— Похороним прямо здесь. Вон там… — он показал рукой. — Есть местное кладбище. У таких, как он, родни не бывает. Никто разыскивать не станет. Тащить его куда-то нет резона — в нём весу сто пятьдесят кило.
Как же! Кладбище! Помню-помню. Ознакомился с местными достопримечательностями. Меня беспокоят мысли о мешке. Что, если помянутый Леший со товарищи тоже притащат с собой мешок? Или у них на такой случай заготовлены гробы? Шумер между тем систематически обыскивает Каценеленбогена. Делает он это аккуратно, словно прикасался не к трупу неправедно жившего человека, а к младенцу. Стоит ли упоминать об обнаружении им следов белого порошка условно неизвестного состава? Пули крупного калибра основательно размолотили рюкзак покойного Тенгиза Каценеленбогена, превратив его содержимое в нечто невнятное. Шумер окунул палец в остатки белого порошка, попробовал его на вкус, сплюнул.
— Вещдок? — спросил он, поднимая на меня глаза.
— Я не криминалист, — ответил я холодно.
— Да ну!
В его интонации слышится угроза. Надо забирать инициативу. Скоро явится так называемая похоронная команда. Надо как-то налаживать контакт. С «коммунистом» Каценеленбогеном всё понятно. Однако туманом войны скрыто всё остальное. К примеру, вызывает самый настороженный интерес краеугольный вопрос связей Каценеленбогена. Каким образом осуществлялся трафик? Не может быть, чтобы такую массу препарата он продавал в розницу самостоятельно. И конкретно этот мешок кому он намеревался передать?
— Как идут дела на передовой? — спросил я для затравки.
Лицо Шумера исказилось непонятным мне раздражением.
— А что такое передовая? — ответил он весьма невежливо вопросом на вопрос. — По-вашему, передовая — это такая черта, линия, полоса, которую надо пересечь, чтобы оказаться на территории противника. Так?
Я растерянно кивнул.
— На самом деле передовая — это не черта, а территория, имеющая, кстати, немаленькую площадь. А каковы на этой территории дела, вы теперь знаете не хуже меня, а местами, может быть, и лучше…
Шумер вперил в меня свои пуговичные глазёнки так, словно взглядом желал проткнуть, залезть во внутренности и посмотреть, как там у меня дела. О’кей! Он пытается оглушить меня своей проницательностью. Надо переходить в контратаку.
— Противник наступает?
— Пока мы сдерживаем их атаки…
— Пока?
Чёрт! Он слишком пристально меня рассматривает. Его смущает мой облик. Точно с таким же выражением несколько дней назад на меня таращился Соломаха. Он знаком с моим братом самым очевидным образом.
— Тимур Помигуев, — произношу я как бы невзначай.
Он кивает:
— Ловец покемонов. Мякиш. Хипстер. Аллергия на алкоголь. Пару месяцев назад кто-то крепко опоил его. Вы не знаете, кто? — его острые, как жала, глазки снова воткнулись в меня, взяли на пробу часть души и отступили.
— Мы сегодня крепко поджали хохла, — продолжал он более доверительным тоном. — Полторы сотни положили. В основном двухсотые. Заняли их опорник. А тут из штаба приходит сообщение: прибыл важный гость, встречайте. Вы, товарищ?..
Он думал, я назову своё звание, но я промолчал.
— Тимур Помигуев — хороший дроновод, но его усилий нам недостаточно. Планировалась разведка боем. Надо дожимать немцев, а тут вы, товарищ…
Он снова сделал некоторую паузу, думая услышать моё звание.
— Ну, я тоже приношу некоторую пользу, — произнёс я примирительно.
Шумер уставился на меня с откровенно оскорбительным сомнением. Дескать, вот брат твой — настоящий боевой товарищ, а ты со своими шашнями только помеха большому делу. Путаешься тут. Подумаешь, метадон! У нас тут сотнями люди гибнут. Вспомнился Цикада с его незаметным мужеством и двумя протезами. По мне так, настоящий руководитель должен обладать располагающими манерами, в то время как Шумер умеет в самое короткое время настроить собеседника против себя.
— Все, кто хоть как-то интересуется ходом СВО, — проговорил Шумер назидательно, — знают, что именно на нашем направлении, под N., противник несет самые большие потери в людях и технике. Он продолжает пытаться пройти предполье… — Шумер сделал выразительно-театральный жест рукой, имея в виду, что и руины храма, и куча мусора, за которой я сховал Соломаху и его возлюбленную, и есть упомянутое им «предполье». — Немцы хотят выйти к первой линии нашей обороны. С одной стороны, вроде бы атаки выглядят бессмысленными. Каждый раз одно и то же, заход в наши окопы, подтягивание техники, удар российской артиллерии и откат на первоначальные рубежи. Однако на самом деле это не так. Да, противник, конечно, переоценил свои силы и попер массами людей и техники в надежде на то, что мы откатимся…
Это выглядело как политинформация. Вспоминались советские фронтовые фильмы, политруки с усталыми симпатичными лицами. Вопрос только в том, кого агитирует Шумер? Меня? Чёрт! Не надо меня агитировать! Блогера «Герої 128 підрозділ ЗСУ»? Тоже осечка. Такой Карабас-Барабас сам кого угодно разагитирует. Кстати, возможно, он уже очнулся и с особым воодушевлением вникает в позицию остро ненавидимого им Шумера. Пойти посмотреть на него или?..
