, не должен был звучать так низко, эротично и с каждой секундой поглаживая мой член.
Когда я не отвечаю, она смотрит на меня.
— Я думаю, все высохло.
— Еще нет, — я хватаю ее за подбородок и перевожу ее внимание вперед, чтобы мне было легче сосредоточиться.
Я продолжаю, пока не чувствую, что она бурлит от этой антагонистической энергии. Только когда чувствую, что она вот-вот начнет действовать, отпускаю ее.
Я бросаю полотенце в раковину.
— Иди за мной.
Она взволнованно выдыхает, но идет за мной.
— Почему ты мне приказываешь?
— А как еще ты будешь делать то, что я тебе говорю? — я шагаю в гостиную, освещенную оранжевым оттенком огня. После того, как отнес ее в душ, я разжег камин, чтобы согреть комнату.
Сесилия наблюдает за обстановкой, как будто она здесь впервые, ее ноги ступают по деревянному полу.
— Я бы не хотела, чтобы мне приказывали.
— А я бы предпочел, чтобы ты делала то, что я говорю.
Этот взгляд, полный жизни и дерзости, возвращается, но медленно исчезает, когда она берет себя в руки.
— Ты можешь дать мне какую-нибудь одежду? Я хочу пойти домой.
— Еще нет.
— А что еще тебе нужно? — несмотря на ее попытки казаться спокойной, ее голос дрожит в конце.
— Еще рано.
Она показывает на дедушкины часы над камином.
— Сейчас полночь.
— Очень рано.
— У меня утром занятия.
— У меня тоже, но ты видишь, чтобы я ныл по этому поводу?
— Я удивлена, что ты вообще учишься... — бормочет она себе под нос, затем прерывается, когда замечает свой телефон и ключи на маленьком журнальном столике.
Все еще держа полотенце смертельной хваткой, как будто это может меня остановить, она садится на диван, подогнув под себя ноги, и проверяет телефон.
Затем слушает голосовое сообщение от явно пьяной Авы.
— Сес!!! Не могу поверить, что ты оставила меня... одну, маленькая сучка. Но, вроде, симпатичная сучка. Вернись, Сеси... Если ты спишь, я тебя разбужу, угу. И еще! Я купила одну из тех маленьких упаковок M&M's, как тетя Ким давала нам, когда мы были детьми. Я оставила тебе несколько, но если тебя не будет, я съем их все. Ненавижу, когда мне хочется шоколада... Глин говорит, что это потому, что мне грустно, но это не так. Правда, Сес? — на другом конце раздается возня, прежде чем голос Глиндон зовет на заднем плане.
— Ава! Господи, какого черта ты стоишь посреди дороги? Это опасно!
— Я говорю с Сеси. Давай сделаем это вместе, Глин!
— Мы, наверное, должны вернуться в общежитие.
— Неее...
И тут голосовое сообщение обрывается. Сесилия испустила долгий вздох и пробормотала:
— Этот ребенок, клянусь.
Я беззвучно скольжу за диван, пока она что-то печатает — ответ на сообщение своей подруги в групповом чате под названием «Четвёрка».
После сообщения от Авы приходит сообщение от моей сестры.
Анника: Похоже, вам было так весело. Я определенно НЕ завидую, сидя в своей башне из слоновой кости.
Я сужаю глаза, но продолжаю читать.
Глиндон: Это было не так уж и весело. Илай появился, а Ава ушла, и да, это была катастрофа.
Ава: В этом доме мы не говорим о Том-Кого-Нельзя-Называть.
Глиндон: @Сесилия Найт. Жаль, что тебя не было рядом, чтобы успокоить ее. Ты единственная, кто знает, как это сделать. Она не переставала пить, играть на виолончели и плакать. Думаю, сейчас она уснет. Где ты вообще?
Выражение лица Сесилии устремлено вниз, пока она печатает ответ быстрыми, изящными пальцами.
Сесилия: Групповое занятие. Я буду поздно. Пожалуйста, проверь Аву @Глиндон Кинг. Поставь ведро у ее кровати и дай ей обезболивающее. Также вытри ей лоб холодным полотенцем и убедись, что будильник заведен. Тебе тоже пора спать, Глин, уже поздно. Разве ты не говорила, что завтра утром у тебя важное занятие?
Глиндон: Да, мама!
Сесилия выпускает длинный вдох, и я наклоняюсь к ней, заставляя ее запнуться, прежде чем полностью выдохнуть.
— Так я теперь групповое занятие?
Она прижимает телефон к груди и медленно смотрит на меня, словно персонаж из фильма ужасов.
