Я молчал, не ведая, что ответить. Мне на помощь явилась Олеся. Она что-то быстро-быстро затарахтела на мове. Она хватала моего собеседника за локоть и увлекала за собой не только его, но и изрядную часть раздражённо скорбящих. Она спасала меня, давая возможность улизнуть. Волонтёры, приехавшие вместе с нами на «газели», и её водитель делили толпу на более мелкие группы «по интересам». Так толпа разделилась на две части. Первая, меньшая часть, вошла в здание морга вслед за Олесей. Другая осталась стоять на улице. Некоторое время они волновались, обмениваясь гневными фразами, в том числе и в мой адрес, и в адрес Бога, которого я, по их мнению, представлял. Потом часть из них сбилась вокруг неведомо откуда взявшегося оратора, чей голос возвысился над монотонным бормотанием толпы, отвлёк её от скорбных дум, заставил слушать себя.
Я приблизился к ним. Небольшая группа людей, состоящая в основном из женщин, сплотилась вокруг невысокого человека неприметной наружности, неопределённого возраста, одетого, как это принято в наше непростое время, в стиле military. Женщины и несколько стариков стояли плечом к плечу, образовав несколько плотных колец. Оратор говорил на украинском языке, быстро произнося слова. Порой он всё же сбивался на русский, и это не вызывало у слушателей возмущения. По рукам слушателей ходили листки с текстом на обеих сторонах, отпечатанным типографским способом. На одной стороне на русском, на другой — на украинском языке. Над текстом на обеих сторонах картинка — изображение бойца в пилотке со звёздочкой, в поднятой над головой руке зажат пистолет, в глазах ярость, рот распахнут в крике. Под картинкой надпись крупным шрифтом «Боевой листок русского бойца».
Оратор говорил не переставая, но из-за спин собравшихся ни единого слова было не разобрать, только «ба-ба-ба» да «бу-бу-бу». На осунувшихся лицах женщин и стариков я приметил внимание и благожелательный интерес. Лишь какая-то бабёнка, лет пятидесяти, с выбеленной чёлкой и пустыми глазами тянула к говорящему смартфон с включённым диктофоном. Я взял её на заметку, намереваясь по возможности отследить её перемещение. Надо также предупредить оратора. Я притиснулся ближе к нему. Люди расступались, давая дорогу моему священническому облачению. Заметив меня, оратор заулыбался:
— Здравствуйте, батюшка!
Лишь в этот момент я узнал своего московского коллегу, уроженца Кременчуга. Как же так получилось, что он вышел за рамки своих полномочий, презрел так необходимую в нашей работе конспирацию? Сначала одесское подполье, а теперь ещё и это. Как же так? Он же передал меня с рук на руки Олесе. Мы простились, и вот опять он передо мной…
— Присоединяйтесь, батюшка! — проговорил коллега. Он смотрел мне в глаза, но будто не узнавал. — А мы как раз некоторые аспекты христианской религии обсуждаем. Минуточку внимания, друзья! — он хлопнул в ладоши. Бормотание в толпе улеглось. — Итак, когда началась эта война? Эта война началась 1000 лет назад, когда в западнохристианской, и в первую очередь в католической, церкви победил сатанизм. Разве Христос призывал сжигать людей заживо, обвиняя их в ереси? Разве Христос призывал вырезать целые народы за иные взгляды на мир? Разве Христос призывал торговать индульгенциями, отпуская богатым самые страшные грехи? Разве Христос призывал к работорговле, ссылаясь на то, что у людей не белой расы якобы нет души? Всё это и многое другое дьявольских рук дело, поддерживаемое западной церковью, которая по недоразумению называется христианской. Наша страна, Россия, для них самый главный враг. В России столетиями мирно сосуществовали разные народы, разные культуры, разные