— Не он. На господина Калиева я вышел сам, после смерти Кремлева.
Было видно, что новость его потрясла. Старик на мгновение замер, беззвучно шевеля губами, затем бессильно опустился на камушек и спрятал лицо в ладонях.
— Когда? — наконец спросил он севшим голосом.
— Месяц тому. — он поднял на меня погрустневший взгляд.
— Земля ему пухом… — он помолчал. — Значит… Началось. — я не понял его последней реплики, но переспрашивать не стал.
Старик поднялся, отряхнул брюки и поправил рубашку. Пригладил рукой волосы…
И вдруг я вспомнил ту, месячной давности фотографию!
— Вы Кацман. — он удивленно приподнял брови, затем коротко поклонился.
— К вашим услугам.
— Простите, не признал. На фото вы без бороды. И, кажется, моложе лет на двадцать… Я читал ваше дело. Рашид упоминал о друге, пропавшем около четырех месяцев назад.
Старик убрал за ухо седую прядь, и задумчиво посмотрел в сторону высившегося невдалеке артиллерийского орудия.
— Значит, это вы нынче занимаетесь делами чудесников?
Его вопрос меня обескуражил.
— Собственно… Рашид попросил приглядеть лишь за одним. За Мерфи.
— И куда собираетесь его везти?
— В Москву… Когда придумаю, как отсюда выбраться и уговорю парня. — ответил я. И угрюмо добавил: — На редкость вредоносный тип.
Кацман усмехнулся.
— Алёша? Вы просто его не знаете. Мальчик вас еще удивит, правда-правда. Он — выдающийся талант. Неоформленный — это да. Неограненный, так сказать… При соответствующем обучении ему не будет равных.
— Его идея бежать через Голаны?
— Ну почему же? Моя… — старик сверкнул глазами. — Это был единственный путь. К тому же, мальчик нуждался в… инициации. Должен был поверить.
— Вы могли погибнуть. — Кацман пожал плечами.
— Я — математик и доверяю цифрам. А еще я верю в Бога… Он творит чудеса. Когда по-настоящему захочет.
И тут из-за палатки появилось это неограненное сокровище. Одноногий, одноглазый, однорукий… Кацман деликатно кивнул и пошел прочь, а парень встал рядом, тяжело навалившись на костыли.
— Если вы хотели поговорить наедине, надо было уйти подальше. — сердито заявил он. — Здесь, знаете ли, тонкие стены.
— А мы ничего предосудительного и не обсуждали.
— Я пленник, или как? — Мерфи смотрел враждебно.
— Насильно вас никто не держит, ради Бога. Только… — я демонстративно оглядел его с головы до ног. — Куда вы пойдете?
Он уставился в землю.
— Есть неоконченные дела…
— В Америку собрались? — я специально заговорил именно об этом.
— И как вы догадались?
Еще немного, и он бросится на меня. С костылями наперевес.
— Не очень сложно. Хотел бы извиниться: в Москве я не понял, почему вы сбежали.
— А теперь?
— Вы знали, что она умерла. Вам просто не раскрыли подробностей.
— Я не верю, что мама покончила с собой.
— Когда я вам об этом сказал — тогда, на Лубянке… Я тоже не владел всей информацией. Но теперь мы уверены: ваша мать была убита. Потому, что она — чудесник. Такой же, как и вы.
Он заметно растерялся. Побледнел, на щеках проявились красные пятна. Мне стало его жалко, этого потерявшегося птенца… Прикурив, я дал ему сигарету. Он затянулся.
После длившейся целую вечность паузы, Мерфи спросил:
— Как вы узнали?
— Компьютер автомобиля вашей матери взломал хакер. Аналогичным способом убили моего начальника и пытались убить меня. Это вкратце.
— И вы знаете, кто?
— С высокой долей вероятности.
— Что будете делать?
— Мы не можем предъявить обвинение. Нет доказательств.
— Нужно их найти.
— Послушайте, Мерфи… Вы теперь знаете, что это не самоубийство. Но если вы не полетите со мной, считайте, это — не ваша проблема.
Я видел, как играют желваки на его скулах. Он развернулся и похромал прочь, но через несколько шагов обернулся:
— Почему я должен вам верить?
— Я не знаю. Прислушайтесь к себе, в конце концов… Вы же — чудесник, что бы это не значило. Порасспросите Кацмана. Он так искренне вас хвалит…
Он вернулся, подступил вплотную. Пахнуло йодом и ихтиоловой мазью.
— Вы собираетесь всё выяснить и наказать виновного?
— Я — да.
Он еще секунду что-то прикидывал, затем кивнул:
— Тогда я с вами.
По просьбе Кацмана нас согласились доставить в Тель-Авив. Там придется подождать, пока не пришлют документы — в противном случае мою троицу никто не выпустит из страны… О паспортах обещал позаботиться отец — он таки стал начальником Управления.
Очень хотелось побыстрее оказаться дома, сбагрить это ходячее недоразумение с рук, и заняться более насущными вопросами…
…В самолете я предусмотрительно занял место рядом с Алексом. Он саркастично усмехнулся здоровой половиной лица. Синяки на другой половине начали чернеть, сквозь распухшие веки проглядывал красный, как у быка, зрачок. Но, тем не менее, парень почти не обращал внимания на свои увечья. Я вспомнил: — он же боец. Наверное, привык получать тумаки.
