У Цикады аж нос побелел от напряжения мысли. Позабавленный его озадаченностью, я легонечко пнул Тимура в голень.
— Эй, Мякиш! Толкани ещё что-нибудь из московского гуманитарного толковища. Солдаты с передовой интересуются настроениями в тылу.
— Могу рассказать о фестивале документального кино. Я даже написал об этом коротенькое эссе, чтобы зачитать его на нашем еженедельном собрании.
— Подпольном? — поинтересовался Цикада.
Тимур вспыхнул.
— Зачем же подпольном? Мы собираемся в «Жан-Жаке» возле метро «Арбатская». Не знаете?
Цикада, сохраняя самое серьёзное выражение на лице, отрицательно замотал головой, а Тимур принялся с забавной сосредоточенностью листать заметки в своём телефоне.
— Эссе совсем короткое. Вот оно…
— Что такое эссе? — шепотом поинтересовался кто-то с верхней полки, но Тимура было уже не остановить.
— Чем дольше идет война, тем быстрее идет выхолащивание официальной культуры. Russia Today попыталась устроить свой ответ вынужденно эмигрировавшему фестивалю документального кино «ABCD» и провела в Москве собственный фестиваль кино. Он стал ярким примером того, что «патриотам за грант» сказать нечего. Кругом враги, мы всех убьем, война — мать родна. И без того узкий круг тем сужается с каждым днем, а нам остается только фиксировать процесс этого вырождения. Впрочем, и в этих сумерках культуры проскакивают еще свои последние искры: «Гомер и Архилок были первыми военкорами!» — бормочут нынешние. Им хочется быть наследниками Гомера, но пока не получается допрыгнуть даже до Геббельса. Тем не менее мы выслушали их речи, стали свидетелями их стихов и молитв, посмотрели их фильмы: совершили путешествие на эту невидимую для давно выбросившего телевизор человека обратную сторону Луны, где фашисты готовят свои военные базы для штурма Земли.
Прочитав сей текст, мой младший брат снова потянулся к стакану, что не могло не радовать. Только осушив свой пластик до дна, он решился посмотреть в глаза окружавшим его солдатам. «Ну как? — говорил этот преисполненный экзистенциальной боязни взгляд. — Круто?»
— Всё ещё можно исправить, — проговорил Цикада. — Убивать тебя никто не будет, потому что можно всё исправить. И он уставился на меня с непонятным мне сочувственным выражением. — Мы покажем ему «обратную сторону Луны» по-настоящему.
— Вы очень добры… — пробормотал Тимур, поджимая губы.
Подобное милосердие ему самому казалось унизительным, и он готов был полезть в драку. Однако доза выпитого уже превышала скромные возможности его организма. Тимка плыл и это было заметно любому из солдат, ставших по моей наводке свидетелями этого перформанса. Драться с таким экземпляром скучно. Да и зачем?
— У эссе есть продолжение? — вежливо осведомился Цикада.
На мой взгляд, для бывалого окопника, он был высоко развит и изысканно вежлив.
— С правой культёй много возни было, — проговорил он, угадав мои мысли. — Полтора года по госпиталям. Спасибо Шумеру (Шумер — это мой командир) помог. За полтора года много книжек освоил самоучкой. Да и контингент в госпиталях разный бывает. Попадаются и учёные люди.
— Вот и Тимур тоже книжный человек. Вам бы с ним соединиться…
Цикада понимающе кивнул.
— Мы хотим продолжения! — проговорил кто-то.
— Есть ещё разные мнения на этот счёт… — пискнул Тимур.
Я выдохнул. Раз перфоманс продолжается, надо ещё накатить. Лимончелло у меня закончился, пришлось разлить по стаканам кампари. Тимур поморщился, но отхлебнул — у страха глаза велики.
— Могу рассказать о жизни и смерти Андрея Дольнова…
— Кто такой? — спросили с верхней полки.
— …о его пути от активизма и правозащиты до смерти за «русский мир». Две недели назад мы собрались в «Жан-Жаке» на его поминки. Андрей Дольной уехал в Украину под девизом: «Родился орком — защищай Мордор». В Украине его сожгли из огнемёта.
— В каком месте Украины его сожгли из огнемёта? — спросили с верхней полки.
— В Донецкой области, — с офигительным простодушием ответил Тим.
Бить его не станут даже за это!
— Донбасс — не Украина, — веско заметил Цикада. — Но ты мне нравишься. Учёный человек. Только ты используешь свою учёность не в ту сторону. Ты разбираешься в философии и психологии…
Тимур кивнул:
— Философия — бакалавриат. Психология — магистратура.
— Ты не ешь мясо и жирную пищу…
Тимур кивнул.
— Кофе без кофеина. Молоко без лактозы. Хлеб без глютена.
Тимур кивнул.
— Постель без женщины.
Тимур скривился. Педерастии он не одобрял. Педерастия или самокастрация — это чересчур даже для такого, как он.
— Ты не пьёшь алкоголь…
— Только когда страшно, — с этими словами Тимур снова протянул мне стакан и я с готовностью наполнил его.
— Ты отважный парень! — Цикада улыбнулся. Вероятно, это была самая подкупающая из его улыбок, и Тимур признался:
— Лучше пыхнуть. Пых — экологично. Алкоголь — токсично.