— Тут есть один нюанс… — я хотел рассказать ему о Соломахе, но меня опередила рация.
— Шумера вызывает Леший.
— Шумер слушает.
— Тут такое дело, командир…
— Вы выдвинулись?
— Да. Нас трое. Но тут такое дело…
— Говори, что за дело?
— Виталия исчезла…
После крайней фразы рация разразилась шумом, треском, звуками какой-то непонятной возни. Шумер некоторое время таращился на чёрную коробочку в своей ладони с приятным мне недоумением. Да что там! Он стоял на присогнутых ногах как громом поражённый до тех пор, пока не догадался прервать демаскирующий нас вой и треск нажатием на какую-то кнопку. На некоторое время повисла относительная тишина. Я слышал, как скрипит щебень под оживающим Соломахой. Эх, задаст он нам жару, если только…
— …если только женщина окажется на войне, то не жди добра, — проговорил Шумер.
— От женщин вообще не жди добра, — отозвался я.
Он покивал.
— Там, за грудой щебня, — я указал рукой направление. — Небольшой сюрприз для вас.
— Ещё один мертвец?
— Нет, этот живой, но пленный…
— …пусть с ним разбирается Леший. Леший — опытный человек. Знает толк в таких делах.
Пусть так, но я на всякий случай сунул руку в карман, проверил запасной шприц. Так же на всякий случай предупредил Шумера:
— Их там двое. К сожалению, вторая баба, Press. Не знаю откуда она здесь взялась.
Шумера будто подбросило взрывной волной. Махнув мимо меня, он мигом оказался на вершине небольшой горы битого кирпича, отделявшей бывший алтарь от остальной части храма. Оттуда он уже мог хорошо разглядеть и Соломаху, и его подружку. И он разглядел. В ответ ему ударили выстрелы. Один, второй, третий. Шумер упал на живот, съехал по склону холмика, укрылся от рикошетящих пуль. Я тоже присел на корточки. Выходит, Соломаха не только очнулся, но и выпутался и каким-то неведомым мне образом вооружился.
— Здавайтеся, русаки! Не то перебью всех! — донёсся из-за горы глухой рык Соломахи.
Шумер обернулся ко мне. Губы его шевелились.
— У него девчонка, пленница. Она без сознания. Её надо сберечь. Сейчас подойдут ребята… они уже знают обо всём — слышали выстрелы… мы предпримем штурм…
Он говорил что-то ещё. Отдавал распоряжения. Критиковал мою неосмотрительность. Сетовал на мою неопытность. Учил, как лучше убить Соломаху, чтобы при этом Press осталась жива.
— Девчонка корреспондент из Донецка. Её всего девятнадцать. Её жить ещё да жить, — говорил он, а я прикидывал дозу метадона.
Впопыхах я вколол им поровну, но ведь Соломаха в полтора раза её тяжелее.
— Послушай, Расстрига… дурочка влюблена… молодость… гормоны… но не погибать же из-за такой дурости…
Ах вот оно что! Провинциальные страсти-мордасти в обстановке, максимально приближенной к боевой. Нескучно они тут живут. Прочувствованную речь Шумера прервало появление нового персонажа. Человек в полном боевом облачении совершенно бесшумно крался вдоль стены храма. Это враг или товарищ из «похоронной команды»? Если так, то где же остальные? Он обменялся с Шумером несколькими весьма красноречивыми жестами. Значит, точно не враг. Соломаха тоже заметил вновь прибывшего. Под разрушенной кровлей храма вновь засвистели пули. Откуда-то с грохотом ударила очередь. В воздух взвилась кирпичная пыль.
Чёрт! Не видно ни зги! Этого только мне не хватало. Таким макаром фигуранты моего дела запросто перестреляют друг друга. Учитывая прижмуренное состояние Каценеленбогена, это совсем плохо. Чёртов туман войны покроет все следы.
Тем временем, перестрелка разрасталась. Теперь в ней принимало участие по меньшей мере четыре ствола. В коротких перерывах между очередями кто-то омерзительно высоким голосом звал какую-то Виталию. Виталия — это, наверное, девчонка-press, которая в полной отключке сейчас валяется под боком разъярённого Соломахи.
Стрелки часто меняли позицию для стрельбы, и мне не сразу удалось пересчитать их всех. Кажется, вместе с Шумером их было всё-таки трое. Четвёртый, гранатомётчик, торчал в том самом проёме, из которого давным-давно, а может быть, всего минуту назад, появился Шумер.
Стрелки лупили, не жалея боекомплекта. Прошло минут двадцать, а такое впечатление, что минул целый час, а может быть, всего минута. Время потерялось в дыму и грохоте. Я понимал, что Шумер и К° плотно обложили Соломаху, что у них достаточно боекомплекта, в то время как у Соломахи он может закончиться в любой момент. И тогда он сдастся. Или застрелится? Нет, они не станут его убивать. Если только случайно. Шальная пуля в тумане войны. И тогда Соломаху ждёт могила, общая с Каценеленбогеном? Чёрт! Только не это!
Я следил и за гранатомётчиком. Тот примостил на плечо свою трубу. Сейчас как даст. Шумер орал. В его широко открытом рту блестели поразительно белые зубы. Его рёв прорывался сквозь трескотню выстрелов.