Жестом пригласив его сесть у окна, я устроился через кресло.
— Не доверяете мне, да? — из-за распухшей щеки он как бы пришептывал.
— Скорее, боюсь. Наслышан о ваших подвигах и не хочу выпасть из самолета.
Он хрипло рассмеялся, пристукнув по подлокотнику здоровой рукой. Кожа на костяшках была содрана.
Хорошенькая бортпроводница, с ямочками на щечках и с кокетливым шарфиком на белой шейке, предложила вина. Я взял, Мерфи отказался. Попросил колы.
Он всё вертел головой, стараясь поймать взгляд девчонки. Она сидела с Кацманом, через ряд от нас. Старик храпел, свесив голову на бок, девица сидела прямо, как солдатик. Глаза прикрыла, но точно не спала.
Интересная девушка. Что-то неуловимо восточное, то ли в глазах, то ли в высоких, острых скулах… Тощая, как спичка, но не угловатая. Лиса. Актриса… То прикинется невинным подростком, а то…
Вот Лилька, например: французские духи, бриллиантовые капельки в ушах, кружева. Шелковая тигрица. А эта пигалица — без всяких кружев и духов, одним взглядом…
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Она мне в дочки годится. Почти. Да и на нашего вундеркинда смотрит, как кошка на законно пойманную мышь… Пускай.
На душе было муторно. Старик, слепец, неуправляемый гений… Даже не знаю, кто я при них? Мальчик для битья? Телохранитель? Хотя, телохранитель, скорее, она — рыжая бестия. Если б я не вспомнил вовремя про пароль…
Не к месту подумал, что давно не виделся с Лилькой. Собственно, с тех пор, как всё закрутилось… Даже номера своего нового ей не сказал. Во избежание…
— Господин Воронцов… Вы не спите?
Я встряхнулся. Спать, конечно, хотелось, но если парнишке приспичило поговорить, лучше откликнуться.
— Как вы себя чувствуете?
— Не знаю. Растерянным. Напуганным. Больным… Вы правда приехали в Израиль из-за меня?
— В Дамаск, сударь мой, в Дамаск… А это, как говорят у нас в Москве, две большие разницы.
— На самом деле, по возвращении у меня снова могут быть проблемы. Вряд ли Джафар простил долг. О, вы, наверное, не в курсе… — я его остановил:
— Успел приобщиться. Кстати, это он сдал вас сирийцам.
Мерфи кивнул.
— Я так и думал. Тот бой… Противник был откуда-то с ближнего востока. Они долго меня обхаживали, уговаривали… Деньги немалые сулили. — он побарабанил пальцами по подлокотнику. — И когда позвонил отец…
— Хотели выиграть и рвануть в Америку?
— Да, хотел. Теперь понимаю, что они бы меня не отпустили. Не представляю только, зачем я им… Ладно, Кидальчик — золотая курица… Но я?
— Если то, что о вас рассказал Кацман — правда…
— И что? Сбрасывать меня на голову неприятеля? Как джинна?
— Не понял…
— В старых легендах говориться, что джинны могли разрушать города.
— А, в этом смысле… — я представил, как Мерфи, мановением руки обрушивает здания, мосты… Сделалось не по себе. — А вы правда можете — целые города?
— Не знаю. Не пробовал. — и он отвернулся.
У меня создалось впечатление, что разговор не состоялся. Он не сказал того, что хотел…
ГЛАВА 28
СПРУТ устранил с его пути все препоны: рассчитал стратегию внедрения в массовое сознание образа великого Филантропа, пекущегося о благе общества — доброго, но строгого и справедливого. Предоставил план-проекты школьных программ для будущих подданных его Мировой Империи, и даже показал, каким именно образом эти программы внедрить, получая максимальный положительный эффект. Составил план инвестиций таким образом, чтобы все значимые мировые корпорации попали под управление Траска.
СПРУТ разработал планы проникновения в боевые комплексы разных государств. В нужный момент под контроль Траска перейдут системы управления ПВО, баллистических ракет, спутники связи…
Траску нравились методы, используемые новой программой: никаких воплей о гуманизме, демократии и человеколюбии. К каждой цели СПРУТ применял эффективную стратегию, не отягощенную нормами морали…
— Андрэ! Ищи няньку для своих кошек!
— Мы летим в Москву?
— СПРУТ придумал, как заставить русских играть в нашу игру. Мы выжмем их досуха!
— Насколько я помню, с русскими не срабатывают обычные методы.
— Я знаю на какие рычаги нужно давить, чтобы всё прошло, как по маслу.
— Да, сэр.
— И не кисни!
— Хорошо, сэр. Но… вам не кажется, что доверять программе — преждевременно? Это ведь просто набор нулей и единиц, плод вашего гениального разума…
— А кто тебе сказал, что я доверяю? Ты же знаешь, Андрэ: более недоверчивого человека не найти во всем мире. Но спасибо, что беспокоишься. Надеюсь, это не из-за того, что тебя подвинули с пьедестала Короля Стратегий…
— Вы как всегда правы, сэр. Я не столь хорошо понимаю машины, как вы.
— Да уж конечно! Никто не разбирается в этом лучше меня!
Совершенно довольный собой, Траск откинулся на подушки. Лимузин тронулся с места, увозя их с Андрэ в аэропорт. На этот раз — никаких проволочек и непредвиденных катастроф… — он усмехнулся. — Обо всём позаботится СПРУТ.