религиозные конфессии. Россия на практике показала, как можно создать огромную страну без принципа «разделяй и властвуй». Россия никого не завоёвывала и не уничтожала. Россия доказала, что можно жить в мире и дружбе. В России культуры разных народов взаимно подпитывались и обогащались. Именно за это нас так ненавидят сатанисты и воюют с нами без малого 1000 лет. Почему мы воюем? Россия — сердце земного мира. С уничтожением России погибнет весь мир. Со времён Александра Невского Запад воюет с нами. Раз в 100 лет они выбирают нацию, как агнца на заклание, и натравливают её на Россию. В 17-м веке это были поляки, в 18-м — шведы, в 19-м — французы, в 20-м — немцы. А в 21-м им удалось оторвать от России кусок русского мира, так называемых украинцев, и воспитать их в ненависти к нам. Задача Запада, как и 1000 лет назад, уничтожить Россию, обрекая весь мир на уничтожение и вымирание. 100 лет назад они мечтали загнать весь мир в концлагеря. Сегодня они приготовили для человечества цифровой концлагерь, и задача России — спасти мир от очередного фашизма. Мы — последняя надежда человечества, именно поэтому мы и воюем…
Он хорошо говорил. Тут не поспоришь. Но разве не рискованно вести такую агитацию в оставленном русскими войсками городе? Мы, очевидно, находились в окраинной, застроенной частными домами, части города. За высокими оградами виднелись увядающие сады и крыши построек. Кое-где у ворот стояли припаркованные автомобили. И ни одного общественного здания, и ни одного сколь-нибудь крупного магазина. Похоже, самым крупным зданием в округе являлся одноэтажный приземистый морг. Он выделялся и обилием припаркованных у входа автомобилей. Непосредственно за территорией морга располагался небольшой лесок. Там рельеф, скорее всего, плавно понижался к реке. Оттуда доносились короткие и пронзительные гудки катеров. В целом местность показалась мне безлюдной. Всё выглядело так, будто местное население в полном составе, включая приезжих и случайных прохожих, собралось у морга.
Я оглядывался по сторонам. Толпа загородила перекрёсток двух небольших улиц, на каждой из которых пока не наблюдалось никакого движения — русские оставили город, украинцы ещё в него не вошли. Но подобное положение не может длиться долго. Я вглядывался в перспективу улиц, опасаясь заметить характерное движение и не мог обнаружить его признаков. Кто-то из толпы сунул мне в руки кипу листовок.
— Вот, батюшка. Прочитайте и вы, — сказал мне неприметный, серенький мужичок в бесцветном спортивном костюме. — Хохлы ещё на подходе. Основные части войдут в город только через пару часов. Пока здесь только их разведчики. Мы с ними контактируем.
Я уставился на мужичка.
— Вы хотите, чтобы я это читал?
— А почему нет? Читайте пока командир не освободится и не сможет заняться вами. Вам же надо на правый берег?
Я кивнул.
— Надо туда добраться, да так, чтобы не попасться на зубок вражеской ДРГ…
Я снова кивнул.
— Договоримся с ДРГ, чтобы проводили до парома.
Сказав так, наш человек исчез, а я принялся за чтение. А я задумался о смысле аббревиатуры. «ДРГ» — что это могло означать, кроме самого очевидного?
Размышляя, почитывая, я краем глаза продолжал мониторить обстановку. Женщина с выбеленной чёлкой никуда не делась. Теперь она снимала на свой телефон лица из толпы. Олеся пока не появлялась. Из дверей морга вообще никто не выходил.
Олеся снова появилась на улице в сопровождении нескольких заплаканных женщин. В толпе зашелестело: «Они никого не смогли опознать», «Разорванные тела», «Изуродованные трупы». Я понял, что речь идёт об останках, извлечённых из-под завалов какой-то разрушенной ещё в марте 2022 года казармы.
