— Прощай мой верный оруженосец, — проговорил Шумер, присаживаясь рядом с ним на полик.
— Тебя что-то заботит, командир. Моя нога…
— Не твоя нога. С твоей ногой всё нормально. Меня волнует амфетамин. Плясун и Апостол. Думаю, эти чудеса храбрости неспроста…
Цикада заволновался:
— Нашли закладку?
Шумер вздохнул.
— Закладка — не проблема. Найти бы закладчика. Уверен, «идейных» наркоманов, с зависимостью, среди наших нет, но кому-то у нас денег не хватает. Вопрос: кто ж у нас такой бедный.
Цикада, забыв о боли в ноге, начал перебирать варианты. Всё-то у него получалось как-то не к месту. Всё-то какие-то чужие, дальние люди возникали. Такие, кто ни с Плясуном, ни с Апостолом наверняка ни разу и словом не перемолвились. Шумер смотрел куда-то в сторону. Думал о своём. Между тем явился мехвод мотолыги. Заскрежетал, взрычал дизель. Настала пора прощаться.
— Я верю, ты найдёшь решение, — пропищал Цикада и поперхнулся слезами.
— Ненадолго прощаемся. Ты умный, Ваня. Думай на досуге о моём деле. Примени, как Шерлок Холмс, дедуктивный метод.
— Есть, командир!
В МТЛБ полезли люди. Запах влажной земли и пороха окончательно перебил запах крови.
МТЛБ в сопровождении пикапа покинула передовую перед рассветом.
Расселись кто куда. Закурили, с привычным недоверием прислушиваясь к тишине. Курили спокойно. В рассветных сумерках огонёк сигареты не так заметен, как ночью. Молчали долго. Первым прервал молчание Расул Касумов (позывной Апостол), один из двух мобилизованных дагестанцев.
— Цикаде хана. Ему в строй не вернуться. Воевать с протезом на левой ноге это и так… Как? Забыл слово, командир…
— Беспрецедентно, — нехотя отозвался Шумер.
— Я вообще не понимаю, как можно воевать с протезом, — проговорил земляк Апостола, бравый джигит с позывным Плясун, он же Баходур Усманов. — Как он вернулся в строй и воюет с протезом, э? С 2015 года, говоришь? Семь лет воюет? На протезе далеко не убежишь. Этот человек герой!
— Отбегался, — вздохнул кто-то. — Как будет жить наш Ванюша? Он кроме как воевать больше и делать ничего не умеет — потомственный шахтёр, да шахты все позакрывались.
— Логично, — кивнул Князь. — С таким ранением ампутации не избежать. Ваня научится ходить на двух протезах, но воевать…
— Цикада — крутой пацан. Я слышал, в 2014-м, когда всё началось, он сидел на зоне. А до этого был шахтёром. Работал в забое. И отец его работал в забое. И дед его работал в забое. Но Цикада до пенсии в забое работать не мог, потому что шахты закрылись. Тогда Цикада пошёл грабить банк очень плохого и богатого человека. Аллах акбар! Всевышний не считает подобный грабёж большим грехом… — Апостол провёл по лицу ладонями ото лба к жиденькой бородёнке и закатил глаза к небу.
Апостол долго и с увлечением рассказывал историю жизни своего товарища, передавал, как говорится, изустно, время от времени вставляя от себя весьма цветистые замечания относительно хороших и плохих людей, правильных и неправильных событий, Божьей справедливости и лукавой бесовщины.
— В твоём рассказе, Расул, нет логики, — устало заметил Князь, когда Апостол умолк. — Зачем уголовнику воевать за свободу Родины? Уголовники живут по другой программе: украл (ограбил) — сел в тюрьму — освободился — ограбил — сел в тюрьму… и так далее. За свободу Родины воюют иные люди. Такие, как ты, Расул. И Цикада такой же, как ты. Какой с него уголовник?
— А вот и нет, товарищ сержант! — шепотом воскликнул Леший — опытный пожилой мужик, доброволец из РФ, воюющий на Донбассе с 2015 года. — Просто есть люди, приспособленные к войне, к жизни в ужасных условиях, в земляной норе под постоянными обстрелами. И дело не в том, что за это платят. Да за это практически и не платят! Донецкие воюют за пятнадцать тысяч рублей, а это не те деньги, за которые кто-то станет рисковать.
— Воюем за идею? — хмыкнул Князь.
Он явно недолюбливал Лешего, полагая в нём идейного кретина.
— Идейно мотивированное войско — это большой плюс к боеспособности, но всё же это сознательные мотивы. Вот товарищ Шумер говорил «слушай сердце», и я о том же. Вряд ли кто-то из присутствующих способен внятно объяснить концепцию «Русского Мiра». А в том мире, откуда тебя, Князь, мобилизовали, полно деструктивных людей, которые не прочь побыть рядом со смертью: прыгать с парашютом, спускаться по опасному склону на лыжах или, наоборот, лезть на скалы, участвовать в гонках. Но всё это лишь замена войны. Такие люди подменяют настоящую опасность её суррогатом, и таких людей среди нас нет…
Леший замолк, оборвав себя на полуслове, словно застеснялся собственного многословия и разом растерял все слова.