— Понятие личной жизни тебе чуждо?
— Возможно.
Она выдыхает с трудом.
— Я должна вернуться и проведать своих друзей.
— Они взрослые, и, в отличие от того, что сказала Глиндон, ты не их мать, — я огибаю диван и сажусь рядом с ней.
Сесилия подтягивается и приклеивается к краю, пытаясь и безуспешно пытаясь создать между нами дистанцию. Я чувствую тепло, исходящее от нее, и горячую энергию, которая отражает мою.
— Не надо, — выдавливаю я из себя.
— Ч-что?
— Твоя нервная энергия возбуждает меня, так что, если ты не готова оседлать мой член, сбавь обороты.
Ее уши снова покраснели, и она потерла переносицу.
— С чего ты взял, что я нервничаю? Может, мне противно?
Я знаю, что эта агрессия — ответ на все мои приказы, и обычно я не ведусь на провокации. Но опять же, моя система никогда не была прежней с тех пор, как она появилась на моем пути. Я протягиваю руку, и она вздрагивает, но я уже схватил ее за волосы и прижал к старому кожаному дивану, который скрипит под ее весом.
Глаза Сесилии расширяются, когда я смотрю на нее сверху вниз.
— Похоже, у тебя неправильное представление о некоторых терминах. Должен ли я дать тебе реальную причину для отвращения?
Она поджимает губы.
— Ответь на гребаный вопрос, Сесилия. Должен ли я?
— Нет.
— Правильно. Нет. Не проси того, с чем не можешь справиться, — я отпускаю ее по той единственной причине, что прикосновения к ней, ее дрожи на моем теле, достаточно, чтобы я захотел ее трахнуть.
И я действительно не хочу причинять ей боль, а ей, должно быть, больно. Сесилия сжимает полотенце так крепко, что белеют костяшки пальцев, а потом бросается назад, чтобы сесть на другой конец дивана. Звук горящих поленьев наполняет гостиную и смешивается с ее учащенным дыханием, прежде чем она испускает вздох.
— И что мне теперь делать? Утонуть в твоей задумчивой, лишенной эмоций компании?
— Вот что тебе не следует делать. Сарказм. Разве я не говорил тебе отказаться от него? Если я повторюсь еще раз, то не словами.
Молчание, ерзание и снова молчание. Затем она резко встает.
— Я собираюсь поискать какую-нибудь одежду.
— Ты прекрасно выглядишь такой, какая есть.
— Я уверена, что ты так думаешь, — начинает насмехаться она, но затем прочищает горло. — Тебе обязательно резать мою одежду?
— Нет, но это более захватывающе.
— Вау. Ладно. Это было прямолинейно.
— Я не менее прямолинеен.
Странное выражение охватывает ее черты, почти как покорность, или понимание. Или, может быть, я придумал и то, и другое.
— Я вижу это, — говорит она с благоговейным спокойствием. — Но ты не импульсивный или безрассудный, так почему ты заставил меня играть в эту игру? Это не в твоем характере — подвергать свою жизнь опасности. Ты не выглядишь самоубийцей.
— Я не самоубийца.
— А если бы один из нас умер?
— Мы бы не умерли. Я вытащил пулю до того, как ты начала.
Ее губы разошлись, и она уставилась на меня так, будто я сам Люцифер.
— Ты... ты...
— Не надо торопиться. Не торопись, подбирая слова.
— Я действительно думала, что умру!
— Что сделало тебя более честной. Разве ты не рада, что я проявил изобретательность и нашел способ заставить тебя открыться?
— Да пошел ты, — бормочет она, затем идет к лестнице и исчезает на самом верху.
Должно быть, в прошлый раз она провела здесь ознакомительную экскурсию. Я не беспокоюсь из-за того, что она может сбежать, так как балконы и окна расположены высоко.
Я снимаю куртку, бросаю ее на стоящий рядом стул и переписываюсь с Ильей о деталях безопасности.
Предпочтительнее было бы сделать это лично, а также разработать план нанесения большего ущерба Змеям. Но мысль о том, чтобы покинуть это место для выполнения всех этих обязанностей, не привлекает.
Нет, не это место. Кого-то в этом месте.
— Почему... это здесь?
Я поднимаю голову от телефона и смотрю на Сесилию. Она одета в джинсы и черную футболку, которая прилегает к ее сиськам.
Предметы, о которых идет речь, — это несколько манг, которые она, вероятно, нашла на тумбочке. Даже когда она держит их, ее руки дрожат.