Старик умолкает, а я, преодолев позыв выскочить из вагона и отобрать у Шумера брата, укладываюсь на бок. Сейчас мне положено думать о Крутакове и @margo_pochez. Крутаков — это нить, потянув за которую можно размотать какой-нибудь клубок. А вдруг это окажется нужный нам клубок? @margo_pochez — это мой мужской долг. Что тут ещё скажешь? Выходит, я не орк и не осёл, а нечто третье, вроде Шумера. Эта благостная мысль смиряет меня с житейскими реалиями.
Без пяти минут три поезд трогается с места, унося нас со стариком в сторону Крымского моста. В полупустом вагоне тихо, но уснуть мне всё равно не удаётся. Через 10 минут на симку Тима приходит сообщение от какой-то Елены Петровны. В сообщении сказано, что к поезду дама не успевает, но готова встретить Тима на автовокзале Владикавказа в такое-то время и просит подтвердить встречу. Подтвердив встречу с Еленой Петровной, я засыпаю. Около шести утра я должен проснуться и сойти на станции Томашевская. А пока не забыть отправить сообщение контакту «Мама».
Глава 9Голос правды в сердце человека
Так всегда бывает с бодуна. Лежишь на спине. Хочется блевать, но не блюётся. Хочется жрать, но лень тащиться за едой на кухню. Надо умыться, но невозможно оторвать голову от каменной подушки.
Да, я не дома. Я свалился с копыт, скорее всего, в каком-то парке, потому что из низко нависающего тумана торчат обломанные ветки деревьев. Я вожу вокруг себя рукой и нашариваю щебень и битый кирпич. Кроме того, несмотря на тёплую в целом погоду, лицо моё почему ужасно мёрзнет. Я прикасаюсь ладонью к подбородку и… обнаруживаю полное отсутствие бороды.
Теперь я обязан вспомнить, где и при каких обстоятельствах я похерил собственную бороду!
Я вожу рукой по своему телу и обнаруживаю лежащий поперёк брюха увесистый железный предмет, который после тщательной проверки оказывается автоматом с дулом, курком и прикладом. Куда положено вставлен рожок, и, возможно, он не пустой.
О, майгадабал!
От ужаса я принимаю сидячее положение и сблёвываю часть своего нездоровья на пыльный вонючий щебень.
Смаргиваю слёзы.
Озираюсь.
Я нахожусь внутри какой-то руины. Окна вынесены. Стены наполовину обрушены. Через провал кровли видны посечённые деревья. В прорехах стен лишь молоко затопившего всё окрест тумана. Тишина пугает. Слышны только частые хлопки: кто-то с упорством, достойным лучшего применения, лупит палкой по доске.
Начинаю припоминать проводы в Москве, озабоченные лица родственников, компанию солдат в плацкартном вагоне, сводного братца-армянина. «Мне вообще не важно, какой национальности человек. Главное, чтобы он был русским» — так говорил отец. Отец обоих своих сыновей искренне считал русскими. Странно. По логике моего отца, Герман Мартиросян — мой русский брат. Я встречаю Германа Мартиросяна в плацкартном вагоне. Волею Всевышнего мы с ним оказываемся на соседних полках. Потом происходит нечто, и я, лишившись бороды, оказываюсь вместе с чужим автоматом в этой вот руине.
О, майгадабал!
Ещё помню увечного мальца на двух протезах. Как же его звали? Кузнечик? Василий? Фёдор? Помню какого-то старца, возникшего словно из ниоткуда. Серое лицо в обрамлении сероватых волос и бороды, серый мешковатый костюм-двойка. Довольно новый и чистый. Под мышкой — кожаный портфель. Старик похож на привидение, и малец на протезах очень метко окрестил его Призраком. Были там и другие солдаты, лиц и имён которых мне не припомнить. Они, конечно же, тоже ехали на войну. Война!!!
Я уставился на автомат: дуло, приклад, курок рожок, остальные детали, названия и предназначения которых мне не известны. Кажется, так выглядит автомат Калашникова? Потом я уставился на собственные ноги, обутые в тяжёлые армейские ботинки на шнуровке. Не помню, как их шнуровал. Не хочу носить такую обувь. Я — мирный человек, и моя мать сойдёт с ума, если узнает, что я оказался на войне. А я оказался на войне — это факт. И эта лезущая в ноздри вонь — не запах выгребной ямы. Это пороховая вонь. Руины пахнут так, потому что в них угодил снаряд. Возможно, не один снаряд, а целых много. И все они были начинены порохом. И порох этот взорвался.
О, майгадабал!
Я ещё раз огляделся по сторонам. Заметил в дальнем от себя углу, где смыкались две полуразрушенные стены, какие-то бурые пятна. Я пополз в том направлении. Острые кусочки щебня впивались в мои колени, причиняя острую боль, но я терпел. Я опирался и на руки, но боль в ладонях не казалась столь острой, потому что на руках моих каким-то чудом оказались толстые перчатки без пальцев. Смущало то, что я не помнил, каким таким образом они оказались у меня на руках. Но более смущения меня одолевало странное любопытство, требовавшее обязательно и во всех подробностях рассмотреть кровавое пятно в углу, ибо кровавое пятно — это кринж и зашквар, это жестокий троллинг судьбы.