— Да, мы не бегаем от опасности, не подменяем её суррогатом. Мы стоим насмерть… — отозвался Шумер. — Мы действуем против логики. Восприятие происходящего упростилось до базовых понятий добра и зла, как в первобытные времена, когда не было ипотеки, толерантности и прочей мишуры. Нам предоставлен шанс разобраться что есть добро, а что есть зло. В том числе и применительно лично к себе. Честный человек не сможет не задать себе вопрос: мы добро или зло? И потомственный шахтёр Цикада, и Леший, бросивший в России семью и нормальную с точки зрения обывателя работу, все мы несем зло — это факт. Но преследуем мы что? Рассуждать в стиле многоумного психоаналитика, дескать, они не понимают, что это в конечном итоге наше зло обернётся благом для них — дело неблагодарное. Не рассуждать надо, а слушать сердце. Сердце любого нормального человека сначала выдаст порцию огромной боли, потому что война, которую мы развязали — это страдания простых людей, по какую бы сторону баррикад они ни находились. А потом сердце успокоится и скажет, что мы правы. Несмотря ни на что — мы правы.
— Сам себя уговариваешь, командир, — проговорил Князь, поднимаясь. — А Цикаду жалко. Хорошего бойца потеряли. Каково-то ему будет, когда осознает масштаб проблем.
— Ване мы найдём применение. Есть у меня на этот счёт идеи. Нам необходимо обучать новобранцев. Этим-то он и займётся. Ну что, пацаны? По местам?
Бойцы поднялись. Тихо переговариваясь, они разминали затёкшие конечности. Кто-то удалился в утренний туман, на назначенную для него позицию в какой-нибудь земляной щели. Кто-то расположился неподалёку от блиндажа Шумера и занялся неотложными солдатскими делами — приготовлением пищи, чисткой оружия. Кто-то прикорнул к брустверу окопа. Беспокойный сон их продлится до того момента, когда настанет черёд заступать на пост, туда, где их товарищи всматриваются в зыбкую утреннюю дымку, прислушиваются к звукам природы. Самые опасные из них: треск сломанной ветки под ботинком вражеского разведчика, хлопок от выхода мины, отдалённый рокот движка.
В обыденной жизни бойцы старались держаться от Шумера на почтительном расстоянии, подарив командиру необходимое ему для душевного равновесия уединение. Каждый из них изучил характер своего командира достаточно хорошо. Каждый понимает, как тяжела для него потеря Цикады, который был для комбата чем-то вроде ординарца.
Оставшись один, Шумер некоторое время сосредоточенно изучал содержание собственного гаджета. Ранее он заметил, как Леший снимает процесс приготовления пищи на видео. Ролик он потом выложит на своём Телеграм-канале. Шумер вспомнил, что неплохо бы прошерстить социальные сети для необходимого контроля за подчинёнными. Интернет в ПГТ нестабильный. Точнее, в ПГТ, как правило, нет никакого Интернета, но этим утром сеть работала, и Шумеру удалось прочитать несколько вчерашних сообщений. Ролик Лешего с только что приготовленным рагу оказался уже опубликованным. Быстро работает чёрт!
— Не туда смотришь, — услышал он тихий голос.
Шумер поднял глаза. Так и есть, дед. Вернее, Призрак. Так окрестил старика Цикада. Призрак потому, что старый этот человек всегда является тихо и внезапно, словно ниоткуда, словно с того света приходит. Вот и на этот раз…
— Здорово, Петрович!
— Здравствуй, комбат!
Рукопожатие Призрака было, как обычно, крепким и сухим, вовсе не потусторонним.
— Поешь с нами? Леший приготовил завтрак-обед.
— Если до этого дело дойдёт, то пообедаю.
— Думаю, на сегодня хватит. У них не менее трех двухсотых. И трёхсотых по моим прикидкам около пяти.
— Три и три, комбат.
— Пусть так.
— Ваня?
— Ваню отправили в тыл.
— Плохо дело?
— Думаю, отвоевался он.
— Ничего не отвоевался. Он крепкий.
Разговаривая с Призраком, Шумер листал странички Телеграма.
— Ваня тоже пишет. — Призрак ткнул заскорузлым пальцем в дисплей гаджета.
— Что пишет? — насторожился Шумер.
— Называется «Цикада пищит». Я читал. Почти художественно. Среди этих ребят, — Призрак сделал широкий жест рукой, — есть свои Ремарки, которые опишут эту войну. Пусть в немного нетрадиционной форме, но опишут.
— Погоди! Как ты сказал? Что Цикада?
— Пищит. Так называется его страница.
— «Цикада пищит» — это никнейм, Петрович. Ну-ка, подожди. Ах вот! Нашёл. А ведь лгал мне, поганец, что только в ВК имеет страничку. Да она у него там мёртвая с 2014 года… Ба! Да у него тридцать четыре тысячи с хвостом подписчиков!
— Больше, чем у тебя?
Изумлённый, Шумер не придал значения замечанию Призрака, а ведь следовало бы удивиться. Деду далеко за семьдесят, а он бомжуя среди руин, где нет ни пищи, ни воды, ни Интернета, так много знает о социальных сетях!
Шумер погрузился в чтение, заново узнавая, казалось бы, хорошо знакомого человека.
— Интересно?
— Ещё бы! Во пацан даёт! Писатель! Ей-богу!
— Против вас стоит сто двадцать восьмая бригада.
— Да знаю я! Ты что, Петрович, в разведчики заделался? Или ты у нас агент влияния?
Шумер рассмеялся, в который раз поражая Призрака своим умением делать несколько дел сразу, как в данном случае, когда он и читал, и вёл беседу с реальным собеседником.
— Там есть ещё никнейм, посмотри. Называется «Герої сто двадцять восьмий ЗСУ». «Сто двадцать восемь» циферками прописано. Тоже в своём роде интересное чтение.