Тем временем коллега очень увлёкся своей разъяснительной работой, найдя в окружающих его жителях Херсона благодарных слушателей. Меня же настораживал круживший над нами квадрокоптер. Аппарат работал на малой высоте, настолько низко, что я видел, как бликует оптика его видеокамеры. Казалось, оператор аппарата сможет пересчитать нас всех по головам и, при желании, сфотографировать наши лица.
Я держал в руках ворох тонких листов. Листовки отпечатанны на полупрозрачной желтоватой бумаге. Они походили на полуистлевшие листья, усыпавшие все переулки херсонского предместья. Я выпустил их из горсти, но они не пожелали опускаться на землю. Поток воздуха подхватил их и погёс куда-то.
В это время коллега закончил свою разъяснительную работу. Ребята из группы Олеси принялись разгонять небольшую толпу. Мотивы их казались неоспоримыми: висящие в воздухе над нашими головами квадрокоптеры, которых теперь стало два. Кому они принадлежат? Куда поступает полученная ими информация? К каким последствиям для присутствующих на импровизированном митинге это может привести? У коллеги имелись ответы на все эти вопросы, и он посоветовал присутствующим разойтись, уносить ноги подальше от войны. Можно в Европу, но у ближайшего пирса пришвартован катер «Нахичевань», который всё ещё перевозит людей на правый берег Днепра. Известно было коллеге и примерное время вступления в город передовых отрядов украинских войск. Распуганная жужжанием квадрокоптеров и аргументацией коллеги, толпа начала быстро редеть, а потом и вовсе истаяла.
Коллега, дав мне понять, что имеется небольшое дело в морге, скрылся за его дверью, оставив меня наедине с подозрительной дамой. Так мы стояли несколько минут, глядя в разные стороны. Операторов квадрокоптеров мы тоже перестали интересовать, поэтому они увели свои адские машинки куда-то в сторону, подальше от нас. Женщина с белой чёлкой ковырялась в своём смартфоне, писала и отправляла кому-то длинные сообщения. Кто-то звонил ей, и она в полный голос обсуждала дрянное поведение «проклятых москалей», которые «захватили» её родной город, и что-то ведь со всем этим надо делать. В числе прочих сведений, предоставленных ею неизвестному абоненту, была и внешность коллеги, которую она описала коротко: средних лет, среднего телосложения, русский, без особых примет.
После этого она спрятала телефон в крошечную сумочку и направилась в обход морга. Стараясь не шуметь, я последовал за ней. Нелепая с этой своей выбеленной чёлкой и леопардовой расцветки легинсами, она, тем не менее, выглядела вполне уверенной в себе. Туфли на её ногах были сильно сношены и хлюпали при ходьбе. Я видел её потрескавшиеся серые пятки. Время от времени она прикладывалась к своему айфону, который забавно диссонировал с её дешёвой сумкой и копеечной блестящей бижутерией. Неухоженная, не юная, она всё же чем-то напоминала мне бьюти-блогера @margo_pochez. Напоминала своей самоуверенностью, неприятием любой власти над собой, бурлящей эмоциональностью, склонностью к публичности. Когда-то всё это мне нравилось в @margo_pochez, а теперь я чувствую только раздражение, переходящее в ненависть. @margo_pochez я бы ни за что и пальцем не тронул. Марго я должен. Совсем иное дело — эта баба. Эту пожилую женщину мне придётся убить здесь и сейчас. Пусть она уже передала и приметы коллеги, и видеозапись с его «выступлением». Пусть я не нашёл способа порешить её в толпе, но я сделаю это сейчас, потому что так будет правильно для пользы нашего дела. Тогда к смартфону Снежаны прибавится гаджет ещё одной мёртвой женщины. Так у меня образуется небольшая коллекция… Чёрт! Я пытаюсь хохмить оттого, что мне погано! Это война, на которой уже погибли сотни тысяч людей, обесценивает человеческую жизнь. Почему же тогда я плачу над каждой её жертвой? Господи, как мне тяжело!