Почему-то в самом начале своего пути на четвереньках я был уверен именно в кровавом происхождении бурого пятна. Впрочем, кровь ведь могла принадлежать и какому-нибудь животному…
Я полз, пока моя рука не вляпалась во что-то мягкое и влажное. Пальцы мои и перчатка тут же приобрели характерный бурый оттенок запёкшейся крови. К пороховой вони прибавился иной аромат, который тоже ни с чем не спутаешь. Тут же что-то пискнуло и зашевелилось. Я заметил суетливо мелькнувшие серые тени. В голову полезли воспоминания об американском фильме Льюиса Майлстоуна[40], первым экранизировавшего роман Эриха Марии Ремарка.
О, майгадабал!
Эрих Мария вовсе не стебался. Он буквально писал обо мне! Я отбросил в сторону часть полуприкрытой брезентовой материей кровоточащей человеческой плоти, случайно оказавшейся в моей руке. Шныряющие повсюду крысы заставили меня подняться на ноги. Голова моя закружилась, и автомат с грохотом упал на груду окровавленного щебня у меня под ногами.
Как обычно в сложной ситуации я схватился за телефон, который нашёлся в карманах странного жилета, покрывавшего моё тело. Телефон оказался заряжен и ловил сеть. Айфон был той же модели, что и мой. Выходит, кто-то меня побрил, переодел и отправил сюда. Этот жестокий старик Хоттабыч снабдил меня жилетом-разгрузкой и автоматом. В ту же секунду и с немалым удивлением я обнаружил на собственной голове каску и тактические очки. Глотка моя пересохла. Да, давненько мне не приходилось переживать эдакий разрыв шаблонов. Баттхерт! Одно хорошо: жажда перебивала страх, и я уже собрался покинуть периметр разрушенных стен в поисках источника живительной влаги. Вот только…
Какие же сюрпризы подарит мне судьба, если я окажусь снаружи? Инстинкт самосохранения требовал обратиться за советом к гаджету. Но перед этим надо успокоиться. Надо принять таблетку. О, майгадабал! Мне нечем её запить. Придётся жевать, а она может оказаться горькой, ведь до этого я проглатывал назначенные мне препараты не жуя.
После съеденных трёх ужасно горьких таблеток, руки мои всё равно ужасно тряслись, может быть, поэтому первым делом загрузилась PokemonGo. О, майгадабал! Моя руина оказалась полна покемонами. Тут были мьюту, мью, мяут и даже чаризадр. Мгновенно позабыв и о войне, и о собственной матери — вот кто сейчас сходит с ума от беспокойства! — я предался самому умиротворяющему из всех занятий — ловле покемонов. Вскоре ко мне присоединился второй игрок. Мне казалось, он находился где-то рядом и скоро я столкнусь с ним нос к носу. Интуиция, эмпатия — называйте как хотите — никогда меня не подводит. Подспудно, преодолевая сосущую жажду и надвигающийся голод, я ждал появления кого-то наподобие Геры Тимакова с психфака или priv_fs life — бьюти-блогерши с аспирантуры филфака (имя по паспорту позабыл). Кринж, конечно. Но что поделать.
Итак, я переловил мьюту, мью, мяут и даже чаризадра в восхитительно короткие сроки. Теперь можно приступать к поискам источника воды. Однако выйти за периметр стен мне не довелось. Снаружи послышались голоса и из-за разрушенной стены вышли трое мужиков. Один пугающе огромный, с бородой как у Карабаса-Барабаса. Другой — симпатичный такой мальчишка с подкупающе открытой улыбкой. Третий — типичный хохол «с Киева», как у них говорят. Эдакий псевдоинтеллигентный хлыщ, чья русская речь постоянно соскальзывает на суржик.
Все трое выглядят вполне воинственно. Эдакие вышедшие на охоту волки. Значит, сейчас, вот прямо сейчас я получу по морде. О, майгадабал! Ну не станут же они меня убивать? Я у мамы единственный сын. Должно же это иметь для них какое-нибудь значение?
— Я — единственный сын своей матери!
— …и я… — отозвался улыбчивый мальчишка.
— Та хто ж тут не сын? У моей мамки три дочки и я четвёртый. Моя маты старая вже, — проговорил «киевлянин», подтверждая мою теорию о суржике.
— Он имеет в виду — единственный ребёнок в семье, — проговорил Карабас-Барабас. — Птаха, держи его на прицеле. Вдруг он не такой тёплый, как хочет казаться…
Улыбчивый поднял автомат. Улыбка сползла с его лица.
— Имя, номер части и воинское звание ты конечно же забыл? — миролюбиво поинтересовался Карабас-Барабас.
— Тимур Помигуев… а остальное…
— Я так и думал. Руки подними… — проговорил Карабас-Барабас.
— Зачем?
Улыбчивый снова заулыбался.
— Он точно тёплый, — проговорил «киевлянин». — В рашке мобилизация. Психов мобилизуют…
О, майгадабал! Как обидно! Я заметил в руках у «киевлянина» смартфон. Может, это он и есть ловец покемонов?
— Вы играете в PokemonGo?
— Играет. Хоть я ему и говорил не делать этого, — ответил Карабас-Барабас.
Он уже завершил поверхностный шмон моего айфона и приступал к исследованию карманов моего жилета. При этом его лицо оказалось близко от моего. От Карабаса-Барабаса пахло копчёной колбасой, чесноком, табаком и совсем немного сивухой. От сивушного запаха меня снова замутило.
— Пить… — попросил я, и улыбчивый Птаха перекинул мне пластиковую бутылку с водой.
— Ты никакой не Мигалкин. Ты — Герман Мартиросян. Воинское звание — капитан, — проговорил Карабас-Барабас, глядя на меня с обидной подозрительностью. — Странно, что не указан номер части. Обычно кацапы это пишут. И род войск… Может быть, ты танкист?