Тут взяла слово верхняя полка:
— На самом деле никакой Украины нет. Украина — это часть России. И хохлов никаких нет. Нет такой нации. Хохлы — это испорченные русские, которых надо исправить!
— Или убить, — добавил кто-то.
Тимур совсем сник. Пора брать дело в свои руки.
— Украина с маленькой буквы «у» — это способ существования русского общества в его безгосударственном состоянии. Оно характеризируется свободой и привилегиями для элиты без каких-либо обременений, — проговорил я.
— Элита? — насторожился Цикада. — Что такое элита?
— Он имеет в виду элиту в самом широком смысле, — Тимур сделал неопределённый жест рукой. С такой серьёзной миной мамочкин сладкий пирожок выглядел весьма забавно. — Это элита интеллектуальная, это бизнес-элита, элита политическая, элита культурная… Люди образованные. Вот вы, к примеру, какой вуз окончили?
— Я? В горном колледже один год проучился.
— А потом бросили? Лень одолела или семейные обстоятельства?
— Обстоятельства. Война началась. Я сам с Марьинки. Мой дом снарядом разбило ещё в 2015 году.
Цикада с видимым удовольствием потягивал кампари. Видно, женский этот напиток пришёлся ему по вкусу.
— Дом разбило? Вам надо было заработать денег, чтобы починить дом? Но ваши родители…
Тим казался мне очень забавным в наивном своём недоумении. Цикада продолжал.
— Мои родители? Отец умер в 2010-м. Силикоз лёгких — профессиональное заболевание горняков. А мать? Мать померла в 2016-м. Но сначала ей оторвало правую ногу. Быть безногими — наша фамильная карма.
Цикада рассмеялся, а мой брат, вырвав из руки сидящего на его полке парня стакан коньяка, опустошил его не поморщившись.
Вообще-то Тим крепкий на выпивку. В него и литр чего-нибудь крепкого легко войдёт, но на всё, что свыше литра, наступает реакция тяжёлого продолжительного похмелья. Эдакая нирвана бессознательных реакций, которая может длиться не один день. Достижение именно этого состояния и являлось нашей первоочередной целью. К ней мы мчались на всех парах.
— В таком случае немудрено, что всё ограничилось одним годом колледжа, — отдышавшись после выпитого, проговорил Тим. — Вы остались одни. Такая трагедия!..
Мужики на верхних полках и гости из соседних купе загомонили разом. На бедную, уже не вполне трезвую голову Тима посыпались различные истории. Утраты, большая любовь, бедность, вечная борьба, страшные и наивные в своей простоте истории побед над безысходностью и страхом. Смерть присутствовала в каждой из них — ранняя, внезапная, трагическая, мгновенная и мучительная. Увечье, такое, как у Цикады, или худшее, являлось делом обыкновенным. И во всех этих рассказах присутствовала надежда на Россию, которая поможет, спасёт, подставит плечо, заслонит грудью в самый решительный последний момент.
И вот, собственно, эта надежда оправдалась. РОССИЯ ПРИШЛА. Она длится. Жертвы её кровавы, и не видно им конца. Вместе с первыми неудачами наступило осознание стратегического одиночества, когда кроме Бога надеяться не на кого, когда нельзя оплошать, потому что спасать никто не придёт. Солдаты в купе толковали о трусости и о заградотрядах, стреляющих в спины украинских оппонентов. Тимур, взволнованный этими рассказами, стал чаще прикладываться к стакану. Наушники и гаджет забросил на полку. Цикада теперь сидел рядом с ним плечом к плечу, как близкий товарищ и доверенное лицо. Я наблюдал Тимура, не забывая подливать в его стакан теперь уже коньяк. Цикада поначалу злился, что обношу его, но откуда-то явилась водка и про «женские напитки» позабыли.
Я подгадал момент, когда уставшие от выпивки и разговоров солдаты частично разбрелись по своим полкам. Тимура одолел нездоровый сон. Он уронил голову на плечо улыбающегося Цикады.
— Странный парень этот Тимур. Вроде бы умные вещи говорит, но… Будто с луны свалился, — проговорил Цикада.
— Он, Ваня, такой же, как мы с тобой, верноподданный возрождающейся Российской империи.
— Он похож на тебя и в то же время не похож.
— Похож как две капли воды. Мы практически близнецы.
— Та нееет. — Цикада улыбался всё шире. — У него борода и веганские привычки. Он слишком чист и оттого не угоден Богу.
При последних словах Цикады Тимур поднял голову и уставился на него с таким выражением, словно видит его впервые. Цикада рассмеялся.
— Та ты только посмотри! Он пялит на меня ровно так же, как и ты. Выражение морды идентичное!
— С того момента, как сел в этот вагон, я пристально всматриваюсь в бездну… — молвил Тимур, и я полез в рюкзак, где в специальном чехольчике у меня хранилась пена для бритья и опасная бритва, ибо иных бритвенных инструментов я не признаю.
— …если долго смотреть в бездну, — продолжал между тем Тимур. — То давайте будем взрослыми и не станем обижаться на то, что бездна начнёт вглядываться в нас.
— Давай-ка ты под левую руку, а я под правую.
Так вместе с Цикадой мы под белы рученьки проводили Тимура в туалет. Там Цикада придерживал его, а я срезал опасной бритвой его бороду и брил начисто покорное тело смотрящего в бездну вегана.